Тугайно-тростниковый скиффл

– Чем занимаешься? – продолжил опрос Николай Константинович.

– Пасу коров.

Симбай спешился и, косясь на собаку, медленно приблизился к столу.

– Садись, гостем будешь, – проявил я признаки гостеприимства. – Выпьешь?

– Да, – просто ответил пришелец.

Я налил ему полстакана водки и придвинул чашку с разделанным вареным фазаном. Симбай выпил, закусил и попросил сигарету.

Закурив, гость с горечью поведал о пропаже и поделился ценной охотничьей информацией.

– Три дня назад я здесь, – Симбай указал на заросли тростника рядом с озером, на котором Юрик гонял свою неподатливую утку, – диких свиней видел. Штук восемь. Вожак здоровый такой… Как понеслись в камыши…

Юрик заерзал на стульчике.

– Только свиней нам не хватало, – опасливо заявил он.

– А неделю назад, – продолжал подбрасывать нам ужастики Симбай, – у нас теленка задрали волки.

– А я тебе что говорил? – намекал я Юрику на нынешнее утро. – Здесь еще на тигра можно напороться. Говорят, одна пара тут осталась с тех незапамятных времен. А ведь за это время могли размножиться втихаря… Место дикое…

Весть о наличии в данной местности тигров все восприняли молча, очевидно представляя этих грозных хищников поблизости в зарослях тростника.

– Мы тут вообще-то по мелкой дичи промышляем, – нарушил я тишину, – а между делом совершаем научные открытия. Ты лучше скажи, Симбай, откуда у вас горы появились. И главное – вчера их не было, а сегодня предстали со снежными вершинами.

– Какие горы? Горы там, – Симбай указал в сторону, противоположную «Кураксинскому хребту», имея в виду Джунгарский Алатау, – но до них далеко. Отсюда их не видно.

А пока мы вели беседу с нашим новым другом, облака над Балхашом постепенно стали таять: уменьшаться в размерах и менять свои очертания. Только тогда Юрий Иванович понял, что у него из-под носа уплывает слава первооткрывателя.

X

Покончив с «Кураксинским хребтом», мы весело отправились гонять фазанов. Хотя сведения о диких свиньях во главе с огромным секачом в нашем сознании продолжали плавать на поверхности, отказываясь погружаться в его глубины. Следы присутствия в этих местах кабанов встречались довольно часто. Мы видели их у первого озера. На многих участках там была изрыта земля. Свиньи откапывали корневища тростника. В тугае тоже приходилось наблюдать значительные площади у реки, вспаханные этими копытными в поисках мелких рыбешек и личинок насекомых, а там, где попадался рогоз, – поваленные и истоптанные стволы растений, корнями которых они лакомились.

Но увидеть вепря удается очень редко. На день он забивается в непролазные чащи и выходит кормиться ночью. К тому же это очень чуткое животное. Охотятся на него обычно на засидках или загоном и, как правило, с несколькими собаками, натасканными на зверя. Кроме того, надо знать места его обитания и лёжек. Поэтому мы даже не помышляли о том, чтобы организовать на него охоту. Да и лицензии на отстрел кабана у нас не было. Ведь мы считали себя законопослушными охотниками. Нам достаточно было полазить в поисках пернатых.

И мы по одному растворились в тугайных зарослях. Часа через полтора услышал неподалеку выстрелы и решил воссоединиться с тем, кто стрелял: обсудить с ним результаты охоты, перекурить. Принялся кричать. На зов откликнулся Юрик. Я отыскал его на краю тугая.

– Как успехи? – первым делом спросил я.

– Только что снял с дерева курочку.

Это была крупная птица, и я поздравил его с успехом.

Мы перекурили и двинулись дальше. Через километр вышли к нашему первому озеру, но только с северной стороны. Отыскали подходящее место у воды. Обустроили скрадки. Стали дожидаться уток. Нам удалось несколько раз пальнуть, но неудачно. Птицы пролетали далеко, или высоко, а то и вовсе со свистом проносились рядом с такой скоростью, что мы не успевали сделать прицельный выстрел. Одним словом, плохому охотнику что-то всегда мешает.

Время катилось к обеду. Юрик притомился стоять и прилег на берегу. Я продолжал оставаться на месте, озираясь по сторонам. И тут из-за метелок тростника сзади вылетела утка. Она очертила вокруг меня круг, и я успел выстрелить по ней шесть раз подряд. Птичка благополучно миновала зону обстрела и скрылась почти в том же месте, откуда вылетела.

Данное обстоятельство меня не огорчило, напротив, даже развеселило. Я подошел к Юрику. Тот ехидно хихикал.

– Ты видел, как я повеселился? – спросил я.

– Да-а-а, – протянул Юрий Иванович.

– А что ж не поддержал?

– Мне бы не удалось встрять.

– Какая милая птичка. Я её, беднягу, так напугал, что она, очевидно, не скоро придет в себя. Поди, где-нибудь забилась и не может отдышаться… Представляешь, она так низко летела, что я успел ее подробно разглядеть. У нее такие розовые щечки были, как у поросеночка. Глазки голубенькие, восторженные, с белыми ресничками. Такое пухленькое, детское создание. После первого выстрела несчастная вся сжалась в комочек от страха, зажмурилась и отчаянно замахала крылышками. После каждого последующего выстрела она подпрыгивала, будто её шлепали по попке, и повизгивала… Как хорошо, что она осталось целой и невредимой. Я просто рад за неё. Очаровательное создание.

– И как только у тебя поднялась рука на беззащитное дитятко!

– Не говори, самого в дрожь бросает. А все проклятущая страсть, которая катит впереди паровоза.

На этой веселой ноте мы покинули озеро и направились к лагерю.

За столом уже сидели Николай с Маратом и пили чай. Я еще раз с чувством пересказал историю о птичке-поросеночке, и мы все вместе дружно поржали.

Юрик взялся ощипывать свою курочку с ярко выраженным намерением приготовить бульончик.

– Сдался вам этот бульончик, – недовольно пробурчал я. – От вашего брандахлыста сыт не будешь. А у вареного фазана, даже если он жирный, все равно мясо сухое. Другое дело пожарить его на свином сале, да подать к нему гарнирчик – все не так пресно, к тому же калорийно.

Еще в раннем детстве, сколько себя помню, первое умозаключение сделал за обеденным столом. Оно буквально звучало так: «Еда, употребляемая с помощью вилки, гораздо вкуснее той, которую приходиться есть, используя ложку». И с тех пор я признавал всякое первое блюдо только в том случае, если в нём стояла ложка.

Но я оказался со своим умозаключением в гордом одиночестве. Юрий Иванович булькнул курочку в казан с водой, после чего туда добавил головку лука. Николай Константинович любил вареный лук. Кроме того, от лука, по его мнению, бульон получался прозрачным.

– А почему в казан картошки не положить? – с тайной надеждой утяжелить блюдо спросил я.

– От картошки бульон мутнеет, – со знанием дело пояснил Николай.

– Ну, вы, блин, гурманы.

Когда фазан сварился, Николай любовно разлил драгоценную похлебку по чашкам и отдельно выложил фазана. Я отломил от тушки крылышко и без особого энтузиазма принялся за еду. Но, как только откусил кусочек мяса, не мог понять, что за диковинная дичь у меня во рту. Мясо просто растаяло! Я осмотрел косточку и увидел вдоль составной части крыла тонкую полоску белого жира. Кинулся разрезать грудку. К великому изумлению, она состояла из прослоек такого же белого жира. На вкус и эта часть фазана оказалась удивительно нежной и невероятно вкусной. От такой курочки можно было проглотить язык в буквальном смысле этого слова. Никто из нас ни до, ни после не ел такой вкуснятины.

– Место я запомнил, – сказал я Юрику. – Сейчас же отправлюсь туда. Может, и мне повезет.

Наскоро хлебнув чая, я засобирался на охоту. Марат со мной идти отказался, решил немного вздремнуть. Юрий Иванович определился в намерении наведать свое озеро. Николай поддержал меня, и мы отправились на то место, где Юрий Иванович добыл чудо-птицу.

Только отошли от лагеря, я спохватился – где Дуся. Оглянулся – и увидел её в проеме палатки. Всем своим видом она давала понять: «Ну, сколько можно таскаться по этим колючкам? Никакого отдыха».

– Ладно, Дуся, – сжалился я над собакой, – подремли чуточку с Маратом. Я скоро вернусь. Место, собачка.

Дуська продолжала стоять, наполовину высунувшись из палатки, и провожала меня тоскливым взглядом.

Наша вылазка удалась. Именно под тем деревом, на котором Юрик уложил упомянутую обольстительную курочку, мне удалось заполучить аналогичный экземпляр.

Забегая вперед, скажу, что когда её на следующий день ощипывал, она лоснилась от жира до такой степени, что выскальзывала из рук. По приезде домой я из нее сварил лапшу – так в пятилитровой кастрюле поверху плавал жир толщиной в палец!