Тугайно-тростниковый скиффл

Следует иметь в виду, что каждый охотник со стажем всегда готов вспомнить и поведать своим коллегам о происшедших с ним необычных случаях на охоте, но при этом не всякий в силах превозмочь соблазн приукрасить события для остроты восприятия.

Оказалось, что местные мужики-трактористы тоже давно промышляли охотой и теперь с готовностью делились с нами воспоминаниями из своей охотничьей практики. Не удержался и я, на лету придумывая байку покруче.

– Вчера на зайцев решил поохотиться, – начал я свой «правдивый» рассказ. – Рыскал, рыскал в округе – ни один не попался. Собрался уже вернуться в лагерь. Перевалил через бархан, стал спускаться к озеру, у которого остановились, и тут вижу: на берегу два зайца сидят. Один здоровый, килограммов на пять, а другой чуть поменьше. Увидели меня, переглянулись, и – бултых в воду. Я еще подумал: если поплывут брассом, то успею добежать до озера и взять их. А когда приблизился, гляжу – они кролем идут. Причем тот, что покрупнее, плывет первым: у него лапы побольше и загребает он мощнее, и, что удивительно, постоянно оглядывается, вроде как примеряется к ходу – догонит его соперник или нет. А тот, что поменьше, носик в воду опустил, одни ушки торчат и молотит лапками что есть мочи.

На этом кульминационном моменте я сделал паузу и оглядел присутствующих. Все молча ухмылялись, и только одна Маша участливо смотрела на меня, очевидно, переживая за бедных зайцев. Воодушевленный её заинтересованностью, я продолжил рассказ.

– При виде этой картины меня вдруг обуяла страсть болельщика. Стал кричать, подбадривать меньшого… Ну, а как только они выскочили на сушу, отряхнулись и поскакали своим путем, меня вдруг осенило: ведь они плыли кролем, а значит, это были кролики.

Все засмеялись, а Маша растерялась и осторожно спросила меня:

– Так это шутка? А ведь я все за чистую монету приняла.

– Ну, ты, мать, даешь. Где ты плавающих зайцев видела? Да еще чтоб кролем плыли, – подивился наивности жены Гена.

Мы тогда не знали, и не могли даже представить, что видимся с Геной в последний раз. Со слов наших знакомых трактористов, с которыми встретились на следующий год по возвращении с Балхаша, узнали, что его весной перевели на другой кордон. А куда именно, они не знали. Так след нашего доброго егеря затерялся. Исчезла с орбиты наших интересов и саранчовая станция.

ТИМКА

I

После того, как от нас ушла Дуська, мы с Татьяной решили не заводить собак. Уж больно короток их век и слишком тяжела разлука. Но спустя полгода позвонил Виктор, мой университетский приятель, и уговорил взглянуть на одного пса.

Мы заехали во двор какого-то микрорайона на краю города. Виктор ушел за собакой, а мы с женой остались дожидаться в машине. Через пять минут из подъезда пятиэтажки вывалила ребятня, тащившая на бельевой веревке заторканную животину. Пес походил на русского спаниеля, только выглядел крупнее, и уши у него были сравнительно небольшими, по форме напоминающими виноградный лист. Он нам сразу не понравился. Показался несуразной полукровкой, одетой в бело-рыжее тусклое одеяние. К тому же это был уже взрослый кобель.

– Ну как? – спросил нас Виктор.

– А сколько ему лет? – поинтересовалась супруга.

– Где-то год. Дело в том, что у него это уже третьи хозяева. И судя по всему, здесь его тоже не жалуют. Вот, соседские дети выводят гулять.

Мы с Татьяной молча следили за собакой, никак не выказывая к ней своего отношения.

– Я бы его сам забрал, но ты же знаешь, у меня и так две собаки… Просто животное жалко…– продолжал давить на психику Виктор.

– Слушайте, они ж его задушат, – вдруг встрепенулась женская душа.

На самом деле, веревка была накинута на пса в виде петли, и он, пытаясь высвободиться от назойливых пацанов, издавал сиплые звуки.

Я вышел из машины, подошел к собаке и ослабил на шее удавку. Пес на меня не взглянул, а, как мне показалось, виновато отвел глаза в сторону, затем глубоко и устало вздохнул. Я решительно взял у малолетних любителей животных веревку и, обращаясь к собаке, спокойным голосом произнес.

– Пошли, собачка, пошли.

Пес поплелся за мной следом.

– Мне жалко его, – сказал я жене.

– Ну, давай возьмем, – тут же согласилась она.

– А как его зовут? – спросил я у Виктора.

– Бой.

– Мне не нравится, – отреагировала Татьяна.

– Назовем по-своему, – успокоил я супругу.

По приезду домой мы окрестили пса Тимкой. Парень явно был из простой семьи, и эта кличка, как нам представлялось, подчеркивала его пролетарское происхождение и в то же время намекала на теплое к нему отношение с нашей стороны.

Мне не терпелось проверить профпригодность собаки, то бишь её охотничьи способности, и в тот же день я повез Тиму в Серегины угодья – заброшенный, старый яблоневый сад недалеко от города. Выпустил его там и пошел следом. Тимка резво побежал прочесывать местность и, как мне показалось, двигался «челноком». Пес оказался крепким, выносливым и без устали, в хорошем темпе, обежал всё хозяйство за полчаса. Причем, не безрезультатно – выгнал трех фазанов. Я остался довольный нашим приобретением и, откровенно говоря, не ожидал от собаки такой прыти.

На следующий день мы с женой повезли нашего питомца на речку, где он вдоволь набегался, а в завершение прогулки помыли его с дустовым мылом на случай, если у него водились паразиты.

Для меня было отрадно, что пес не боялся воды, охотно заходил в самые глубокие места на речке, а там, где лапы не доставали дна, спокойно греб по течению и продолжал бродить дальше по мелководью…

Но одно обстоятельство в поведении нового члена семьи не давало нам покоя. Мы с женой привыкли к тому, что предыдущая наша собака, Дуська, когда мы обращались к ней или вели с ней беседы, всегда очень внимательно смотрела в глаза, как будто пыталась понять каждое произнесенное слово. И в действительности её «словарный запас» потрясал воображение. Она реагировала не только на четко выраженные команды, например: «Ко мне!», но и на такие словосочетания, как «Иди сюда», «Подойди ко мне», «Будьте так любезны, мадам, присоединитесь к нам», «Не желаете ли вы приблизиться, подойти поближе?», «Канай сюда!». Иногда и вовсе для того, чтобы подозвать её, достаточно было призывно поманить пальцем, помахать рукой или похлопать себя по ноге, не произнося никаких слов. Тимка же упорно не смотрел в глаза. Впрочем, для расстройства не было причин. Он был полудиким существом. В течение первых двух недель буквально вырывал из рук хлеб и с жадностью, урча, поедал его, словно обезумевший. С ним никто по душам не говорил, и нужно было время, чтобы собака сначала привыкла к нам, поверила в нашу искренность.

Но недоверчивость к людям слишком глубоко сидела в Тимофее. Будучи по природе преданным, ласковым и благодарным созданием, он сдерживал себя, чтобы не обнаружить эти качества и в который раз не оказаться обманутым. Скованность и внутренняя напряженность проявлялись в каждом его движении, а особенно при попытке погладить его или заговорить с ним. Все наши ласки Тима воспринимал, потупив взгляд. В то же время он не предъявлял своих требований, просьб, не обнаруживал пристрастий и желаний. Не сидел у стола и не выпрашивал у людей подачек, как это делают практически все собаки, живущие в квартирах бок о бок с хозяевами. По утрам не надоедал, чтобы его вывели погулять. И если к нему никто не обращался, вообще не выказывал своего присутствия в доме.

II

Месяца через три после того, как у нас появился Тима, мы переехали жить на дачу. Привязывать его на цепь или содержать в вольере мы не стали, учитывая его надломленную психику. Спал он с нами в доме. Дверь мы не запирали, поэтому Тима имел возможность время от времени выходить на улицу, охраняя наш сон. Нужно сказать, что сторожевые функции он исполнял с большой ответственностью, как, впрочем, и другие свои обязанности.

Однажды нам с женой необходимо было выехать из дома вместе. Тиму заперли на веранде и отбыли в город. К вечеру, ничего не подозревая, возвращались на дачу. Еще издали я заметил, что у калитки нас дожидается Тимка. Он лежал на траве, внимательно всматриваясь в даль. Завидев нас, он соскочил и бросился навстречу машине, радостно виляя жалким обрубком хвоста.

– Ты как здесь оказался? – встревожился я, глядя на собаку.

Мы побежали к дому, открыли дверь и только тогда поняли, что произошло. Стекло в нижней, угловой части оконного переплета было разбито. Добраться до края рамы можно было по лестнице, ведушей вдоль стены на второй этаж дома. Но было непонятно, каким образом Тима мог разбить стекло… Я представил – в каком отчаянии находилась собака, если решилась на этот шаг и кинулась в образовавшийся проем с выступающими острыми краями, приземлившись с двухметровой высоты на бетонную дорожку…

Мы тут же кинулись осматривать пса, но, что удивительно, на теле у него не обнаружили ни царапин, ни ссадин.

После этого случая Тимка неотлучно следовал за нами. Если мы приходили к родственникам или знакомым в гости, он лежал в квартире у двери, а если забегали куда-нибудь по делам ненадолго, дожидался в машине.

И сегодня, спустя много лет, меня не покидает чувство вины и стыда за содеянное. До сих пор мучает вопрос: почему внутри меня ничего не ёкнуло в тот момент, когда Тимка безнадежно метался по веранде, пытаясь найти выход; полными тоски глазами смотрел через окно во двор, высматривая нас; и, наконец, в состоянии крайней безысходности бросился с размаху на стекло, выбил его и бесстрашно устремился наружу? А сколько ему пришлось пережить за те долгие часы, что он провел у калитки, мучительно всматриваясь в проезжающие вдали автомашины, в фигуры редких прохожих, стараясь определить знакомые очертания, распознать чутким слухом в доносившихся звуках желанные вибрации…

III

Особое пристрастие Тима проявлял к воде. Не знаю, что собой представляют на деле так называемые «водяные» спаниели, специально выведенные для охоты на водоплавающую дичь. Специалисты утверждают, что это сильные, бесстрашные пловцы, не знающие усталости в работе, и к тому же обладающие природным умом. Тимку, как оказалось, смело можно было причислить и к этому виду собак.

Как-то я с Николаем отправился на рыбалку. Естественно, взял с собой Тимку. Расположились на берегу пруда. Пока готовили снасти, Тимка бродил вдоль берега, гонял лягушек. Наконец, мы забросили удочки и все внимание устремили на поплавки. И тут я краем глаза заметил, что Тима плавает посередине водоема, метрах в сорока от берега. Я сначала испугался, что он так далеко заплыл, но, заметив его спокойные, размеренные движения, понял, что ему плавание доставляет удовольствие. Он кружил в центре пруда, на ходу хватал плавающие на поверхности листики водорослей, фыркал и беззаботно продолжал пробовать на вкус все, что попадалось ему на воде. Я забыл про удочку и с удивлением следил за Тимкой. Ничего подобного я не видел, и у меня плавающая в свое удовольствие собака вызывала недоумение. Каждый из нас не раз мог наблюдать, как в жаркий день, оказавшись у речки или на берегу озера, запарившаяся псина забегала воду и либо подолгу бродила по мелководью, наслаждаясь прохладой, либо присаживалась и мочила брюшко. Но так, чтобы подолгу купаться по собственной воле, а не только сгонять, допустим, за палочкой, брошенной хозяином, желающим освежить свою собаку… Мне такого видеть не приходилось. В этом купании животного проглядывалось человеческое, осознанное отношение к водным процедурам. Так вольготно и всласть мог плавать только человек в знойный день, погрузившийся в прохладную воду и испытывающий от этого истинное наслаждение, когда он желает как можно дольше продлить это состояние и не спешит покидать обуздавшую его стихию.

Позже мне доводилось не раз наблюдать Тимкину страсть к воде, и я даже усматривал в его поведении признаки маниакальности.

Тем же летом мы с друзьями отправились в зону отдыха на Капчагайском водохранилище. Перед обедом решили искупаться. Вышли на пляж. Было жарко, хотя по воде гулял ветерок, накатывая на берег небольшие волны. Тимка первым бросился в морскую пучину, но поплавать ему не удалось. Волны захлестывали его с головой, и он едва успевал глотнуть воздуха. Выбравшись на берег, он улегся на песочек и спокойно стал смотреть на пенистые барашки, ласкающий взор прилив. Через час мы засобирались обратно. Уселись в машины и только отъехали, как обнаружили, что с нами нет Тимы. Мы огляделись и увидели, что он по-прежнему, как завороженный, лежит на берегу и неотрывно глядит на волны. Он не сразу откликнулся на наши вопли и неохотно проследовал к машине.

IV

Довольно часто можно услышать или прочитать об универсальности той или иной породы охотничьих собак, то есть их приспособленности для охоты чуть ли не на все виды птиц и зверей. Доводилось видеть, как спаниелей пытались натаскивать на кабана и барсука. Я уже не говорю о лайках, за которыми безоговорочно упрочилось мнение, что они обладают всеобъемлющими охотничьими способностями. Меня всегда умиляют авторы книг по собаководству, наделяющие тот или иной вид собак самыми разнообразными чертами и особенностями, свойственными всей породе, забывающие о том, что каждая собака индивидуальна: со своим характером, физическими и умственными данными, восприимчивостью к дрессировке и так далее. Немало примеров, когда простая дворняжка на охоте могла дать фору собакам голубых кровей.