Пашня. Альманах. Выпуск 3

Они познакомились на берегах Волги в девяностые годы. В один из майских вечеров, когда на Волге становится так тепло, что можно сидеть на набережной целый вечер и даже ночь. И вовсе не холодно. И мошка еще не пошла. И комаров нет. И ветра нет. А есть только сладость разлившейся весны. И Волга дышит, как созревшая дева. Приди и возьми ее!

Тина пила вино в открытом кафе под зонтиками. Ей хотелось любви. Всем девушкам хочется любви, независимо от их статуса и интеллекта. Филфак был окончен, а впереди зияла пропасть. Мамаша была занята собой и своими молодыми любовниками и ясно дала понять Тине, что, теперь уж как-нибудь сама, милочка. Но только так, чтоб без последствий. О последствиях мамаша не распространялась. Но Тине они мерещились в виде незаконнорожденных младенцев и твердых шанкров и безумно пугали. Папаша же вообще выпал из ее жизни. Он был неудавшимся бизнесменом с огромными долгами и вечно пребывал в бегах. Папа был добрым малым, но ужасно бестолковым.

Тина сидела на берегу Волги, вдыхая майскую сочность сирени. В раздумьях наматывала кудряшки на палец. Мечтала. Ждала. И дождалась.

Сережа отсидел по молодости год – покалечил кого-то в драке. Из института его исключили. В двадцать лет из тюрьмы он вышел другим человеком. Теперь его сознание навсегда составляли «шконки» и «пайки». В институте удалось восстановиться (родня из казачьей станицы носила декану поросят каждый месяц). Но сознание было исковеркано навечно. Сережа был добр и щедр. Тину он любил, как ребенка и баловал как только мог.

– Малыш, а давай мы с тобой свадебку забацаем! Лабуха крутого наймем. У меня подруга-подельница ресторан держит. Погуляем!

Работать как обычные люди с утра до вечера Сережа не мог. Он был выше этого. Но деньги у него были всегда. Тина поначалу робко интересовалась, откуда берутся деньги. Но Сережа был мастер заговаривать зубы. Мол, Гагик-армянин мутит с икрой, а он в доле, и вообще, малыш, зачем тебе голову забивать. Не парься, малыш.

Тину Сережа считал невероятно умной и жутко гордился ею.

– Вот сплю, я с тобой, малыш, и думаю, как же мне, сука, повезло!

Сережа хотел попробывать в жизни все. Переспать с тремя женщинами одновременно, прыгнуть с парашютом и вмазаться герычем. Денег он не жалел. Давал беспечно в долг. В период безденежья Сережа не унывал:

– Не жили богато – нехер начинать!

А доставая последнюю купюру из кармана, задорно подмигивал:

– Нет денег – и это не деньги.

Вечерами, бывало, Сережа читал книги. Зачитывался, к примеру, биографией Кропоткина и мечтал попасть в Петропавловские казематы, чтобы полежать на той же шконке, что и знаменитый анархист, дабы прикоснуться к прекрасному.

Теперь они жили в крохотной живопырке в Веселом поселке на улице Дыбенко. Веселым в поселке было только название. Фамилия матроса Дыбенко не добавляла шику этому месту. Это было гетто для люмпенов. Но Тина полюбила этот город интеллигентных алкоголиков. Там на Волге алкоголики были просто быдлом…

В ноябре на город наваливалась непроглядная тягучая серость. Казалось, этой серости не будет конца. Солнце закатывало глаза, являя свои белки, и уходило навсегда. Ходили слухи, что оно вернется, и в марте уже будет легче. Но в это верилось с трудом. Тоска не имела пределов. Люди плакали, как плачут маленькие дети вслед уходящей матери, не понимая, когда она вернется. Морось проникала в людей, разливалась по жилам, и они, безоружные, не способны были противостоять силе этого города. Они любили его чахоточную бледность и анемичные будни, любили так, как любят больных и пропащих мужчин.

Сережа ушел в длительное пике. На его языке это называлось сесть на систему. Он не работал, а деньги ему требовались каждый день. В те дни, когда денег не было совсем – он пил болеутоляющие со снотворными, запивая все это водкой, получая хоть небольшую передышку. Откуда брались деньги – Тина не спрашивала. Она уже давно ни о чем не спрашивала, не увещевала, не просила, не требовала. Разговоры закончились. Осталась жизнь в ожидании конца. Ведь конец есть у всего. На него и была вся надежда.

Никто вокруг не знал о том, что творилось в маленькой квартирке на улице Дыбенко. Не знали ни родные ни соседи, ни коллеги по работе.

Тина не раз порывалась уйти. Собирала чемоданы. И дело было даже не в том, что идти было некуда. Там на Волге жила русская бабушка, а в Израиле – нерусская, и, конечно, можно было уйти… Но выходило так, что уйти было невозможно. Потому что даже собак и кошек не бросают вот так погибать. А оставить человека, который за восемь лет стал бесхозной девочке мамой, папой и другом было просто невозможно.

***

Тина возвращалась с работы. В вагоне метро паренек с рюкзачком стоял напротив нее и улыбался.

– Девушка, вы красивая!

Тина не ответила ему и стала протискиваться к выходу.

Еще с утра ее мучили дурные предчувствия. Сережа сильно осунулся и постарел за последний месяц. Он, который, никогда ни на что не жаловался, утром произнес скрипучим безжизненным голосом:

– Тиша, я устал. Помоги мне!

Как она могла ему помочь? Все способы уже были испробованы. Больницы, капельницы. Сколько денег было потрачено!

Дорога из метро к дому вела через парк Есенина. Фонари освещали только аллею. Деревья и кусты по бокам аллеи стояли в темноте и всегда наводили ужас на Тину в это время года. Этот парк был местом сборищ наркоманов и алкоголиков. Она шла, боязливо поглядывая на чернеющие кусты, и вдруг боковым зрением заметила какое-то движение.

Это был человек. Он двигался очень медленно, согнувшись пополам. Пытаясь продраться сквозь кусты, человек завалился набок и не мог подняться.

Каким-то животным чутьем Тина почувствовала, что человек, лежащий в кустах, ее муж.

– Сережа, это ты?

– Я, – прохрипел голос из темноты, – малыш, помоги мне.

Тина помогла подняться Сереже. Его трудно было узнать. Сгнившие липкие листья облепили его голову. На лице грязь смешалась с кровью. Сережа не мог разогнуться. Они пошли медленно. Каждое движение давалось ему с трудом. Тина шла, придерживая его за руку.

– Тебя били?

– Битой по спине. На..бали, суки, на деньги. Это была левая хата.

Вдруг идти стало легче. Кто-то ухватил Сережу с другой стороны. Под фонарями Тина узнала паренька с рюкзачком.

– Девушка, какая вы отважная! Вы фея? Вы помогаете бездомным? Или работаете в службе спасения? – паренек улыбался, – потащим этого бродягу вместе.

И они пошли маленькими шажками. Сережа время от времени заваливался набок.

– Вы хоть знаете, куда мы его тащим? У него дом-то есть? Вы с такими поаккуратней. Смотрите, как он вас испачал.

– Пойдемте туда – Тина кивнула в сторону домов, – я знаю, где он живет.

Уже у лифта паренек сказал.

– Ладно… Сегодня у меня вечер добрых дел. А знаете что, – он посмотрел на Тину добрыми детскими глазами, – дайте-ка мне ваш номер телефона и если со мной что-нибудь случится, я вам позвоню. И вы меня спасете. Например, от одиночества… Кстати, откуда вы знаете, где он живет? Он ваш сосед?

– Он мой муж, – ответила Тина, заходя с Сережей в лифт.

***

Дома Тина долго отмывала Сережу. От врачей он отказывался наотрез.

– Тиша, родная моя, давай уедем куда-нибудь. Давай в станицу уедем. Я в ловушке. Мне не выбраться. Ты поедешь со мной?

– Поеду, Сережа, конечно, поеду… – Тина погладила мужа по голове, – завтра… давай поговорим об этом завтра. А теперь спать. Все будет хорошо.

Но в станицу назавтра они не поехали. И на работу Тина не пошла. И не потому, что телефон под подушкой не прозвенел. Телефон был на месте. А вот Сережи уже не было.

Дуня Молчанова

Albo dies notanda lapillo

5.10.17

Решил поехать на море, когда нет толп туристов, и стоит все в разы дешевле. Я здесь второй день, но уже стало понятно, что быт такого места можно описать библейской метафорой – через жизнь, смерть, воскресение и проч. Как в природе – прибрежный городишко на зиму впадает в спячку, но с ранними теплыми лучами солнца (и первыми туристами) все просыпается и готовится ко встрече, и так повторяется из года в год.