Услышав скрип открываемой и закрываемой двери, Гай недобро улыбнулся.
– Вот теперь все правильно! – прошептал он, глядя в темноту, скрывшую Робина, Джона и Марианну. – Преступник, объявленный вне закона, и девка, отмеченная позорным клеймом, – вот теперь вы идеально подходите друг другу!
Глубоко вздохнув, он положил голову на сомкнутые руки и закрыл глаза.
Робин не запомнил, как прошел коридор потайного хода, – лишь тепло легкого тела Марианны, проникавшее сквозь одежду и обжигавшее его руки огнем. И такое же обжигающее тепло ее неровного дыхания у его плеча, на которое она уронила голову. Он пришел в себя, когда ночной воздух хлынул ему в лицо ароматом леса и вернул сознание. Воин приветственно зафыркал, закивал и потянулся к хозяину, угадав по запаху, кого он несет на руках.
– Джон, – сказал Робин, – возьми Марианну и возвращайся вместе с ней в Шервуд.
Джон, который в это время отвязывал поводья своего коня, услышав приказ Робина, обернулся как ужаленный и схватил лорда Шервуда за плечо.
– Ты в своем уме?! – с яростью вскричал он, увидев в глазах Робина мрачную решимость. – Ты и впрямь собрался вырезать почти сотню ратников, чтобы добраться до Лончема? Тогда я лучше сам убью тебя, чтобы не оставаться в неизвестности!
– Я справлюсь, – ответил Робин, устремив взгляд в сторону черных зубцов башен Фледстана, – благо я теперь не ограничен временем до рассвета.
Заметив ярость в почерневших глазах Робина, Джон поспешил сдавить мощной рукой его плечо, чтобы тот не вырвался и не вернулся во Фледстан.
– Пойми, что тебя сейчас уже поджидают все ратники и Лончема, и Гисборна у этой потайной двери! – не слыша ответа, он вскипел: – Не упрямься же, как мул! Какой прок в том, что ты сложишь голову, едва переступив порог Фледстана?! Сейчас ты нужен леди Марианне, она без тебя погибнет! – пытался он докричаться до лорда Шервуда. – Не время для мести!
Робин с трудом перевел дыхание. Его разум стал постепенно проникаться справедливостью слов Джона. Перехватив Марианну удобнее, он через мгновенье оказался в седле и бросил полный ненависти взгляд в сторону замка.
Оставив позади Фледстан, миновав дозоры шервудских стрелков, на оклики которых отзывался Джон, они наконец выехали к огромному дубу и, не сговариваясь, осадили лошадей. Джон кашлянул.
– Тебе бы лучше не везти ее сейчас в лагерь, – посоветовал он, бросив взгляд на неровно остриженный затылок Марианны, которая прятала лицо на груди лорда Шервуда.
Робин молча склонил голову, согласившись с ним. Помедлив, Джон коснулся плеча Марианны, задрожавшего в ответ мелкой дрожью.
– Не переживай так, девочка, – сочувственно сказал он. – Это не самое страшное, что случается в жизни.
Марианна ничего не ответила, лишь с силой вцепилась в куртку Робина. В ответ Робин крепче прижал ее к груди и, пришпорив Воина, помчался вглубь леса. Раздумывая о том, куда же ему отвезти Марианну, он бросил взгляд по сторонам и невесело усмехнулся: Воин уверенно скакал легким галопом по тропинке, что вела к дому Эллен.
Путь был недолгим – вскоре Воин заплясал, сдерживаемый собранными поводьями. Не отпуская Марианну, Робин спрыгнул с седла и внес ее в дом. В лицо пахнуло теплым воздухом, полным ароматом сухих трав. Он положил ее на кровать и хотел выпрямиться, но не смог: она удерживала его, вцепившись в его рукава. Он осторожно разогнул ее ледяные на ощупь, окостеневшие пальцы и провел ладонью по холодной щеке.
– Подожди, Мэриан, – тихо сказал он, и она почувствовала, что его уже нет с ней рядом.
В его ладонях вспыхнул огонек, осветив хмурое лицо Робина, перепрыгнул в очаг на охапку дров и тут же разгорелся, заполнив дом ярким радостным светом. Робин рывком снял через голову куртку и не глядя швырнул ее в угол, потом снял пояс с оружием и бросил туда же. Устало расправив плечи, он яростно встряхнул головой, словно волк, отгоняющий от себя дремоту. Марианна села, подтянув колени к груди, и закуталась в плащ, неотрывно следя широко распахнутыми глазами за движениями Робина. Достав из сундука кувшин с вином, он налил кружку и вернулся к Марианне.
Сев на кровать рядом с ней, он обнял Марианну за плечи, придвигая к себе, и приставил край кружки к ее губам. Безуспешно пытаясь сделать глоток прыгавшими губами, она выпростала руки из-под плаща, обхватила кружку ладонями и сама поднесла к губам. Терпкая влага обожгла ее пересохшее горло, и она принялась глотать вино жадными крупными глотками, словно жажда сушила ее огнем. Пальцы Робина прикоснулись к ее руке, медленно обвели запястье, потом второе. Марианна повернула к Робину голову и увидела, какой яростью вспыхнули его глаза.
Оба ее запястья были стерты до крови. Робин бросил взгляд на ноги Марианны, открывшиеся из-под сползшего на кровать плаща, и его губы искривились в оскале ненависти: на ее лодыжках были такие же кровавые потертости – следы от веревок. Так же были поранены и уголки ее распухших, искусанных до крови губ.
– Я сопротивлялась, – услышал он ее спокойный охрипший голос, в котором не было и следа прежней мелодичности.
Таким же ровно-спокойным был ее взгляд, встретившийся с потемневшим от боли взглядом Робина. Лишь в самой глубине ее глаз, неестественно огромных из-за черных полукружий, едва заметно что-то дрожало и переливалось светлым расплавленным серебром.
– Вернее, пыталась, – уточнила она безжалостным к самой себе смешком.
– Бедная моя! – выдохнул Робин и дрогнувшей рукой отбросил с ее лба короткую прядь неровно обрезанных волос.
Марианна резко отпрянула от его руки, выронила кружку и, зажав ладонью рот, опрометью выбежала из дома. Бросившийся следом за ней Робин застыл в дверях, увидев, как она, упав на колени, содрогается в неудержимых приступах рвоты, выворачивающей ее наизнанку. Когда приступ закончился, у нее не хватило сил даже встать на ноги. Она покорно позволила Робину поднять ее и, пока он мыл ее лицо, зачерпывая воду из дождевой бочки, лишь жмурила глаза, когда в них попадала вода. Она очень хотела, чтобы он что-то сказал, и не меньше боялась услышать любое его слово, но он молчал, и лишь хриплое, неровное дыхание вырывалось из его груди.
Робин принес Марианну обратно в дом и уложил на кровать. Он вышел за дверь, вернулся с большим котлом и, пристроив его над огнем, стал наполнять водой, набирая ее ведрами из ручья, который протекал неподалеку от дома. Когда котел наконец наполнился, Робин прошел вдоль стен, изучая пучки трав, развешанных под потолком заботливыми руками Эллен. Выбрав несколько пучков, он снял их и, распотрошив на столе, растер травы в порошок, ссыпая полученные смеси в две высокие глиняные чашки, потом залил их водой и поставил в очаг поближе к огню на плоские накалившиеся камни.
Теперь ему предстояло сделать то, что было для него тяжелее всего, но иного выхода он не видел. Если бы Эллен была дома, он бы перепоручил ей эту часть забот о Марианне, но Эллен отсутствовала и могла вернуться к утру или даже днем, а ждать так долго было нельзя. Крепко стиснув зубы, Робин сначала тщательно выбрал слова, потом сказал Марианне, что он намерен делать и как ей надлежит себя вести. Выслушав, она отползла как можно дальше от Робина и, не сводя с него глаз, помотала головой в знак отказа. Другого ответа он и не ждал, но такой ответ его не устраивал, и потому твердо сказал:
– Мэриан, я все понимаю, но сделать это необходимо.
Он молча шагнул к кровати и быстрым движением, так, что Марианна не успела отпрянуть, провел кончиками пальцев по ее бедру. Вскинув руку перед лицом Марианны, Робин посмотрел ей в глаза и выразительно вскинул бровь. Его пальцы были окрашены кровью. Марианна опять покачала головой, глядя на Робина так, словно он приговаривал ее к казни.
– Ну и что, что кровь? – хрипло сказала она. – Это еще ничего не значит.
– Значит! – жестко ответил Робин. – Ты целительница, и понимаешь, что я прав. У тебя могут быть разрывы, и если не наложить швы, ты умрешь.
Воин и возлюбленный, сейчас он предстал перед ней в совершенно иной, неожиданной для нее ипостаси. Он был еще и целителем, хотя прежде не обнаруживал перед ней этих познаний, за исключением перевода арабского текста. Тогда она решила, что он сведущ в арабском языке, но даже представить себе не могла, что он обладает и наукой врачевания. Прозрение к ней пришло, когда она наблюдала, как он готовил травяную смесь для отваров – с такой уверенностью и умением, что одни лишь движения рук выдавали его, не нуждаясь в словесной подсказке. Узнай она раньше, что их души родственны еще и в занятиях медициной, то испытала бы радость, но не сейчас, когда предпочла бы умереть, лишь бы он до нее не дотрагивался. Кто угодно, но только не он!
Робин неотрывно смотрел на Марианну, прекрасно понимая, о чем она думает и что чувствует.
– Я не имею права рисковать твоей жизнью, щадя твою стыдливость, – непреклонно сказал он.
По горлу Марианны прокатился сухой смешок.
– Мою стыдливость? О чем ты? – она вытянулась на постели и прикрыла глаза. – Поступай, как знаешь.
Ей думалось, что свою чашу унижений она выпила до дна, но сейчас она испытывала такой мучительный стыд, который был во сто крат сильнее, чем тот, что охватил ее, когда она увидела Робина во Фледстане. Она понимала, что им руководит исключительно долг целителя, созвучный ее собственному долгу, но это понимание не избавляло ее от позора. Очень быстро она поняла, что его познания в медицине не уступают ее собственным, судя по опытным прикосновениям его рук и чуткости пальцев, которые замирали за секунду до того, как она вздрагивала от боли. Исследуя ее тело, он попутно ровным спокойным голосом задавал ей вопросы, которые обычную девушку лишили бы чувств от смущения, но не ее, знавшую, что эти вопросы ему диктует медицина. Поэтому она ответила ему на все, о чем он спрашивал, и снова замолчала.
Напоследок он взял ее руку, и ей показалось, что его взгляд быстро и зорко обследует все уголки ее тела. Не просто целитель, а еще и владеющий врачебной магией друидов! Марианна усмехнулась и обессиленно покачала головой. Какой же наивной она была, полагая, что знает о нем все!
– Обошлось, – наконец услышала она его легкий вздох облегчения, но ничего не сказала, отвернулась от него и только прикусила губы, когда его ладонь ласково скользнула по ее щеке.
Над котлом уже поднималось облачко пара. Установив поближе к огню большую деревянную лохань, он опрокинул в нее котел, добавил холодной воды и обернулся к Марианне. Встретившись с ним глазами, она покривила губы в горькой усмешке и вдруг громко рассмеялась.
– Ты думаешь, что сможешь меня отмыть?! – спросила она сквозь смех, полный безумного веселья. – Ты действительно так думаешь?
Лучше бы она разрыдалась – слезы, по крайней мере, принесли бы ей хоть немного успокоения. Но в ее глазах не было ни намека на хотя бы одну слезнику – только сухой болезненный блеск и огонек подступающего безумия. Робин внимательно посмотрел на нее: плечи расправлены, голова высоко поднята – вся напряженная и звенящая, как перетянутая тетива, которая вот-вот порвется.
Взяв ее за плечи, Робин рывком поставил Марианну на ноги, и она замолчала, опустила глаза и позволила снять с нее чужое сюрко. Подхватив ее на руки, он отнес ее к лохани и опустил в воду, в которую она погрузилась до подбородка и закрыла глаза. Робин тем временем занялся травяными отварами, готовившимися в двух чашках, исходивших паром: одна – остро пахнущим, вторая – мятным и пряным. Процедив отвары, Робин принес Марианне две кружки и поочередно подал их. Вдохнув мятный аромат первого отвара, Марианна узнала по запаху успокоительный сбор.
– Пей, – сказал Робин в ответ на ее взгляд, – тебе надо успокоиться.
Она не стала спорить, просто молча выпила отвар, который был довольно приятным на вкус. А вот нестерпимая горечь содержимого второй кружки оказалась ей совершенно незнакома, несмотря на все ее знания трав, и она вопросительно посмотрела на Робина.
– Если от насилия над тобой произошло зачатие, это лекарство избавит тебя от беременности.
Ее лицо вновь полыхнуло ярким румянцем стыда. Она поднесла к губам кружку и, посмотрев ему прямо в глаза жестко сузившимися глазами, так же жестко спросила:
– А если мы с тобой зачали дитя?
– Этот отвар оказывает нужное действие, когда выпит в течение суток, – ответил Робин, глядя на Марианну темными от боли глазами. – Если ты понесла от меня, с нашим ребенком ничего не случится. Он родится в положенный срок. Поэтому можешь смело пить.