Боль. Сборник рассказов

Меня уносило в сон. Я лежал и храпел, а раны переставали болеть. Они казались уже не такими острыми. Смягчались. От них хоть и останутся шрамы, но те послужат вечным напоминанием моей трансформации.

Я начал взрослеть. Я познал истинную сущность боли, страданий, жестокость этого сурового мира. Чуждого людям.

На следующий день я охотился за зайцами.

В голове возникали навязчивые мысли, но они не пробивали во мне слезу или жалость. Мнение насчёт того, что иногда необходимо перерезать человеку глотку, крепчало. Когда ты становишься жертвой, овечкой, поджавшей хвостик при виде волка, ничто тебе не поможет. Никто не выручит. Вся надежда лежит на тебе и на то, как ты поступишь в экстренных ситуациях.

Я вышел на поляну и увидел нескольких зайцев, кувыркающихся в траве. Да, милые создания. Они подёргивали малюсеньким носиком, шевелили лапками и прыгали. Я улыбнулся.

Заурчал желудок, и я убрал смех с лица. Спрятался в траве, лёг на живот и вытащил лук. Прицелил стрелу на зайца. Двух я не убью, но одного прихлопну точно. Я сощурил глаза. Главное не промахнуться. Эти зайцы попадаются один на миллион шансов.

Я натянул сильнее тетиву. В стрельбе у меня опыта было, как у пловца в скалолазании. Я надеялся на удачу и инстинкт.

– Слишком туго натянул тетиву, – услышал я предостерегающий, недовольный голос.

Я вздрогнул, с трудом не выпустив стрелу и не распугав зайцев.

Повернулся в сторону, где услышал голос, и увидел молодого отца, лежавшего на спине. Он жевал сено и выплёвывал её, если попадалось плевое зерно.

– Если расстояние среднее от добычи, то натяни тетиву на средней мощности. Не сильно, но и не слабо. А то не долетит или перелетит.

Я послушался его. Он разбирался в этом лучше моего. Да и он помог мне с прошлым делом. Я ослабил руку, и тетива натянулась на средней силе.

Заяц скакал по поляне. Я прищурил глаза, облизнул губы. Подождал секунду, чтобы перевести дыхание. У одного из зайцев вскочили уши, словно он услышал, как я дышу и натягиваю тетиву. Его носик задёргался, а глаза, тёмные-претёмные, начали сверкать.

– Не тяни резину, – фыркнул сквозь зубы отец, выплюнув жеваное сено в сторону. Оно измельчённой, полужидкой субстанцией полетело на травку, где и засохло под светом солнца.

Я выпустил воздух из лёгких и стрельнул. Стрела полетела по наклонной. Бедное животное не успело даже дрогнуть. Стальной наконечник стрелы пронзил бурую шерстку, углубился в мясо и застрял там, вперев во внутренности. Заяц упал и издал посмертный всхлип. Остальные его братья разбежались по поляне.

– Убей сразу двух зайцев! – посоветовал отец, и я вскочил с укрытия, вытащив ножик из пазухи.

Я прыгнул в сторону, помчавшись за убегающими зверьками. Признаться, они оказались проворнее, чем я рассчитывал. Один из них залез в норку. Те, кто успел сбежать первыми, оказались самыми быстрыми, молниеносными и сильными.

Мне попался в руки медлительный толстобрюхий заяц. Он не смог втиснуться в нору, и я схватил его за лапы. Зверёк начал дёргаться. Он выглядел бедным и жалким. Несчастное существо цеплялось за борт жизни ногтями. Что ж, я тоже боролся за право существование.

Мне стало не по себе. Природа установило жёсткое, суровое правило: «Выживает сильнейший. Сильнейшие борются за право жизни, а другие останками низаться на их пути». Будучи наивным мальчиком, я и не подозревал этого сермяжного рока.

– Прости, дружок, – сказал я зайцу, чьи глазки заблестели от жалости. В его зрачках отражался мой нож. Животное начало сильнее дергаться.

Я не стал тянуть страдания зверьку и закончил без промедлений.

Мёртвая, окровавленная туша упала на землю.

Я очистил ножик в траве, засунул за пазуху и собрал добычу. Один свежий заяц, другой – упитанный и жирный. Его мясцо поможет восстановить сил.

Я собрал стрелы, лук и встал, чтобы продолжить путь.

– Парень, неплохо получилось. Сразу двух зайцев прикончил, – сказал отец.

Мы шли бок о бок через дремучий лес. Наши разговоры затянулись, и казалось, что я не такой одинокий. Отец разряжал нависшую неприятную атмосферу дремучего леса, где царил сумрак и мрак. Я видел искривлённые силуэты, застывшие в дерево. Прелый ковёр листвы хрустел под ногами, как сгнившие кости ломаются под весом. Ворон сидел на ветке одного гнилого дуба. Его тёмные глаза сверлили в душу, заглядывая в самую её глубь. Он смотрел на меня со злобой, ненавистью и угрозой. В его угольных перьях застыла сгустившаяся кровь. Между ветками обросли серебряные паутины, где в центре сидел паук с алым черепом на брюхе. Его длинные, загрубелые лапы кончались острыми коготками. А в заду могло выскочить ядовитое жало. Но отец…

Он смеялся и шутил насчёт деревьев, казавшиеся в темноте монстрами. Он пинал гнилую листву, и те взлетали верх. Над вороном он поглумился: показал ему язык и начал каркать. Ворон съёжился. Он будто почувствовал себя в неловкой ситуации, где его честь и достоинство уязвили. Птица с обидой вспорхнула и улетела. Отец подзывал его обратно, умолял вернуться, просил не обижаться на него и плюнул, когда попытки кончились провалом. В паука он кинул камень, и паутина разорвалась, а тельце насекомого сплющилось. Вся гадость повылезало из брюха паука. Густая блекло-желтая смесь вышла из тела и испачкала камень. Лапы паука задёргались и замерли в агонии. Отец взял ветку и пошевелил лапками. Он говорил голосом паука, хриплый и гнусавый: «Эй, Джигаго смотри, чё этот придурок сделал! Он меня расплющил камнем! Всё мое дерьмо вылезло из задницы. Прошу не ешь его! Умоляю! Это было для моих детей!».

Мы ржали, надрывая животики. Я согнулся в три погибели от его выходок.

Мы вышли из дремучего леса. Пожалуй, если бы не он, я бы надул в штаны со страху. Но надул со смеху.

В первый раз жизни отец показался мне хорошим приятелем и собеседником.

Мы вышли на лесополосу. Вдруг я увидел людей. Два охотника гонялись за индейцем. Последний оказался израненным, весь в кровавых ссадинах и кровоподтёках. Он с трудом успевал убегать от агрессоров, стрелявших из лука. Несмотря на общий вид, парень изловчался уклоняться от стрел.

– Скройся! – сказал отец и схватил меня за комья волос. Я пригнулся за деревья лесополосы.

Мы из укрытия наблюдали за убегающим парнем.

– Нужно ему помочь? – спросил я.

– Не уверен… – прошептал отец.

Я взял лук и прицелился в одного из догоняющих.

– Ты что творишь?! – завопил отец. – Ты забыл?! Это испытание! Никто друг другу не помогает, выживает сильнейший, и становиться мужчиной.

– А почему они вдвоём нападают на одного?! Это же нечестно!

– Пойми, в испытаниях нет чести. Только люди, которые выживают и становятся сильнее под напором трудностей. Он должен сам вывертеться из передряги. Больше никто не помогает…

– Нет, – покачал я головой и вытащил лук и стрелы.

Я прицелился в одного и выпустил по очереди десять стрел. Они вонзились ему в спину, одна – в руку. Бедолага повалился на землю, и от его трупа пошла тёмная лужа крови. Его напарник остановился и с шоком поглядел на труп. Я выскочил из склона и выпустил три стрелы. Одна из них влетела ему в глаз, другая попала в живот, третья промахнулась. Он согнулся, выплюнув кровь изо рта. Индеец вытащил стрелу из живота, и из колотой раны выглянули розовые кишки. Они вываливались из живота.

Я сшиб его с ног, вытащил нож и ударил три раза. В моих глазах застыли слёзы. Кровь брызнула в лицо, остальная часть испачкала руки и ноги. Я встал и очистил нож о траву, и скрыл его за пояс. Посмотрел на застывшего в оцепенении парня. Им оказался Абукчич – сын Каканиви и Миджиси. Его назвали «мышью» за проворность и ловкость, свойственная грызунам. Из-за худобы он пролезал во многие ущелья и узкие места. Мог с легкостью скрыться в лесу и поджидать кролика или фазана.

– Воу, Джигаго?! – вскричал Абукчич. – Неужели ты… до сих пор жив?.. и ты убил двух людей! О, ужас!

Я насупил брови. Они рассчитывали, что я умру первым же в испытании. Я сжал кулаки, и вены на руках вздулись и сгустились.

– НЕТ! Пожалуйста, НЕ УБИВАЙ МЕНЯ! – закричал Абукчич и попятился от меня.

– Стой!

Он замер.

– Я хотел спасти тебе жизнь вообще-то… а не убивать.

Он скорчил рожу, и я не проглядел в ней какой-то хитрости и ехидного замысла.

– Да? Оу! Спасибо тебе, спасибо… – Он приблизился ко мне, но с осторожностью. Посмотрел с глазами, полными надежды. Положил руку на мою и сжал её в знак благодарности.