В скудном свете сухой лучины стены избы казались совсем черными. Впрочем, таковыми они, вероятно, и были от копоти захудалой каменки. В потемках блеснули глаза Тиши. Она пряталась за печушкой, поскольку больше здесь ничего другого не наличествовало.
– Стеша…– глаза Годфреда различили силуэт женщины.
– Да она это, она, – отозвался Торольв. – Кому еще здесь быть…
Годфреду стало интересно увидеть лицо пленницы. И он шаткой поход двинулся к ней. Оказалось, что она не только ладно сложена, но еще и имеет красивые глаза. Которые сейчас смотрят на него испуганно. И правильно делают.
– Зачем ты отдала брату кинжал? – мрачно произнес Годфред. Он никогда не понимал, почему женщины делают так, что мужчины ссорятся между собой или вообще в итоге убивают друг друга. – Что ты немотствуешь? Тебе известно, что из-за твоего поступка твой брат скоро умрет?
Тиша всхлипнула, утирая набежавшие слезы краешком платка, покрывающего ее плечи.
– Твой брат зело дерзок и упрям. Ты сама это разумеешь?…– Годфред наконец стал привыкать к полумраку. – Разве я не прав? – обратился Годфред то ли к Тише, то ли к Торольву.
– Ага, прав, – отозвался стражник, отчего-то посчитав, что вопрос был обращен к нему.
– Это ведь очень вызывающе – убить Гарди его же собственным кинжалом…Зачем твой брат так поступил?! – Годфред навис над Тишей, как утес над бездной. – Ведь никто бы не догадался, что это он. Если б не кинжал, который Гарди подарил тебе. Зачем твой брат взял именно этот кинжал?
– Боюсь, нам этого не понять, – зевнул Торольв. А Тиша все еще молчала.
– Нам этого не понять, уж точно, – согласился Годфред. – Стеша…Ты должна осознавать, что во всем виновата только ты одна. Все из-за тебя, – Годфред действительно полагал, что всему виной Тиша. Даже в том, что Гарди напал на нее. Ведь она так хороша собой. Возможно, не всем она пришлась бы по вкусу. Она не юная дева, а именно женщина. Но Годфреду она, определенно, нравится. Наверное, это из-за ее роста. Маленькая. Она маленькая. Даже почему-то хочется ее обнять. Возможно, это потому, что он очень много выпил. А возможно, оттого, что ему грустно сегодня. И хочется, чтобы кто-то приласкал его самого.
Годфред сделал шаг к Тише. Но она отпрянула от него. Скрестила руки на груди, сжимая в ладонях края платка.
– Не подступайте ко мне! – вскрикнула Тиша. На ее бледном лице горели испуганные глаза.
А Годфред только сейчас заметил, что одета она совсем легко. На ней нет меха. А эта ночь так холодна.
– Уйдите, – бросил Годфред своим провожатым. – Вы ее пугаете.
Дверь затворилась. В избенке остались лишь Годфред да Тиша. Царило безмолвие. Только треск догорающей лучины нарушал тишину. А Годфреду вдруг вспомнилось безразличное лицо Ратиборы. Ее топорная осанка. Такая, будто она проглотила черенок от любимой лопаты. И его рука буквально сама потянулась к Тише.
Женщина шарахнулась в сторону и забилась в угол. А Годфред только улыбнулся на это. Он не собирался обижать ее или устрашать. Он просто хотел дотронуться до ее лица. Почему-то возникло желание коснуться ее кожи. Даже в темноте было видно, как красива ее кожа.
– Стеша, не бойся. Тебя никто здесь не обидит, – Годфред даже сам не понял, отчего это он такой добрый. Ведь изначально он не был расположен к женщине, из-за которой произошло столько несчастий. – Ты ведь вдова? – Годфред смутно припоминал слова Бармы. – Кажется, у тебя есть дети…
Тиша по-прежнему молчала. Ей было совсем не до разговоров.
– Я тут подумал…Ведь это все – не твоя вина, – вдруг пришел к выводу Годфред, любуясь Тишей, которая теперь виделась ему безумно привлекательной. Хотя на самом деле ничего особенного в ней, кажется, не было. Либо хмельной мед творит все эти чудеса. Либо эта женщина похитила его сердце каким-то образом. Кто знает, может, все славянки ведьмы. – Да, пожалуй, ты ни в чем не виновата. Многое происходит с нами не по нашей вине. И, уж точно, не по нашей воле…Ты так худо одета, – Годфред уложил ладони на маленькие плечи Тиши. Эта женщина казалась ему знакомой, хотя, конечно, он видел ее впервые. – Ты замерзла?
Тиша подняла на Годфреда вымученные глаза. Она была истерзана своей судьбой, а также сегодняшним днем. И у нее не имелось сил говорить. Она даже не могла сосредоточиться.
– Пойдем со мной, – Годфред взял Тишу за руку.
****
– Ты знаешь, что Гарди был моим другом? – спросил Годфред свою гостью, уже будучи в гриднице вместе с ней.
Тиша ничего не ответила, лишь отрицательно качнула головой. Оказавшись в теплой светлой гриднице, женщина немного пришла в себя. Хотя по-прежнему чувствовала себя неприютно. Что и понятно. Она в обществе весьма двусмысленного человека. И все идет гладко лишь до тех пор, пока он в настроении.
– Я хочу знать, что случилось с твоим мужем…– Годфред сидел напротив Тиши и не мог отвести от нее пьяного взора. Она казалась ему воплощением женственности. И ему хотелось, чтобы она заговорила с ним. Но она в основном избегала слов. – Расскажи мне. Расскажи, я хочу все знать, – Годфред взял ладонь Тиши и приложил ее к своим губам. Он вовсе не собирался домогаться до несчастной Тиши, в глазах которой явственно читалось страдание. Он лишь просто хотел, чтобы ее рука оказалась возле его лица. Он бы не смог объяснить это желание. Но предполагал, что это связанно с тем особым состоянием, возникающим после обильных возлияний. – Что случилось с твоим мужем? – повторил Годфред свой вопрос, не выпуская ладонь Тиши.
– Он погиб, – после паузы ответила Тиша. Годфред ожидал, что она скажет что-то еще, но она молчала.
– Что с ним случилось? – Годфреду обычно было неинтересно слушать женские истории. Но сегодня его мучило множество вещей. От вполне определенных – вроде лица невесты – до туманных – вроде опасений гнева дяди. И он не хотел ничего говорить. Он желал просто слушать голос Тиши. Пусть рассказывает хоть что-то.
– Он не вернулся из Царьграда…– ответила Тиша, как всегда, с заминкой. Казалось, каждое слово дается ей с трудом.
– Он ходил в поход с Гостомыслом? – догадался Годфред. Тиша вновь безмолвствовала, и он продолжил разговор сам. – Да, я слышал, что Изяслав присоединился к тому походу…А вместе с ним и его соотечественники…И что было потом? Когда твой муж не вернулся, то есть. Как ты жила?
– Очень худо, – Тиша будто окунулась в воспоминания тех дней. Ее взгляд застыл на огоньке свечи. – Голодно.
– Но ведь, наверное, брат помогал тебе, – предположил Годфред. В его желудке никогда не бывало пусто с самого рождения. Поэтому он мог только догадываться о голоде.
– Он лишь этой зимой вернулся в Изборск, – ответила Тиша, не вдаваясь в подробности.
– Мне жаль слышать это, Стеша, – Годфред прижал ладонь женщины к своей щеке. На вид Тиша была старше Годфреда. Он не мог определить ее возраста. Однако было очевидно, что разница в годах у них все же существует. Но, как бы там ни было, Тиша была еще далека от преклонных лет и все еще могла нравиться молодому человеку.
– Отпусти меня к детям, – неожиданно обратилась Тиша к Годфреду. Это было первое, что она сказала, и что не являлось ответом на вопрос.
– Не могу. Я не могу тебя отпустить, – Годфред еле припомнил подробности утреннего плана, который они измыслили с Бармой на пару. И сам удивился тому, как он далеко отклонился от задуманного.
У Годфреда детей пока не было. Ну, или, по крайней мере, он о таковых не знал. И потому он не задумывался о том, что может ощущать родитель, оторванный от своего чада. И, уж конечно, он не представлял, что чувствует женщина, которая разлучается с ребенком. Он слышал и знал, с чужих слов, что это трудно. Но он не понимал этого своим сердцем, поскольку сам прежде не испытывал ничего подобного. Для него дети были просто маленькими человечками, о которых люди обычно заботятся. И на этом все.
– Мне нужно к детям, – повторила Тиша. И ее голос дрогнул. – Один еще совсем мал…Он не может без меня, – на словах о младшем сынишке Тиша заплакала. Она старалась сдержать себя, утирала мокрые щеки. Но все это не помогало. Она не могла успокоиться. – Отпусти меня…Прошу, отпусти…
Годфред не понял ничего из того, что сказала Тиша. Но зато он видел ее слезы. И ему было жаль ее, даже независимо от причины ее расстройств. Ему очень хотелось успокоить ее. Он обнял рыдающую Тишу и прижал к себе. И она почему-то показалась ему родной. В его хмельной голове рождались какие-то туманные образы. Они перемешивались между собой в мутную гущу. Сам того не замечая, он уже целовал Тишу, обняв ее маленькие плечи. Она что-то говорила ему, но он даже не вслушивался в ее речь.
– Я очень прошу, – сбивающийся голос Тиши в какой-то миг вывел Годфреда из забвения. Он открыл глаза. Нахмурился, стараясь понять, что она говорит и о чем просила до этого момента. – Я обещаю. Я приду. Я сама приду завтра. Но сегодня отпусти меня к детям, – умоляла Тиша, кутаясь в платок. – Прошу, отпусти. Мне нужно домой. Я приду завтра и все сделаю, что ты скажешь. Только отпусти меня сейчас.
Отпустить Тишу для Годфреда было в данный момент сравнимо с тем, что оторвать от иссушенного жаждой горла ковш с ледяной водой. Но с другой стороны в пьяном Годфреде отчего-то было столько нежности к этой неизвестной женщине, что он и сам впоследствии даже не мог это объяснить, припоминая сей эпизод.
Годфред встал с лавки, взял Тишу за руку и повел ее к двери. Благородство взяло верх над сутью викинга.
– Я тебя отпускаю, – сказал Годфред. Пред взором у него расплывалось все. Ему казалось, что в этой горнице даже нет стен. Но зато он отчетливо видел красивые глаза Тиши. Ему хотелось ей помочь. Теперь уже ясно, что она очень бедна. Скорее всего, она всю свою жизнь бедна. И была таковой даже при муже.
Взяв с сундука свою теплую накидку, отороченную мехом, Годфред одел ее на плечи Тиши. Потом снял с руки один из перстней, которыми любовался еще сегодня утром, и вложил в ладонь женщины. В глубине души он догадывался, что она не придет к нему ни завтра, ни потом. И также, зная себя, он был убежден, что через несколько дней забудет о ней. Да что дней…Уже к утру все, что происходит сейчас, покажется ему наваждением.
– Уходи теперь, – Годфред чуть склонился и поцеловал свою гостью на прощание.
Глава 45. Новгородские шутки
Скованный снегами, изнуренный холодами, Новгород ожил с первыми птичкам. И хотя почти каждую ночь шел дождь, наутро солнце светило радостно, подсушивая лужи, стирая следы ненастья с лица земли. Долгожданная весна могла утешить даже слепого и немого, могла излечить любые раны.
Однако в тереме княгини было сумрачно. И не только из-за занавешенных окон. Ни ясное солнце, ни набухающие на деревьях почки не радовали ее взор. Сегодня она была одета просто, словно жена обычного ремесленника. Ни украшений, ни богатых нарядов. Лишь тонкая льняная рубаха до пола да темная шерстяная понева на бедрах.
На столе, застеленном белым траурным полотном, с таким же снежным безжизненным узором, стояло несколько мисок с требой – яйцами, блинами и кутьей. Горели свечи, хотя время было еще непозднее.
– Княгиня, тиун пожаловал, – заглянувшая в дверь Рада прервала молитву Дивы.