– Я не хотела никому зла. Я вообще ничего не хотела и не думала. Иногда так бывает от переживаний – я просто отключаюсь, вернее, переключаюсь куда-то внутрь. Что-то происходит вокруг, а мне все равно. А потом неясность, ну, типа тумана в мозгу, она рассеивается и все идет своим чередом. Но так сильно меня еще не шарахало никогда…
– Поделитесь?
– Почему бы и нет…
И она рассказала про Лайоша, их бесшабашную студенческую дружбу, которая после одной вечеринки превратилась в неуправляемую страсть, загонявшую их летними ночами то в заросли на горе Геллерт, то в темные переулки Бельвароша, если они не успевали добраться до его дома. Про то, как она сегодня вечером приехала к нему в мастерскую и нашла там новую подругу, полуголую, пьяную, дьявольски красивую. Про его взгляд, в котором не было ни капли вины, только досада. Про то, как невменяемая, она пешком шла из гламурного Хедьвидека к Дунаю через весь город с одной мыслью – исчезнуть так же ярко и безумно, как все, что было между ними.
Кальман допил кофе, вздохнул, и спросил невпопад:
– Где вы учитесь?
– В Университете Искусств, факультет живописи.
– Художница? Как замечательно! А что вам нравится писать больше всего?
– Море.
– Наверное, любите Айвазовского?
– И вы туда же! Все первым делом вспоминают его, будто это единственный гениальный маринист. Но да, люблю.
– Говорят, самое красивое море в тропиках…
– Не знаю, мне больше нравится северное море, с айсбергами.
– Вы уже писали его с натуры?
– Это было бы круто, я мечтала увидеть своими глазами айсберги. Но не успела.
– «Не успела» можно сказать в восемьдесят лет, и то не факт. Вам-то что мешает?
– Ну…
Мелинда замолчала. Кальман, затаив дыхание, наблюдал за ее лицом. Озадаченность. Поиск решения. Удовлетворение. Новогодний огонек в глазах. Он увидел то, чего она сама пока не осознала. Только что мечта стала планом действий. И тогда он беззвучно выдохнул.
Мелинда не заметила его напряжения. Она уже была мыслями где-то в Исландии или Норвегии, на берегу темного неспокойного моря с громадами айсбергов, ломающих линию горизонта. Как же он прав, ей действительно ничего не мешает! Уехать сейчас за границу – отличная идея!
Заскучавший мопс привалился толстым боком к ее ноге и вернул с северных берегов на скамейку у Парламента. Она улыбнулась Кальману:
– Спасибо вам за все. Мне пора домой.
– Вам спасибо, Мелинда. Долгие прогулки полезны для здоровья. Мы проводим вас до такси.
Человек и собака смотрели вслед удаляющемуся желтому автомобилю. Ночной ветер над Дунаем окреп, но был по-прежнему теплым. Город, одетый в осень, сонно моргал своими бесчисленными огнями.
Забулькал телефон. Кальман долго искал его по внутренним карманам. Достал, улыбнулся ему, как живому и крепко прижал к уху.
– Потеряла нас? Уже идем… нет, все в порядке, просто пришлось утопить тебя в Дунае… Да, опять… Ну, не шуми, мы пончиков принесем, с глазурью… Я тебя тоже…
Мастерская Алисы Ганиевой « Как делать прозу»
(весна 2018)
Как разобраться в главных законах сюжетостроения и композиции: сюжет и мотив, перипетии и коллизии, интрига и саспенс.
Глеб Буланников
Розочка
Руслан старше меня на два года.
Он сутулый, поджарый, все время удивлялся – как он носит эти кеды? почему эта обувь, похожая на подростковую сумочку unisex, называется кеды? почему я несу на кассу газировку и батончик, а он везет коляску?
– Руслан!
– Привет, друг! Как жизнь?
– Руслан!
– Простите, вы кто?
– Руслан!
– Руслан!
– Руслан!
– Вы мне? Сожалею, вы ошиблись.
Конечно, может быть и по- другому. Например, ответят из коляски. Малыш Руслан Русланович.
Но даже тогда у разговора будет только два пути.
Есть еще третий.
Мы будем неловко расшаркиваться, а потом он пробьет у кассира свои товары и стыдливо (или с облегчением) убежит, забыв скидочную карту магазина (или оставит ее, чтобы я нашел его; или это взятка, чтобы я не искал).
Руслану двадцать два.
На правой ноге, чуть выше носка, у него шрам от бутылки пива. От розочки. Это горлышко, похожее на незажженный факел.
Он выбирает яблочное пюре для сына. Руками ничего не трогает, баночки стоят так плотно, они почти образуют цепочку, что неуклюжее прикосновение – и стеллажа нет.
Вряд ли у молодого отца есть чем расплатиться.
Хотя Руслан, конечно, знает, что такое расплата. Если стеллаж рухнет, он переживет. Если баночка упадет ему на ногу, и я подбегу, мы переживем.
Переживем дежавю.