Между Вороном и Ястребом. Том 2

Айлин же с томительным предвкушением схватила драгоценную добычу – три листка, полученные от базарного некроманта.

«Вот сейчас я все прочитаю и выучу!» – пообещала она себе, устроившись на постели, и… зевнула. Ну нет, спать она совсем не хочет, разве что лечь поудобнее и на минуточку прикрыть глаза от солнца? Да-да, это солнце виновато, что веки отяжелели!

Она еще успела понять, что списки выпали из руки и мягко спланировали на пол возле кровати, а потом на нее словно набросили мягкий полог, и кто-то коварно погасил день.

* * *

«Я ведь только что глаза прикрыла! – поразилась Айлин, приподнявшись и посмотрев в окно. – Что случилось?!»

Сад за окном неуловимо изменился – деревья бросали более длинные тени, зелень кустов как будто стала темнее, не такой безудержно яркой и глянцевой, аромат цветов из удушающе тяжелого превратился в тонкий и нежный, а главное – солнце! Оно все еще стояло над деревьями, но гораздо ниже, чем несколько мгновений назад. Несколько мгновений?

«Все-таки уснула, – поняла Айлин и почти смутилась – давно уже она не засыпала так мгновенно и сладко. – Но как же хорошо…»

Все тело переполняла мягкая ленивая нега, зато голова оказалась легкой, мысли текли ясно и чисто, как будто за время сна кто-то извлек их, почистил с песочком, сполоснул и вернул обратно на радость хозяйке. Интересно, разумники так умеют? Очень полезная была бы магия! Во всяком случае, для тех, кто не может себе позволить прогуляться по арлезийскому базару, а потом хорошенько выспаться!

Она вскочила, чувствуя, как бодрая свежесть возвращается и к телу тоже. Захотелось пробежаться, попрыгать, сделать гимнастические упражнения или взять в руки рапиру… Или поплавать! Да, ее ведь ждет свидание с морем! Но Кармель обещал вечером… Возможно, сейчас у него какие-то дела? Или он тоже отдыхает? Нельзя требовать, чтобы он посвящал ей все свое время, это неучтиво и попросту глупо.

Немного поколебавшись, Айлин дотянулась до бумаг базарного некроманта, которые так и лежали на полу, развернула их и жадно вчиталась. Листы были исписаны едва ли до половины, и через пару мгновений она поняла, что документы попросту повторяют друг друга на арлезийском, итлийском и фраганском языке. Но… тогда получается, что здесь почти ничего не написано?!

– Всего три вида?! И про каждый от силы полдюжины фраз?! Ни условий существования, ни анализа агрессивности, даже сведений про размножение нет! Ну кто же так описывает?! А рисунки где? Приличные рисунки, а не вот это вот!

На каждом листе имелось изображение описываемой нежити, однако такое корявое, словно рисовал их ребенок, напуганный страшными сказками. Клыки, когти, вставшие дыбом волосы… Айлин добросовестно попыталась сравнить гулей с моритами, а также их обоих – с джиннами. И не нашла никаких различий, хотя любому ясно, что подземная нежить просто не может быть похожа на водную! И что это за «благие джинны»? Получается, что существуют и неблагие, про которых в бумагах ничего не сказано! А отличать их как?!

– Если бы я сдала такую письменную работу, мэтр Ирвинг решил бы, что я заболела, – мрачно сказала Айлин, откладывая бумаги в сторону. – А мэтр Денвер еще и наказал бы, заставив написать эссе по дополнительному материалу. Но это же не адепт, а взрослый маг, еще и королевский служащий! Хорошо, пусть он не из Ордена, но даже у вольных магов должны быть какие-то понятия о достойной работе! И вот этим он руководствуется? Или только мне такое выдал, чтобы отвязаться?! Ну, если так… я же вернусь! А пока что, пожалуй, спрошу у Кармеля, что он знает хотя бы о тех же гулях.

Она мечтательно представила, как пишет про гулей настоящее исследование по всем положенным в Академии критериям, а потом триумфально показывает базарному магу, как должно выглядеть образцовое описание нежити, и… не отдает! Еще чего не хватало! Лучше Эдгару Гринхиллу подарит, вот!

Но… для исследования ей нужно описать истинный облик, а еще лучше – зарисовать… Интересно, можно ли договориться об этом с уважаемой сударыней Асият?

Теперь ей точно понадобилось увидеть Кармеля, причем как можно скорее! Однако местная горничная, которую Айлин вызвала колокольчиком, на приличном итлийском сообщила, что дон Роверо изволил уйти купаться в море.

– В море? – едва не ахнула Айлин. – Один? То есть…

Она тут же сообразила, что ее желание искупаться в присутствии мужчины, пусть и жениха, никак нельзя посчитать приличным. И что таким поведением она, скорее всего, позорит Кармеля! И вообще, слишком уж она забыла о стыдливости. Вот в Дорвенанте ни за что не позволила бы себе такого, а здесь как будто попала в страну грез, где все дозволено…

– Дон Роверо велел передать, что вернется к ужину, а если донна проснется раньше и пожелает его увидеть, она может либо послать за ним, либо спуститься к берегу сама, – совершенно невозмутимо добавила горничная и почтительно осведомилась: – Что изволит благородная донна?

– Я хочу спуститься! – выпалила Айлин. – Не могли бы вы меня проводить? Или позвать Амину, если она не занята.

Так же почтительно присев, горничная исчезла, и через пару минут в комнату вошла Амина.

– Ай, госпожа уже проснуться! – обрадовалась она. – Такой сон большая польза приносить! Лицо красивый делать, характер – добрый. Господин час назад приходить, на госпожа смотреть. Сказать, госпожа хорошо работать, госпожа не будить! Амина ждать!

Айлин от смущения только фыркнула. Ну что ж, ведь документы она все равно изучила, пусть и немного позже, чем рассчитывала. И теперь полна вопросов и научного рвения!

– А здесь легко добраться до моря? – спросила она, выходя с Аминой из особняка и подзывая Пушка, который развалился в тенечке под деревом. – Оно правда теплое? И соленое? А как же в нем живут рыбы? И почему…

Она осеклась, понимая, что на самом деле ее сейчас интересует лишь одно – сможет ли она купаться рядом с Кармелем? И если да, то в чем?

В Академии всех адептов Красного факультета учили плаванию, остальные могли посещать эти занятия по желанию, но боевики – непременно! Однако девушек тренировали отдельно от юношей, а формой для занятий служило белье из полотна – штаны и плотно подпоясанная, чтобы не задиралась, рубашка. В воде они облепляли тело и мало что скрывали, но это было хоть какой-то уступкой приличиям, к тому же наставник объяснял, что боевик должен быть готов к любой неожиданности, а плавать в одежде гораздо труднее, чем без нее, и к этому нужно иметь привычку. Айлин тогда только радовалась втихомолку, что им хотя бы можно плавать в мужской одежде, ведь обычные женщины купаются в длинных рубашках или платьях. Вот им в воде даже шевелиться трудно!

– Госпожа все увидеть сама, – улыбнулась Амина, уверенно направляясь к дальнему концу сада. – В Арлеза море как женщина, у который хороший муж. Один, два, десять дней ласковый! Много-много дней! Потом один день разозлиться, поплакать, все побросать – и опять добрый! Когда море злой, рыбаки в него не ходить, только большой корабли не бояться. Ждать, когда добрый, тогда люди рыбу ловить, купаться, ракушки собирать. Господин очень море любить, в Дорвенна тосковать о море как о женщина! Теперь у господина госпожа есть и море есть – он совсем счастливый быть.

Она распахнула садовую калитку, ажурную, кованую из тонких медных прутьев, изображающих плети вьюнка, и первой ступила на мраморную лестницу, уходящую вниз плавным поворотом. Айлин, все сильнее разгораясь нетерпеливым ожиданием, последовала за ней, а замыкал их маленькую процессию Пушок. Лестница оказалась широкой и некрутой, рассчитанной на пышные дамские платья. Белые ступени с нарядными розоватыми прожилками были хорошо отшлифованы, однако время оставило на них след, кое-где мрамор потрескался или разбился, эти сколы зернисто блестели, будто кусочки твердого сахара. Айлин захотелось украдкой лизнуть такой скол, но она, конечно, не стала этого делать. Зато, немного подумав, сняла домашние туфельки, взяла их в руку и зашлепала босыми ступнями по чистому и восхитительно теплому, нагретому солнцем камню.

Ощущение чуда стало еще сильнее, когда она посмотрела наверх. По обе стороны от лестницы высились могучие деревья с пышными тугими кронами. Их подножья прятались в кустах, по стволам и веткам вились лианы, не позволяя разглядеть ничего вдалеке, зато наверху, в просветах между деревьями, виднелось небо, бесконечно далекое и такое ярко-синее, словно его сделали из драгоценного алхимического стекла.

Очарованная непривычной красотой, она шла будто во сне, и когда лестница снова повернула, теперь в другую сторону, Айлин, едва шагнув за поворот, остановилась, онемев от восхищения, распахнув глаза и затаив дыхание.

Море! Оно расстилалось внизу бесконечным полотном лазурно-голубого атласа, сияло серебряными бликами, а вдалеке, у самого горизонта, где лазурь встречалась с густой синевой неба, виднелось несколько парусов – Айлин видела их только на картинах, но сразу поняла, что эти белоснежные мазки, словно нанесенные опытной рукой художника, могут быть только парусами. И что без них море было бы таким же прекрасным, но одиноким, лишенным чего-то очень важного и нужного.

А еще, чего она поначалу не заметила, завороженная немыслимым лазурным простором, истинную свободу море получало не сразу, потому что слева и справа суша окаймляла его парой темно-зеленых полос, выдающихся далеко в воду. И получалось, что огромное пространство морской глади частично заключено в оправу берега, очертаниями подобного круглой вазе со слегка зауженным горлышком. А там, за пределами этих береговых стражей, море обретало сапфировые переливы…

Мгновение спустя Айлин все-таки вдохнула воздух и едва не закашлялась – ветерок плеснул ей в лицо смесью ароматов – соль и хвоя, свежая рыба и что-то резкое, алхимическое! Получившийся запах должен был отталкивать, но вместо этого показался невероятно притягательным!

Она с трудом отвела взгляд от моря и посмотрела перед собой – лестница уходила вниз прямая, как стрела, заканчиваясь у самой поверхности воды… нет, она уходила в воду! Прямо в зеленовато-голубую аквамариновую волну с кружевной серебряной оторочкой! Сбоку, немного выше воды, к лестнице примыкала маленькая терраса с резной мраморной ротондой, тоже сахарно блестящей на солнце, и Айлин смутно вспомнила, что вроде бы в определенные часы море должно подниматься – как же оно не заливает эту ротонду? Или вода остается ниже? Впрочем, неважно!

Ничего неважно, кроме возможности сбежать вниз по этой лестнице! Полной грудью набрать горько-соленое дыхание моря, разлитое в воздухе, наклониться и зачерпнуть воды, плеснуть ее в горящее лицо…

– Госпожа нравиться? – вопросила Амина так гордо, словно сама создала и море, и берег, и даже эту лестницу.

– Оно прекрасно… – прошептала Айлин, удивляясь, как не разучилась разговаривать. – Так прекрасно, что плакать хочется… И смеяться… И смотреть на него вечно…

– Госпожа понимать, – торжественно подтвердила Амина. – У госпожа большое сердце, только в такое сердце можно поместить великий красота! Всеблагая Мать протянуть людям две руки. В одна ладонь давать людям пустыня, в другая ладонь – море!

Она протянула перед собой руки со сложенными лодочками ладонями, показывая, как Всеблагая это сделала. И на миг Айлин показалось, что Всеблагая Мать должна быть не рыжеволосой белокожей дамой, как ее всегда изображают в храмах, а вот такой – смуглой, с огромными черными глазами и пухлыми губами на точеном остроскулом лице. Статной, величественной, но не мягкой, а хищно-опасной, дарующей не только плодородие, но и шторма с бурями, палящий зной и мертвенный холод… С чего люди вообще решили, что мир создан для них?! Он сам по себе, его чудеса рождены чем-то немыслимым, непостижимым, и если завтра весь род людской исчезнет, море даже не заметит потери, да и потерей это не посчитает…

– У море есть берег, у пустыня есть край, – напевно продолжила Амина. – У всего есть конец. Только у человеческий разум и сердце нет берег и край. Человек может пересечь пустыня и переплыть море! Человек может победить бог! И даже смерть победить! Но труднее всего для человек победить сам себя. Если смочь себя, то все победить. И пустыня, и море, и боги. Если не смочь, то малый, как песчинка, слабый, как водяной капля. Ветер повеять – и нет человек. Так у нас в пустыня мудрецы говорить.

И добавила, вздохнув и улыбнувшись, будто стирая всю серьезность сказанного:

– Госпожа не думать про великое, госпожа идти купаться. Есть время думать, а есть время любить и радоваться. Господин заждаться свой любимый женщина! Амина сказать, чтобы никто сюда не ходить, госпожа не беспокоить. Платье снять, можно рубашка купаться. Рубашка снять – можно совсем голый купаться. Никто не увидеть, море не рассказать.

«То есть как никто? – в сладком смятенном ужасе подумала Айлин. – А как же Кармель?! Я была с ним в постели обнаженной, но вот так, посреди белого дня и в огромном море… Как это вообще можно вынести?! Такой стыд… и такой соблазн…»

– Пока госпожа купаться, Амина полотенце принести, – безмятежно сообщила мауритка. – Еда и вино тоже принести, море совсем голодный делать.

И ушла по лестнице, оставив Айлин совсем одну, ошеломленную и растерянную, полную ожидания, предвкушения и только что родившегося азарта – ведь если море точно никому не расскажет, получается, что она боится поверить Кармелю? А это уж точно не так!

– Есть время думать, а есть время любить и радоваться, – медленно повторила Айлин, снова полной грудью вдохнула ветер, несущий запах моря, и сделала шаг, спускаясь еще на одну ступеньку показавшейся вдруг бесконечной лестницы.

Запустила пальцы в шерсть подвернувшегося под руку Пушка и сделала следующий шаг. Потом еще, еще и еще… А потом лестница вдруг закончилась, и навстречу Айлин, обнаженный, мокрый, с прилипшими ко лбу волосами, блестя каплями воды на бронзовой коже, из моря вышел Кармель.

– Ты пришла, моя донна, – сказал он, улыбаясь, глядя на нее восхищенно и жарко. – Смотри, эта лестница уходит под воду. Ты можешь зайти так далеко, как захочешь.

«Могу, – согласилась про себя Айлин. – И не только по лестнице!»

* * *