Невеста из Уайтчепела

– Применяют как успокаивающее средство, а также при сердцебиениях…– горничная поджала узкие губы, искоса поглядывая на гостью.

– А что в этих кувшинах? – Эмили восхищенно оглядела высокие белоснежные сосуды, похожие больше на вазы, чем на хозяйственную утварь.

– Дополнительная горячая вода…– холодно пояснила горничная, зашторивая окна. – Позвольте помочь вам раздеться, мисс.

– Знаете, что…Я сама справлюсь…– растерялась стеснительная Эмили, не привыкшая к помощи в подобных вопросах. – Я попрошу вас выйти…Если это возможно, конечно…

– Как пожелаете, мисс…Я буду за дверью…

– Благодарю…

От воды исходило благоухание душистых трав. Прежде Эмили не испытывала столь тонкого удовольствия, как принятие ванны. Ну конечно, до сих пор ей было не до ванн! А вот как живут дворяне. Любое действие приносит им удовольствие. Еда, сон, поездки, даже водные процедуры. Она сама могла позволить себе путешествие в замызганном поезде с сомнительными попутчиками, в то время как у Джеймса собственная карета с удобными диванами и красивыми завесами. Она спала как придется, и была рада, что, вообще, есть угол, где можно приклонить голову. А Джеймс почивает на мягких подушках и широких кроватях. Она ела то, что могло быстро ее насытить и не ударить при этом по кошельку. А Джеймс выбирает в меню блюдо, которое еще не пробовал. Либо которое особенно хорошо удается повару!

Когда Эмили закончила принимать ванну, то отправилась в кухню, где ее должен был ожидать Джеймс с ужином. Второй действительно ожидал ее. Что до первого – его там не оказалось.

– Комната готова, мисс, – послышался скрипучий голос горничной за спиной Эмили.

– А где…– Эмили не успела договорить.

– Хозяин в своем кабинете. Желаете теперь отправиться туда? – вопрос горничной прозвучал словно обвинение.

Эмили оглядела горничную. Человек строгих правил и незыблемых устоев. Да она и сама, Эмили, точно такая же! Ее бы не было сегодня в этом доме, если б она имела свой собственный. Разумеется, она понимает, как это выглядит со стороны. Молодая девушка в доме у мужчины – это крушение любой репутации! Но кому есть дело до репутации Эмили? И, уж точно, не прислуге судить о ней. Но отчего же тогда так стыдно?

– Не буду его беспокоить раз так…– рассудила Эмили.

Приготовленная для гостьи комната в лиловых тонах была устелена мягкими коврами, увешана картинами и уставлена безделушками. Зеркала, ширмы, канделябры, пуфики, скамеечки, шкатулочки – такого обилия и великолепия Эмили никогда не встречала.

– Сорочка и шлафрок…– горничная указала на аккуратно разложенные шелковые одежды. Она была сдержана и почтительна, но Эмили понимала, что эти чувства фальшивые. И ей было не по себе под неодобрительным взглядом этой пожилой женщины. – Что-нибудь еще, мисс?

– Благодарю, ничего больше, – Эмили присела на край гигантской кровати, над которой повис тяжелый бархатный балдахин. Красиво. И очень дорого. Спальня расположена на северной стороне. В комнате будет сумеречно до самого полудня. Идеальное место для сна. Но есть и существенный минус – паб «У Джерри» не виден из окна!

Эмили сдвинула брови. Что за дурная мысль? Разве об этом она должна сейчас думать? А впрочем, почему нет…С балкончика открывается вид лишь на безлюдный парк, лишенный даже фонарей. Вот в таком парке и нейтрализовывают обычно беззащитных жертв. В парке или, к примеру, в доме, с ним соседствующем…Ну что опять за несуразица?..Разве она сама, Эмма, не уверилась в том, что Джеймс безопасен? Разве не об этом она сказала и Роберту при прощании, когда приняла решение остаться с иностранцем? А, собственно, где они сейчас, эти двое – Роберт и Филл? Ну разумеется, их сейчас уже нет «У Джерри». Они заняты тем, что устраняют последствия ее хулиганской выходки. Как поживает несчастный господин? Не слишком ли он пострадал? Так или иначе, она и сама сейчас может пострадать, ведь, выходит, что она снова в опасности. Вдруг дядюшка Уолдри расправится с ней в ночи, когда она будет крепко спать! Дядюшка…Она вроде уже забыла о нем и вдруг на тебе…Глупо, конечно, но ей было бы спокойнее, если бы из своего окна она могла б видеть улицу и паб, а не темный лес.

Подернув плечами, Эмили огляделась по сторонам и начала переодеваться. Поначалу спальня казалась ей уютной. Но сейчас все эти ковры, картины, вазы – только угнетали своим удушающим великолепием.

Повесив полотенце на ширму, Эмили подошла к двери и прислушалась. Тихо. Выглянув тайком в коридор, она увидела приглушенный свет, струящийся из кабинета Джеймса. Он все еще там. Чем он занят в такой час? Может быть, уже радостно пишет письмо дяде с приглашением в гости? Ну что за бред лезет ей в голову…Хотя все может быть. Иначе что еще делать в это время суток! А главное, отчего он так великодушен и заботлив? Почему все позволяет и прощает? Может, оттого, что это единственный способ заманить ее в ловушку?

Закрывшись на ключ, Эмили легла в кровать. И отчего это ей вдруг захотелось оказаться в своей привычной постели? Лучше всего, в деревне у тетушки.

Эмили ворочалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Невольно прислушиваясь к каждому шороху, она все чаще допускала мысль, что попала в западню. Расстроенное воображение автономно от желаний хозяйки рисовало страшные картины. Вдруг, уснув крепким сном, она потом проснется, а маньяк уже здесь? Как после всего о таком не думать вовсе?

Раздался негромкий стук в дверь. Эмили затаила дыхание. Она понимала, что поступает неправильно, подогревая себе нервы. И все же она никак не могла взять свои мысли под контроль.

– Кто там? – пропищала Эмили, роясь под подушкой, где спрятала нож, который не успела вернуть хозяину рынка вследствие своей «смерти».

– Эмми, это я, – прозвучал, как всегда, доброжелательный голос Джеймса.

Эмили поскакала к двери и быстро повернула ключ в замке. Она проделала все так ловко, что к тому моменту, когда вернулась на свое место, Джеймс только успел приоткрыть дверь.

– Ты постучал так тихо, – деланно зевнула Эмили.

– Я не хотел тебя будить, на случай если ты уже уснула, – Джеймс подошел к Эмили и присел на край ее постели.

– А где миссис Джардин? – Эмили хотела знать, куда делась суровая горничная.

– Она нужна тебе?

– Нет, но…– Эмили не понравилось, что Джеймс ответил вопросом на вопрос. Он ведь часто так делает. Она мало задает ему вопросов, но, кажется, ответов не получает вовсе!

– Зачем же ты о ней спрашиваешь?

– Мне несколько неловко оттого, что я здесь…В чужом доме, да еще и наедине с мужчиной…– Эмили решила, что скажет правду частично. – Не знаю, какие правила в твоем государстве, но у нас в Англии такое неприемлемо даже для жениха и невесты, – на этих словах Эмили повыше натянула на себя одеяло. – И я сама не понимаю, как допустила все это.

– Ты не допускала. Так сложились обстоятельства, – Джеймс не стал делать вид, будто не понимает ее ситуации. – Знаешь, меня привлекла в тебе твоя естественность. И я хочу, чтобы нам было легко друг с другом. Мы можем быть очень счастливы, – Джеймс взял в руку ладошку Эмили и поднес к своим губам. – Дорогая, я знаю, что такое мораль. Это нечто относительное, придуманное людьми, а значит, не столь уж священное. И это правда. Но с другой стороны мораль не так уж бессильна. Убежденному человеку переступить через нее трудно. И если он это делает, то потом страдает от мук совести. А для порядочной девушки все в разы сложнее, чем для кого-либо. Но я знаю, что делать. Просто доверься мне, Эмми. Ничего не бойся и не изводи себя сомнениями. Ты вправе распоряжаться собой так, как считаешь нужным. Не оглядываясь ни на кого. Они все могут только осуждать, но никогда не придут на помощь. Это твое личное дело, кого любить. И ты не обязана отчитываться перед кем-то, особенно перед лицемерным ханжеским обществом.

– Джейми, это же какое-то вольнодумство, – растерялась Эмили. Прежде она смутно догадывалась, что правила – строгое условие для тех, кто называет себя средним классом. Безнравственность низших слоев общества имеет свои горькие причины и не подлежит искоренению и в теории. Высшие классы творят что вздумается, но скрывают это. И все же приличным девушкам предписывается беречь репутацию, соблюдать не только физическую, но и нравственную чистоту. И этот постулат ей, воспитанной в приходской школе Эмили, тяжело вычеркнуть из своей памяти. – Своими словами ты отвергаешь все ценности и предписания.

– Ну и что…– пожал плечами Джеймс. – Ты вполне здравомыслящая, чтобы лично определить, что на самом деле плохо, а что хорошо. Я не думаю, что ты станешь оправдывать явные злодейства, дорогая, – усмехнулся Джеймс. – Но и превозносить доходящие до абсурда добродетели тоже не следует. Знаешь, у меня есть один приятель. Он женился на англичанке. Их союз просуществовал фактически один день. Потому что молодая жена наутро после свадьбы вернулась в дом к родителям. Она была столь растревожена, что они даже боялись за ее рассудок. Поскольку она помышляла о том, чтоб покончить с собой.

– Что этот негодяй с ней сделал?! – ужаснулась Эмили.

– Ничего, дорогая, – усмехнулся Джеймс. – Всего лишь хотел раздеть свою супругу.

– Даже не знаю, что и сказать…– Эмили обдумывала его слова. «Превозносить доходящие до абсурда добродетели». Возможно, в чем-то он прав. Все они в чем-то правы, если уж на то пошло. И все же. Молодым девушкам запрещается знать о деторождении что-либо, за исключением того, что для этого процесса все-таки необходимо участие мужа. Она сама, Эмили, тоже не обладает познаниями, считающимися зазорными. Единственное, что ей известно наверняка – она должна хранить свою невинность до брака. Но и сделавшись чьей-то женой, ей также нужно будет продолжить бдить себя – по крайней мере, не раздеваться при муже и оставаться в ночной рубашке, что бы там ни происходило. Так ее учили! – Но…Как бы это выразить…Вообще-то, женщине, даже замужней, не положено раздеваться целиком.

– Ха-ха, это какая-то заповедь, Эмми? – рассмеялся Джеймс.

– Джейми, это и так все знают, – Эмили всегда казалось, что у нее есть свое собственное мнение. Но теперь, слушая суждения Джеймса, она поняла, что все это время мнения у нее не было. У нее была только дисциплина и ответственность перед теми, кто учил ее, как она обязана думать. Это восхитительно, что Джеймс независим от чужих воззрений. Но хорошо ли это? У человека должны быть какие-то принципы. Иначе кто остановит его, если он в своей упоительной свободе перепутает добро со злом?

– Это все глупости.

– Ты называешь глупостями весь уклад, – не согласилась Эмили.

– Потому что так и есть. Ты спрашивала о горничной. Мы одни, она ушла.

– О, ну что ж…– Эмили уже не знала, радует ли ее эта новость. Когда церемонная миссис Джардин сверлила ее своим колючим взглядом – ей, Эмили, было более чем некомфортно. Ей даже становилось стыдно за то, что она вообще здесь, в доме Джеймса. Будто в лице этой пожилой женщины на нее взирала вся строгая Англия. Критически взирала. Но теперь, когда бабка ушла, Эмили стало еще сквернее. Особенно после заявлений Джеймса. Не скованный моральными цепями человек может быть опасен, особенно если у него есть положение и возможности. Однажды она поверила господину Уолдри и села в его карету. А теперь она поверила Джеймсу и осталась с ним в его доме. Ну почему ей так неспокойно, когда он рядом? Будто что-то невидимое пытается оттолкнуть ее от него. Она может не знать всех обстоятельств, но чувствовать, что они есть. И она не может это ощущение обосновать даже себе, не то что Роберту и Филлу.

В коридоре раздался негромкий звук. Всматриваясь в темный дверной проем, Эмили съежилась. Там кто-то есть…А Джеймс сказал, что они одни во всем доме! Он обманул?

Эмили вдруг вспомнила то далекое время, когда была совсем маленькой девочкой. Каждый раз, укладываясь спать, она тщательно укутывалась. Прятала ноги и голову под одеяло, подворачивая последнее, словно конвертик. Под подушкой у нее всегда была припасена какая-нибудь дубина. Подобные предосторожности были связаны с тем, что ей чудилось, будто бы кто-то таится под кроватью. И выжидает момент, чтоб схватить ее своей костлявой рукой за щиколотку. Понятное дело, что никого там никогда не наличествовало, но страх всегда присутствовал.

– Что случилось, дорогая? – Джеймс обернулся и проследил за ее взглядом.

– Я? Ну…Я…– Эмили напрягала слух, отчего не разобрала вопроса и ответила невпопад.

– Куда ты смотришь? – Джеймс попытался обнять Эмили. Но она вздрогнула, и ему пришлось отстраниться. – Ты чуждаешься меня? – грустно поинтересовался Джеймс.

Последний вопрос, более серьезный, чем предыдущие, вывел Эмили из задумчивости.