Тугайно-тростниковый скиффл

Часам к одиннадцати угомонились, стали готовиться ко сну. Юрий Иванович, не дожидаясь раздела кроватей, уложил свой спальник с поролоном на пол, а Сергей Степанович предпочел спать в своей машине. Он взял подмышку спальный мешок. Я вручил ему пакет с мусором для того, чтобы он выкинул его по пути в помойную яму, и мы расстались. Через пару минут после ухода Сергея Степановича Николай Константинович изъявил желание перед сном выйти во двор и нетвердой походкой двинулся к выходу. Я нагнал его, когда он уже переступил порог, и решительно преградил путь, опасаясь, как бы он не шагнул с лестничной площадки прямиком. Придвинув его к стене, я включил фонарик и осветил края опасного прохода. В луче китайского осветительного прибора неожиданно обозначилась фигура Сергея Степановича. Он стоял молча, взирая на нас снизу. Вид у него был растерянный. Пальцы судорожно сжимали пустой пакет, а мусор из него был разбросан на несколько метров вокруг. У ног валялся и спальник.

Все было понятно без слов, но для порядка я все же спросил: «Мусор вынес?»

– Ага, – ответил потерпевший.

Я спустил по стеночке Николая Константиновича и подошел к бедолаге поинтересоваться его состоянием здоровья. Осветив его с ног до головы и убедившись, что видимых следов ранения не наблюдается, я понял, что Сергея спас спальник, на который он, скорей всего, упал и тем самым избежал серьезных увечий.

– Руки, ноги целы? – спросил я его.

– Ага, – проронил вдруг став немногословным Сергей Степанович.

– Идти можешь?

– Могу.

Он развернулся и пошел в сторону своей машины.

– Спальник-то возьми на всякий случай, – окликнул я вконец растерявшегося компаньона.

Сергей Степанович вернулся, поднял спальник. Я с усилием отнял у него пустой пакет и осветил дорогу.

Тем временем Николай Константинович начал восхождение к входной двери. Мне пришлось поспешить, дабы уберечь от падения следующего претендента на свободный полет.

Часа в три ночи раздался настойчивый стук в дверь. В дом ломился Сергей Степанович.

– Холодина такая, – сообщил он мне, протискиваясь в помещение.– А спальник забыл взять.

– Какой спальник, ты же с ним ушел.

– А где ж тогда он?

Мы вышли наружу. Стояла безлунная ночь. Звезды светились необыкновенно ярко. Небосвод простирался до горизонта. И казалось, что ни одно небесное тело не может упасть незамеченным. Каждое из них вспыхивало в разных уголках вселенной и оставляло за собой долго не меркнувший четкий след. Легкий морозец бодрил, призывая к активным действиям.

Мы пробежались с Сергеем от места его падения до машины, но мешок по дороге не попался. Он лежал целехонький на капоте.

– Я, видать, положил его туда, когда открывал дверцу, – рассудил Сергей Степанович.

– Бывает, – приободрил я забывчивого товарища, а про себя подумал: «С пьянкой надо кончать, а то так и голову можно потерять…».

IV

Встали с рассветом, упаковали вещи и тронулись в дорогу. В поселок заезжать не стали. На окраине выбрали накатанную дорогу и запылили по направлению к речке, где, как нас проинформировали, находился мост. Миновав реку, следовало найти еще одну переправу через протоку, соединяющую мелкие озера с Балхашом.

Нужно сказать, что позже мы не раз проезжали этим путем, и всякий раз он выходил вдвое длиннее обратного. Каждый год в это время отдельные участки дороги оказывались затопленными сбрасываемыми водами, которые направляли на заливные луга, поэтому приходилось искать объезды. Вся местность от поселка до моста через Аксу была буквально испещрена дорогами. Эта вода почему-то из года в год избирала себе новое русло. И где она появится в следующем сезоне, точно сказать никто не мог.

После долгих блужданий, наконец, выехали к мосту. Вода в речке стояла только в глубоких ямах, затянутых по краям изумрудной тиной. Скорей всего, её приток прекратился в середине лета.

За приречными тугаями взгляду открылась огромная песчаная равнина. Вдалеке в обрамлении тонкой линии тростников виднелся Балхаш.

Через полчаса оказались у второй переправы. Она представляла собой бревенчатый настил, положенный поверх бетонных колец большого диаметра. Эти кольца лежали на дне глубокого затона в самом узком его месте. Дальше вода разливалась, образуя в низинах цепь небольших озер.

Дорога шла вдоль берега, плотно заросшего тростником, за которым слышалось ровное дыхание Балхаша. По другую сторону тянулся высокий песчаный хребет. Несколько раз мы останавливались, взбирались на верхушку гребня и осматривали окрестности. Поначалу внизу проглядывались небольшие полувысохшие соленые озерца, затем стали попадаться полноводные водоемы, что свидетельствовало о начале Прибалхашской низменности с многочисленными озерами, расположенными в некотором отдалении от питавшей их большой воды.

Мы планировали пробраться в центр этого озерного края.

Постепенно возвышенность по левому борту истаяла, исчезла и возможность осмотреться вокруг в целях определения своего местонахождения.

Судя по карте, нужно было проехать еще километров пять, но как раз в этом месте Сергей умудрился проколоть шину. Пока он менял колесо, мы обратили внимание на огромное количество птиц, которые кружили неподалеку у самой земли. Долго смотрели на них, приняв сначала за стаю ворон, но когда они зашли на посадку, поняли, что это были утки. В том направлении шла еще одна дорога. Мы дружно кинулись к Сергею, быстренько разрешили вопрос с заменой колеса и рванули к потенциальной добыче.

Через полкилометра въехали на взгорок и очутились у большого озера. В центре его на расстоянии трехсот метров водную поверхность покрывала темная масса птиц. С этого расстояния нельзя было разглядеть: то ли это утки, то ли лысухи, или те и другие, но их количество, измеряемое несколькими тысячами голов, ввергло всех нас в полуобморочное состояние. Мы схватили ружья, повыскакивали из машин и, пригибаясь, заметались по берегу, не зная, что делать. Ни одна из птиц, наблюдая за нашей колготнёй, не взлетела, что дало нам повод выпрямиться и трезво оценить обстановку.

День только занялся. Времени было достаточно, чтобы без суеты обустроить лагерь, приготовить обед, обследовать местность и подготовиться к вечерней охоте.

Мы спустились к подножью холма, где приметили уютное местечко у одиноко стоявшего деревца джиды, установили там восьмиместную палатку. Николай с Володей не удержались от соблазна тут же обследовать территорию вокруг.

Как потом доложили разведчики, мы находились, по сути, на полуострове. По обеим сторонам пролегали и уходили вдаль озера, соединяясь между собой неподалеку протокой. Местность была пустынной. Кроме уток, другой живности здесь не водилось. Из растительности, кроме тростника по берегам водоемов, кое-где на склонах и в углублениях между возвышенностями встречались участки, поросшие солянками, вейником и полукустарниками. Но самое печальное – поблизости мы не увидели саксаула. С дровами возникла напряженка. Мне вместе с Юриком пришлось вернуться к песчаной гряде, где видели заброшенные кошары, и привезти оттуда все, что могло сгодиться для костра.

Ближе к вечеру расселись у озера напротив лагеря в ожидании лёта уток. Владимир Петрович выдвинулся к протоке. Первые табунки пролетали вдоль противоположного берега, некоторые тянулись в стороне над барханами через соседний водоем. Небольшие стайки и одиночные утки проносились над протокой, какие-то налетали на нас. Сходу определить самое подходящее и удачливое место оказалось сложно. Птицы летали хаотично, во всех направлениях, иной раз пересекаясь. Приходилось постоянно вертеть головой, чтобы не пропустить неожиданно появившуюся утку, которая тут же могла исчезнуть или удалиться на недосягаемое для выстрела расстояние, стоило только зазеваться. Мы метались по берегу, отыскивая место, где она пролетает чаще. Но именно в тот момент, когда мы покидали прежнее убежище, приходилось наблюдать, как там промелькнула стая самых крупных птиц и непременно очень низко над землей.

В этой сутолоке мне все-таки удалось добыть двух нырков. Дважды удача улыбнулась и Николаю Константиновичу. Три утки упали в стороне, где находились Сергей с Юриком. Однако больше всех стрелял Владимир Петрович, тем не менее ни одна утка после его выстрелов не пострадала. В какой-то момент я оказался с ним на одной линии огня, однако его активность в стрельбе не давала мне возможность тоже поучаствовать. До меня птицы просто не долетали, резко отворачивали в сторону или взмывали в небеса. Пришлось покинуть свое укрытие и пойти к неудачливому охотнику на подмогу.

– В чем дело, Владимир Петрович?

– Не знаю, не могу попасть, и всё.

– Не надо спешить, успокойся, дыши глубже, и все получится. Ты только слушай меня, – наставлял я Володю, устроившись на кочке подле него.

Появилась утка.

– Не дергайся, она далеко, не стреляй, – спокойным голосом произнес я.

Следующая парочка птиц вылетела из-за бархана прямо на нас.

– Целься в голову первой и не задерживай стволы, веди их следом, – загодя последовали мои советы.

Грянул выстрел, и первая утка упала. Владимир Петрович кинулся за добычей.

– Стой! – крикнул я ему. – Для чего собаки? Не отвлекайся.

Владимир Петрович послушно вернулся на исходную позицию, увидев, как наперегонки помчались подбирать отстреленную дичь Тимка и Астра.

Стрельба наладилась, и уже ни одна пролетавшая мимо стайка не могла уберечься от неминуемых потерь.

Утки налетали часто, следовали практически на одной высоте, в одном направлении, словно на стенде.

Вскоре у моих ног лежало десять уток. Большую часть из них составляли красноносые нырки, те крупные, необычные птицы, что мы видели впервые у Гены на Саранчовой станции в прошлом сезоне.

В разгар нашего веселья из-за холма появился «уазик». Только я успел попрятать уток в тростники, как машина подкатила вплотную. Из нее вывалило четверо мужиков в камуфляжных костюмах и форменных фуражках – представители лесного хозяйства.