Тугайно-тростниковый скиффл

Я стал нащупывать в карманах рюкзака фляжку, с которой Юрий Иванович не расставался. Но она была пуста. Тогда я принялся обшаривать рюкзак и нашел бутылку agua vitae. Эта «живая вода», политая на его иссохшие губы, возымела немедленное действие – подобно нашатырю, приводящему в чувство человека, впавшего в беспамятство. Глотнув водки, Юрий Иванович тут же встрепенулся, глаза его округлились, и из уст полилась адекватная обстоятельствам речь.

Через несколько минут мы втроем стояли у своих рюкзаков и обсуждали дальнейшие планы. Юрий Иванович с оголенным торсом похрапывал на краю полянки. Периодически до нас доносились протяжные, жалостливые стоны. При каждом таком излиянии страдания все тело мученика судорожно вздрагивало. Очевидно, ему снились ужастики великого перехода…

– Для начала давайте попьем чаю, – высказался Марат.

Николай молча достал топорик и пошел в сторону тугая вырубать рогулины и перекладину под чайник. Мы с Маратом отправились за саксаулом.

Когда сели за стол, Николай предложил Юрику присоединиться. В ответ послышалось невнятное мычание. Однако тело мычавшего товарища не двигалось. По всей вероятности, оно отказывалось подчиняться сигналам из центра и жило своей жизнью, отдельно от сознания. Где-то произошел сдвиг по фазе.

– Не трогай его, – отозвался я, – пусть набирается сил, – и с издевкой добавил: – запахнет жареным – приползет.

Поставили палатки, расстелили спальники. Теперь надо было думать об ужине.

– Чем сегодня порадуешь? – спросил я Николая, для которого наступил день дежурства.

– Бульончик из фазанов, – лаконично ответил дежурный.

Достали дичь и стали общипывать. Предстояло выдернуть перья и пух у восьми птиц. Начали с фазанов.

– Только, пожалуйста, не суй всех фазанов в казан, – памятуя опыт приготовления зайцев, обратился я к кашевару.

– Не волнуйся, двух птичек будет вполне достаточно, иначе бульона не будет, – успокоил меня Николай, истосковавшийся по жидкой пище.

Он прихватил две общипанные фазаньи тушки и двинулся к костру. На ходу по-хозяйски распорядился, чтобы утиный пух не смешивали с крупными перьями.

За спинами зацокали фазаны. Настало время их кормежки. Я с Маратом задергался. А Николай развернул перед нами аккуратно сложенную выглаженную наволочку.

– Пух и мелкие перышки складывайте сюда,– скомандовал он.

Как только с птицей было покончено, я, Марат и Дуся выдвинулись на огневой рубеж. Эта линия пролегала в пятидесяти шагах от лагеря. Столько же оставалось до окрайки тугая. В это время фазан обычно выходил из крепей на открытые места. В чащу решили не залазить, а пробежаться рядом.

Вернулись с двумя фазанами. Юрик уже сидел за столом и дожидался своей порции похлебки с половинкой сваренной птицы. Значит, сознание все же овладело телом. Реальное начало воссоединилось с виртуальным, и это радовало.

VII

Наутро следующего дня Марат снова устроил побудку, но никто из членов экспедиции его не поддержал. Он ушел один на дальнее озеро. Я и Николай посчитали необходимым обследовать территорию, пролегающую за хребтом, и видимую часть тугайного леса у реки. Спешить было некуда, и мы продолжали нежиться в спальных мешках, представляя, какая снаружи холодина.

Выползли из палатки с началом фазаньих перекличек, когда солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, и в солнечных лучах начал плавиться иней.

Юрий Иванович идти с нами в разведку отказался.

– Я уже находился вчера, – ответил он. – Вот, до ближайшего озерка схожу и всё.

– Ближайшее озеро рядом. Зачем куда-то ходить, – съязвил я.

Юрий Иванович не пожелал вдаться в полемику, и скоро мы разошлись в разные стороны.

Мы с Николаем и Дусей взобрались на хребет. Юрик неторопливо, раскачиваясь из стороны в сторону, шел к озеру, расположенному от лагеря метрах в четырехстах неподалеку от реки.

Не успели мы миновать долину, раскинувшуюся c обратной стороны хребта, как услышали два выстрела. Стрелял Юрик. Мы насторожились. Последовало еще два выстрела, которые нас остановили. Следом еще дуплет. Мы не выдержали и поспешили назад. Канонада не утихала. На гребне мы внимательно оглядели воздушное пространство над озером, но лета уток не увидели. Юрик продолжал палить.

– В кого он стреляет? – удивился Николай.

– Может быть, отстреливается? Мало ли что. Какие-нибудь туземцы напали,– предположил я.

Недолго думая, мы кинулись на выручку.

Озеро, где «отвязывался» Юрий Иванович, было вдвое меньше нашего, но густо поросшее тростником. На противоположной стороне заметили «ворошиловского стрелка». Он копошился в зарослях, остервенело орудуя топором.

Мы не знали, что и думать.

– Неужто крокодила завалил? – снова высказал я предположение на ходу.

Когда подбежали ближе, Юрий Иванович шарил руками в грязи, нервно разбрасывая вокруг порубленные стволы тростника. Наконец, извлек наружу утку. Она была обезглавлена. От сердца отлегла тяжесть.

– Достала, блин, – в сердцах выразился он, выбравшись из зарослей.

Юрик был весь мокрый с головы до пят. Струи бегущего пота растворяли осевшие частички ила и мутными разводами растекались по всему лицу, оставляя темные следы под глазами и на веках. На трехдневной щетине торчали куски грязи.

– Ты что, целый патронташ в одну утку высадил? – выпучив на него недоуменные глаза, спросил Николай.

– А что делать? – с досадой откликнулся Юрий Иванович и поведал нам душераздирающую историю.

Следует иметь в виду, что его речь была насыщена отдельными красочными словами, фразами и оборотами, которые органично вплетались в ход повествования, подчеркивая эмоциональный накал страстей, и одновременно позволяли сохранять необходимый темпоритм в процессе изложения событий.

– Подхожу к озеру… Вижу,… утки сидят. Я… стал … подкрадываться. Только зашел… в камыши… Они… начали взлетать…Выстрелил… Смотрю… одна упала… Выбежал к воде,… Подранок…плавает по центру. Я шарахнул по нему раз, другой… Он… нырнул. Главное, дробь осыпает его полностью, а он… невредим… Как будто в бронежилете… Метров через пять выныривает, как вчерашний, я палю, а он… снова ныряет. Вот так бегал как савраска вокруг озера и не мог прикончить… Вконец загонял… Подумал уже плюнуть на него… Гляжу, к берегу подплыл и пытается… в камыши забиться. Что делать?.. Патронов уже нет… Хорошо, что рядом с ним находился, а то бы ушел… Схватил топор и врукопашную… Кое-как одолел.

Юрик перевел дух. И мы тронулись к месту стоянки.

– А вот они, – под впечатлением рассказа неожиданно встрепенулся я, – не понимают! – я указал пальцем вдаль. – Думают, что мы здесь прохлаждаемся. Пузо на солнце греем…

Мои спутники шагали молча в ожидании продолжения моей пламенной речи, пока не понимая, кого я имею ввиду.

– Представь, Юрий Иванович, – выдержав паузу, обратился я к страдальцу, – возвращаешься ты домой после этой, прямо сказать, тяжелой охоты, выжатый, как цитрусовый плод. Обмывшись, съедаешь что-нибудь и валишься на диван бездыханный. К тебе подходит заботливая жена и елейным голоском, полным любви и сострадания, говорит: « Чё разлегся? В ванне кран течет. В кухне лампочка перегорела. А он, видите ли, лежит, как будто его ничего в доме не касается». Именно когда мы уезжаем на охоту, в доме все начинает рушиться. Ты ей говоришь: «Послушай, я так устал…» А она тебе в ответ: «Отчего ты устал? Ты же отдыхать ездил»…

– Да-а, – в один голос затянули в знак согласия мои попутчики.

VIII

За разговорами незаметно подошли к лагерю. Юрий Иванович остался готовить ужин, а мы двинулись дальше по ранее разработанному маршруту. Вернулись туда, где был прерван наш поход, а через двести метров неожиданно вышли на дорогу. В нас, которые считали, будто находимся в необитаемых местах, это открытие не вызвало радости. Это был не просто след случайно проехавшей машины, а накатанная дорога с четко выраженной колеей, причем в низинах достаточно глубокой, с объездами. А это значило, что по ней ездили круглый год.

Мы пошли дальше, чтобы прояснить обстановку. По пути стали попадаться другие признаки присутствия человека. На песчаном хребте заметили высокий кол с нанизанным черепом коровы. Скорей всего, подобные вешки служили ориентирами для пастухов. Через пару километров вдалеке у подножья бархана увидели стадо крупнорогатого скота. На вершине холма на лошади сидел человек. Наверняка, где-то рядом находилась ферма.

Протопали еще с километр, и дорога вывела к руслу реки. Берега её в этом месте были не столь крутыми, и вода со стороны лесной полосы разливалась, образуя мелководный затон. Тугай расступался, что давало возможность перебраться через водную преграду бродом и беспрепятственно миновать дремучие заросли.

Идти далее по накатанному пути не имело смысла. Встреча с местными жителями в наши планы не входила. В этом не было нужды и очевидной пользы. Поэтому пересекли углубление, ступая по свежему следу колесного трактора, и устремились в лес.

Некоторое время шли просекой. По обе стороны за мелколесьем проглядывалось русло реки. Предположить, в каком направлении мог бы двигался водный поток, было невозможно. Но даже если бы в речке наблюдалось какое-то движение воды, стоило перейти её два-три раза, и терялись всякие ориентиры. Река выделывала неимоверные зигзаги. Если шли напрямик, приходилось переходить её через каждые тридцать, пятьдесят метров.