Боль. Сборник рассказов

Я остановился, ведь если я попаду в тупик, то он меня настигнет быстрее. Я должен выбрать подходящий момент для внезапной атаки.

Рука шарила по полу. Она нашла выпирающий из земли острый сталагмит. Каменная эрозия разъела некоторую её часть. Я ударил по сталагмиту, и камень стал трескаться, как песок. Я схватил сталагмит и увидел, что осталось полметра до того, как мы встретимся в схватке.

– Кончай комедию…

Я вскочил с диким, пронзительным рыком. Прыгнул к убийце, словно гепард, растянувшись во весь хребет и обнажив когти. Мои руки угодили его в жилистые ноги. Я повалил его на землю. Схватил сталагмит и ударил по телу. Он попал в челюсть. Я услышал хруст, почувствовал хлынувшую кровь. Я ударил второй, третий раз, и сталагмит рассыпался от стольких ударов. Похоже, эрозия насквозь прошлась по нему. Я увидел руку убийцы, держащую мой нож. Я схватил её.

Мы сцепились в партере. Кувыркались в разные стороны. На полу то оказывался я, то он. Я держал тисками руку с ножом и сдерживал её. Его хват оказался сильнее моего, и нож ближе и ближе надвигался к моему лицу. Лезвие застыло в сантиметре от моего глаза. Руки у убийцы тряслись. Похоже, у него руки дрожали всякий раз, когда он убивал.

Кончик острого ножа нацарапал мне лицо. Кровь хлынула из полос, и я закрыл глаза, чтобы она туда не попала.

– Я сильнее тебя, Скунс!

Я высвободил ногу из-под его ног и ударил в пах. Убийцы издал стон, отпустил нож. Я оттолкнул его в сторону. Перевернулся, чтобы схватить нож. Он схватил меня за шею, уволакивая от цели. Нож отдалялся, а руки не доставали. Я издал саднящий горло крик и ударил локтем в его лицо. Расквасил нож. Он пошатнулся, встал во весь рост, схватившись за окровавленный шнобель, и стукнулся головой об сталагмит, низко висевший над потолком. Убийца упал на бок, одной рукой держась за голову, другой – за нос.

Я тем же временем вскочил и попытался схватить нож. Он оказался почти у меня в руках, если бы… не убийца схватил меня за ногу и потянул. Мои пальцы вытолкнули нож через ущелье в лес. Я ударил ногой по рукам убийцы, и он отпустил меня.

Я перевернулся, и убийца сообразил мою ошибку. Он прыгнул на меня, надавив весом. Его преимущество заключалось в невероятной жестокости и разнице в весе. Агрессия делает тебя сильнее.

– ЕСЛИ Я ТЕБЯ НЕ МОГУ ПРИКОНЧИТЬ БЕЗ НОЖА, ТО ЗАДУШУ ГОЛЫМИ РУКАМИ!

Его тяжёлые, мясистые руки опустились на шею. Он перенёс центр тяжести, сжимая и сжимая моё горло, впиваясь ногтями в кожу. Кислород перестал доходить до мозга. Я почувствовал горькое, металлическое удушье. Попытался выбить руки убийцы, бил по ним, но каждый удар становился слабее. Мои ладони смягчались, тело становилось ватным.

Я издавал тихие всхлипывания, теряя сознание. Мир темнел, я отходил.

Сквозь завесу наступающей тьмы я разглядел лицо убийцы. Ромб света падал на его морду. Убийцей оказался Нуто, сын Накпэна и Адсилы.

Нуто приступал к каждому новому делу с огнём и жаром. В его глазах горел азарт. И он иногда вспыхивал, как бомба, за счёт своего холерного темперамента. Нуто – один из пятерых здоровяков среди моих сверстников. Его жилистые, сильные ноги позволяли Нуто пробежать сотни километров и прыгнуть до одной из высоких веток лиственницы. Он многие часы потратил на работу в различных предприятиях, отчего у него стали крупнее мышцы в разных местах.

– Я бы тебя грохнул, даже если бы у тебя были гребаные стрелы.

Его слова оживили меня и привели в действие. Я раскрыл глаза, шевельнул руку. Она опустилась в карман за пояс и вытащила стрелу.

– Аргнхнегагрнархг, – задыхался я, и Нуто наслаждался моим перекошенным лицом.

На его лбу образовался тонкий блестящий пот, стекавший к переносице носа. Он облизывал губы.

Я высвободил руку из-под него и взмахнул ею.

Нуто перестал улыбаться. Он отпустил меня, но… поздно. Когда воздух поступил в лёгкие, мой удар вышел сильнее.

В зрачках Нуто отразился сверкающий наконечник стрелы. Его лицо поблекло. Он успел зажмуриться прежде, чем я проткнул стрелой ему глотку.

– А-А-АХ-х-х-х… – выдавил я из своих лёгких. Металлический наконечник стрелы глубоко врезался в глотку Нуто. Вышел сухое чавкание, появились струйки крови.

Я оттолкнул его тело и выполз из ущелья. Мне казалось, я застряну, не смогу пролезть, и Нуто доберётся до меня. Но чувство инстинкта самосохранения, любовь к жизни и желание хвататься за всё, лишь бы выжить, спасли меня. Я выбрался в лес.

Набрал в разгорячённые лёгкие свежего воздуха. Посмотрел на небо. Горизонт краснел от восходящего солнца. Я потёр горло, и она ответила мне саднящей болью. На шее появились пурпурные синяки. Я с надсадным кашлем отхаркался кровью. Пополз к валявшемуся на земле ножу. Взял его и сжал рукоятку. Повернулся в ущелье. Оттуда выползал полуживой Нуто.

Его голова высунулась из ущелья. Лицо перекосила гримаса боли и ненависти. В глазах горело дикое желание прикончить меня. Они превратились в горячие бледно-багровые хрусталики. Шли слёзы. Кожа вздулась, вся пунцовая и потная. Он мотал головой в разные стороны, клацал кривыми зубами, брызгая слюни по подбородку. Из шеи торчал обрубок стрелы, а из раны хлестала кровь.

Будь Нуто аккуратнее, он бы вылез из пещеры. Но такой здоровяк с лёгкостью застрянет в ущелье. Он уже не мог вытащить голову, как бы тот не старался и не прилагал усилия.

Да, жестокая смерть – застрять головой в ущелье, обливаемый кровью из глотки.

Я смотрел на этого зверя и сжимал, разжимал нож.

– Ты убил столько людей, – сказал я. – Причём жестоко. Ты просто несчастный ублюдок. Нет, ты не мужчина. Я не хочу, чтобы индейцы из нашего племени называли тебя достойно «мужчиной».

Нуто замотал головой быстрее. Кровь расплескалась и на траве, и на стенках. Он заслуживает медленной, мучительной смерти.

Я стоял с ножом перед охотником, попавшимся в собственный капкан. Я смотрел на него без чувства жалости. Только отвращение. Меня заставили выбирать: оставить его умирать мучительной смертью или покончить быстро?

Я подошёл к нему и вытащил застрявший в глотке наконечник стрелы. Из раны хлестнул фонтан алой, насыщенно-рубиновой крови.

Я отошёл. Собрал стрелы, лук, раскиданные на земле и взглянул на труп Абукчича.

Он лежал на траве, раскинув руки и ноги, будто звезда. На его теле копошились мухи, а на ноге сидела ворона. Я прогнал их и посмотрел, что с ним сделали. Тушу Абукчича выпотрошили. Нуто разбил ему голову огромным камнем. Я увидел на траве высохшую розовую кашу мозгов Абукчича. Убийца удосужился сделать разрез с шеи до живота и из него вытащил все внутренности. Они лежали на траве либо съеденными животными, либо сгнившими под ветром высокогорья. Один из воробьёв поедал тонкую кишку Абукчича.

– Крысы разве заслуживает подобной смерти? – спросил я. Посмотрел на Нуто.

Он до сих пор оставался живым, но не мотал головой. Силы у него иссякли, и достаточный литр крови истёк из раны. Глаза стали отсутствующими и стеклянными. Но губы, засохшие кровью, шевелились. Они шептали:

– Ты тоже заслуживаешь такой смерти…

Я покачал головой и оставил умирающего Нуто. Продолжил путь.

9

Я завязал верёвкой стрелу, надел её на тетиву и прицелился, стоя на берегу быстрой реки. Рыбы то и дело выпрыгивали из воды. Я выстрелил. Стрела промахнулась в двух сантиметрах от цели. Я потянул верёвку и взял стрелу.

– Лучше целиться чуть ниже, потому что рыба может либо ускориться, либо притормознуть, и стрела не попадёт в цель.

Появился отец. Он стоял возле моего плеча, улыбался с мальчишеским задором и с прищуром смотрел на реку. Вдыхал её свежий аромат и наслаждался утренним солнцем. В нём бурлила жизнерадостность, и она заразила и меня. Я улыбнулся, прицелившись и выискивая новую жертву. Улыбка бы показалось со стороны нелепой, ведь я пережил ужасное событие. Находился на волоске от смерти. Что ж, стоит на минутку абстрагироваться от вселенского зла, чтобы сохранить нервы. Иногда стоит смотреть на мир мальчишескими глазами.

– Эгей! – толкнул меня локтем отец, выдавив смешок. – Твои улыбки не помогут выловить рыбу!

– А твои? – засмеялся я и толкнул его в ответ.

Отец засмеялся, засучил рукава, насупив брови. Он изобразил взвинченного вождя и понизил голос:

– Маладай мольчик, чьо фы сьебе возомьинили?!

Я упал на землю со смеху, с трудом не выронив лук в реку.

Отец стал ходить тяжёлыми шагами, почёсывая затылок. Он говорил странные слова не на индейском языке.

– О чём ты бормочешь? – спросил я, успокоившись от истеричного гогота.