И было в ее взгляде нечто, не совсем Рёрику ясное. Что-то пряталось за этой покорностью. Так сразу и не понять. Но, конечно же, это не укоризна. Хотя разве не ей там быть? И это выражение: «Сам не знает, что говорит!», – из ее уст оно звучит даже смешно. Кому, как не ей, знать, что крикун сказал правду.
– Княгиня, этот человек нанес оскорбление князю и всему княжеству, – вмешался тут же Арви. – Он либо глуп, либо, как было замечено, пьян. Но все это не освобождает его от ответственности за свои поступки.
– Мой князь, прошу…– глаза Дивы заблестели от подступивших слез.
– Княгиня должна понимать, что просить за такого человека можно лишь по злому умыслу, – не отступал Арви, которого раздражало, что она везде лезет. Да еще и пытается разжалобить князя рыданиями. Самый низкий способ из всех! – Или легкомыслию. В любом случае подобное не красит даже княгиню…
Дива понимала, что Арви прав. С его точки зрения. И с точки зрения власти. Но она не умела мириться с такой правотой. И все же не стала спорить с тиуном. Она не могла придумать, какими доводами помочь отважному соотечественнику. Она просто знала, что должна не допустить беды.
– Я не могу этого видеть…Мой князь, только не сейчас…– голос Дивы дрогнул от слез, она опустила руку на живот.
Арви уже собирался снова возразить, но, увидев лицо князя, с досадой отвернулся в сторону. Рёрик в свою очередь внимательно оглядел Диву. Потом кивнул вознице. И через миг упряжка рысаков уже резво двигалась по дороге. Дива оглянулась. Последнее, что она видела перед тем, как лошади повернули за угол – крикуну заломили руки. Его не порешили, но, кажется, и не отпустили.
– Что с ним станется? – Дива в переживании сжала руку Рёрика. Она чувствовала, что он очень зол на нее, хоть и не показывает этого отчетливо.
– Какая разница…– процедил князь. – Ты не хотела ничего видеть. Вот и не видишь.
Арви довольно ощерился. Вновь отвернулся в сторону, но на сей раз пряча улыбку. Да, князь выполнил просьбу этой дуры. Но сделал это не ради нее! А ради своего наследника! Ради нее он бы и пальцем не пошевелил! В любом случае это ее вымогательство ему по душе не пришлось.
А Дива не сразу поняла, что означают последние слова Рёрика. Но когда до нее наконец дошел их смысл, она почувствовала, что к ее горлу подступает ком.
– Как же так…– из глаз Дивы полились слезы. – Так нельзя. Его нужно отпустить.
– Что? – Рёрик развернулся и оглядел Диву так, что у нее все похолодело внутри.
– Прошу отпустить его…– пересилила себя Дива. Она не могла молчать. Хотя уже ясно видела только одно – вместо того, чтобы улучшить положение храброго новгородца, она сейчас ухудшит свое собственное.
– Не лезь не в свое дело, – из уст Рёрика сие предостережение прозвучало угрожающе. – И прекрати немедленно это…– Рёрик подразумевал рыдания, которые действовали ему на нервы. Он ощущал, как превращается в зверя, когда на него пытаются давить таким образом.
– Умоляю…– прошептала Дива, спешно утирая дрожащей рукой струящиеся по ее щекам слезинки. – Его надо отпустить…Прошу…
– Закрой рот, – прорычал Рёрик. Было очевидно, что плачущая женщина вызывала у него не жалость, а, наоборот, гнев.
– Мой князь…– после его грубых слов слезы хлынули из глаз Дивы бурными реками. Лица людей, стоящих вдоль дороги и приветствующих своего нового правителя, теперь расплывались пред ее взором, сливаясь в бесформенную радугу. – Я же…
– Не обращайся ко мне, – повелел князь мрачно.
Сотрясаясь в немых рыданиях, Дива зажала рот ладошкой. Она, как могла, старалась сдержать себя. Рёрик больше не смотрел на нее. Но вид у него был такой злобный, что она даже опасалась подать голос еще раз.
Все время княжеского спора Арви глядел в сторону реки и улыбался солнышку, играющему лучиками в его козлиной бородке. Настроение у него улучшилось. Нет, не все пожелания вражьей дочери, этой несносной выскочки, должны исполниться. Наконец, князь сам указал ей на ее место. Место, предполагающее молчание, сдержанность и покорность. О да, для разнузданной и заносчивой дочери Гостомысла самое страшное наказание – именно молчание и сдержанность!
День завершился тоскливо. Дива полвечера проплакала в своей горнице. На улице давно стемнело, и было бы правильным лечь спать. А не жечь свечи. Но она не могла заснуть. Она ждала Рёрика. Который все никак не шел. Вскоре уже начало светать. А он не появлялся. Ну и где он? Его отсутствие еще тягостнее его присутствия. Ничем положительным для нее это не закончится. И тут все ясно. Но есть еще кое-что…
С некоторых пор Дива стала замечать за собой странную перемену. Ее отношение к Рёрику постепенно менялось. Ненависть и обида вытеснялись непостижимой симпатией. Временами она ловила себя на мысли, что ждет от него внимания. Пока он рядом, никакие враги во второй раз не завоюют город, а ее не отправят в рабство. Да и сам он для нее теперь не так уж безразличен, как хотелось бы. Порой она неосознанно стремилась вызвать его одобрение, всячески являя послушание и готовность следовать путем, который он укажет. Она так убедила себя в необходимости смирения, что иногда, даже не замечая того, оправдывала его вероломные действия, находя им разумные объяснения. Безусловно, ничто не загладит того, что он сотворил. И она, конечно, не забудет об этом никогда. Однако на какое-то время придется отставить мысль об отмщении. Ведь сейчас самое главное – это дитя. От того, как она сама будет себя вести, зависит судьба малыша. Так что теперь дружба с князем – это нечто необходимое. Да и не такое уж пренеприятное, если не вспоминать каждый миг о том, что он сделал.
Наутро ничего не поменялось. Рёрика все не было. А Дива выглядела уже совсем разбитой и даже болезненной. Она была бледна и медлительна. А к полудню у нее на лестнице вдруг закружилась голова.
– Что такое, княгиня? – подоспевшая Рада подхватила Диву под руку, помогая ей добрести до одрины.
– В глазах темно! Зови князя! – велела Дива слабым голосом.
Кажется, прошло совсем мало времени, как на крыльце послышались шаги Рёрика. Открылась дверь, и в горницу ворвалась перепуганная болтовня Рады. А вот, кажется, и князь уже здесь.
Дива чуть приоткрыла глаза. Обеспокоенный Рёрик сидел на краю ее постели. И поправлял покрывало, потянувшееся на пол. Впервые в жизни она видела его растерянным. Этот новый образ, в котором предстал князь, был неожидан и приятен глазу. Особенно после того, как он оставил ее вчера одну, ни сказав ей ни слова.
В этот же миг в покои влетела повитуха и что-то прокудахтала. Утром бабка уже навещала этот терем, но вот, оказывается, как дело обернулось. Пришлось вновь посылать за ней.
– Быстрее можешь?! – князь нетерпеливо пододвинул скамейку повитухе, которая никак не могла усесться, крутясь на месте. – Где тебя носит?!
– Князь, как послали! И я сразу тут как тут…Как я посмела бы…– причитала бабка.
– Тебе следует постоянно быть здесь. А если бы рядом никого не оказалось?! – отчитывал Рёрик бабку, которая лишь пробурчала в ответ что-то неясное.
– Я лишь говорю, что на этом сроке очень опасно…– начала бабка, украдкой бросив взгляд на Диву.
– Чего опасно?! Не болтай мне тут, – указал князь, перебив повитуху. Он не хотел, чтобы она нагнетала страсти. – Все будет хорошо, – последние его слова были обращены к жене и звучали мягче.
Дива в свою очередь опустила веки. На ее лице читалось недомогание. Возле нее на самом видном месте расположилась корзинка с рукоделием. И вся картина в целом была трогательной.
Бабка задала несколько вопросов. Послушала сердце и живот Дивы.
– Напрасно серчать изволили – все ладно. Плод на месте, где ему и положено, – с довольным видом изрекла наконец бабка. – Это не ранние роды, а присущая этому сроку слабость! – вновь бросив краткий взгляд на Диву, повитуха продолжила еще более уверенным тоном, – но главное – сберегать княгиню от всякого непокоя! Нельзя допускать никаких тревог, дабы подобного не повторилось! – последнее заявление повитуха сделала особенно четко и громко. А Рёрик на этих словах сдвинул брови в недоумении. Он не считал себя сведущим в женских делах, но был удивлен, что, оказывается, беременные столь ранимы. – Ибо это может отразиться на наследнике! – пояснила бабка. – Все, что чувствует мать – ощущает и ребенок. Если она плачет, то и сынок слезки льет!
– А разве уже известно, что будет сын? – Рёрик недоверчиво покосился на повитуху.
– С большой долей вероятия, княже! Живот вздернут – верный знак! Сын! – пообещала бабка.
Наконец осмотр был завершен, и бабка ушла в сопровождении Рады. В передней еще долгое время слышались их озабоченные голоса. А Рёрик теперь внимательно оглядел Диву. Она казалась слабой и почему-то несчастной. И тут вдруг ее губы дрогнули. Что было вполне явным знаком.
– Что…Что такое? – не понял князь. Еще вчера ее слезам могло бы сыскаться объяснение. Но сейчас…
– Я так тревожилась, – всхлипнула Дива. Она понимала, что если посмеет его хоть в чем-то обвинить, то он тут же закопает ее. Нельзя ей выражать недовольство.
– О чем?..– Рёрик уже совсем запутался.
– Я всю ночь ждала. Но…– Дива не договорила. Утерев набежавшие слезы, отвернулась в сторону.
Подумав, Рёрик обнял Диву и приголубил. Она прижалась к нему, уложив головку ему на плечо. Вчера она очень разозлила его. В подобные моменты он даже жалел, что не отправил ее следом за батюшкой. Но сегодня она видится уже совсем другой. Милой и беззащитной.
Когда дверь за Рёриком затворилась, Дива выдохнула, плюхнувшись на подушку. Кажется, все прошло как надо. И лестница, и слезы, и повитуха…Да, повитуха. Которая, разумеется, неспроста поведала все опасения государю, пока княгиня находилась «почти без чувств»…Она сама, Дива, необъяснимо опасалась, что Рёрик сообразит, в чем дело, приписывая ему нечеловеческую проницательность. Ей стало не по себе, когда он нахмурился после слов бабки о том, что княгине нужно не позволять волноваться…Но нет, он ни о чем не догадался…Попробуй тут догадайся, что бабка делала лишь то, что условлено. Ведь Дива заранее продумала, что повитухе следует говорить…И даже на какое время надо опоздать с тем, чтоб князь поволновался…Все это представление далось ей, Диве, нелегко. Но когда же, если не сейчас, начинать действовать? Момент подходящий. Вот пусть князь и призадумается, ощутив тревогу за нее и своего сына!
Глава 42. Ланиты вдовы
Весна в Изборске была радостной многообещающей порой. Горожане устали от зимней стужи. И теперь, обрадованные первым солнцем, посбрасывали теплые одеяния и вывалили на улицу в легких накидках и платках. Хотя на самом деле было все еще холодно. Тепло молодого Ярилы обманчиво. И все же птички щебетали так весело. А какая легкость царила вокруг! В самом воздухе. Всем хотелось говорить, смеяться, обниматься и заигрывать друг с другом. Никто не мог усидеть на месте.
Вот и посадник не усидел сегодня на месте и решил поупражняться на свежем воздухе в искусстве метания топора. Компанию ему составили друзья – Торольв и Гарди – оба веселые, сильные и дерзкие. И в итоге занятия превратились в дружеский турнир.
Сражение происходило на заднем дворе княжеского терема, на оттаявшей полянке. Тут же был вкопан стол. Он имел всего одну ножку, но зато очень мощную. Это было целое бревно в обхвате. На столешнице стояла баклага с квасом, миска с мочеными яблоками и деревянный ковш. Такой большой, что им, пожалуй, можно было бы кого-нибудь запросто огреть в последний раз.