История Смотрителя Маяка и одного мира

– Говорю тебе, я здоров! – уверял Орил, со свойственной ему в молодые годы горячностью. – Я полностью здоров! Просто я раньше жил в заблуждении, а теперь прозрел.

Стол вокруг Непременного Консула был уставлен маленькими кофейными чашками из тёмно-синего стекла: казалось, что он начинал пить из одной, забывал, брал другую, и так на всём столе не осталось свободного места.

Цет-Нин привычно кивал, как всегда, когда выслушивал ничего не значащие слова больных. Болезнь следовало вылавливать не в словах, а в уголках глаз, в мелких, нервных движениях, в хриплом или, наоборот, слишком звонком голосе.

– Ты мне не веришь… я вижу, что ты мне не веришь, – качал головой Орил и внезапно схватил Цет-Нина за плечи и зашептал: – Но я знаю, что они задумали, знаю! Они хотят убить меня! С этой маской это так легко сделать! И ты, и ты согласился помогать им!

Цет-Нин мягко освободился из цепкой хватки Орила, посоветовал ему отдохнуть и выскользнул за дверь, где его уже поджидали советники Консулата.

– Ну что? Ну как он? – спрашивали они, даже не пытаясь скрыть своего хищного любопытства.

– Он здоров, – величественно произнёс врач, – просто немного утомлён.

Шал-Эр никогда не любил этого выскочку, этого простака Орила. Но он не мог не признавать, что это честнейший и преданнейший слуга Республики. И вот теперь что-то пошло не так, что-то грозило подточить стройное здание Синта. И от него, советника Шал-Эра, зависело, какой будет судьба Республики. Шал-Эр глубоко вдохнул и постучался в комнату Непременного Консула. Услышав слабый ответ, он вошёл и увидел Орила в более плачевном состоянии, чем то, в котором его оставил Цет-Нин. Всегда собранный и решительный, Непременный Консул сидел, облокотившись на стол, и его пустой взгляд выражал не что иное, как тоскливое непонимание, часто замечаемое Шал-Эром на лицах иностранцев. Но здесь, в сердце Республики, на лице Непременного Консула – это было невыносимо.

Ветер, свободно шныряющий в комнате, разворошил бумаги на столе Орила. Впрочем, тому, кажется, не было до этого никакого дела.

– Я закрою? – спросил Шал-Эр и, не дожидаясь ответа, шагнул к окну и закрыл тяжёлую деревянную раму.

Орил взглянул на посетителя, едва понимая, кто это. Он всегда немного побаивался этого советника, а сейчас ему и вовсе почудилось, что Шал-Эр явился, чтобы убить его. И окно закрыл, чтобы улицы Синта не услышали предсмертного вскрика своего Непременного Консула.

– Цет-Нин говорит, что вы устали, иене, – сказал советник, присаживаясь напротив Орила.

Непременный Консул был бледен, как меловые горы на юге Республики.

– Возможно, – пробормотал Орил, качая головой, – возможно.

– Ничего удивительного, ведь даже такой человек, как вы, нуждается в отдыхе, – продолжал советник, пугая своего собеседника всё больше и больше. – Вы трудились на благо Синта, не жалея сил. Но все люди устают, рано или поздно.

Орил в ужасе смотрел на советника.

– Я не устал, – медленно произнёс он. – Вы хотите заменить меня, да?

Шал-Эр откинулся на спинку кресла.

– Нет, об этом речь пока не идёт. Каждый может совершить ошибку. Но если её не исправить, то Республике будет грозить серьёзная опасность.

Непременный Консул потёр виски под короткими седеющими волосами. Теперь он не надевал маску, и ощущения были очень непривычными.

– Что я должен делать? – спросил Орил, сдаваясь. Он хотел только, чтобы его поскорее оставили в покое.

– Выйти на площадь и сказать, что вас ввели в заблуждение злокозненные иностранцы, чтобы через вас навредить Республике, что Защитник – выдумка, что вы доверяете только учёным синтийцам. И затем надеть маску. Это всё.

Непременный Консул с удивлением посмотрел на советника. Неужели он, правда, считает, что возможно это сказать?

– Или? – задал Орил единственный имеющий значение вопрос.

– Или мы будет ставить вопрос о вашем отстранении за измену Республике и определим нового Непременного Консула.

Орил медленно кивнул. Теперь все переменные этого уравнения были определены. Он сказал, что подумает.

– И пустите ко мне Теннот-Лима, пожалуйста, – сказал он напоследок, когда советник уже преувеличенно вежливо откланялся и шагнул к двери.

Поздно вечером Орил сидел у распахнутого настежь окна и любовался крышами Синта. Они были не такие яркие и блестящие, как крыши столицы Шестистороннего, где он был однажды, но их аккуратные линии, которые до самого моря расчерчивали пространство, залитое закатным солнцем, были по-своему красивы.

Теннот-Лим, неуверенно пристроившийся в кресле, с тревогой смотрел на Непременного Консула и набирался решимости, чтобы заговорить.

– Иене Орил, они убьют вас, если вы этого не сделаете!

Непременный Консул обернулся и нахмурился. Потом его лицо снова стало отрешённым и грустным.

– Ну что же, значит, убьют. Надеюсь, тебя они не тронут.

Теннот-Лим на это только отмахнулся и продолжал неумело убеждать:

– Но вы ведь можете этого избежать! Можно сделать, как они говорят.

Орил покачал головой:

– Иногда выбор – это лишь иллюзия. Созданная для того, чтобы ты чувствовал свою ответственность за то, что от тебя не зависит.

Верный помощник в отчаянии долго смотрел на Орила, но потом всё-таки не смог удержаться:

– Это нужно ради Синта. Все смотрят на вас. Если они определят нового Непременного Консула, кто знает, что предпримут горожане. Я бы ожидал самого худшего.

Орил грустно усмехнулся, вновь обращая свой взгляд на столичные крыши, которые уже парили в прозрачных, звонких весенних сумерках.

– Значит, по-твоему, Синт стоит моей души, Теннот? – спросил Непременный Консул, не оборачиваясь и не ожидая ответа.

На следующий день Непременный Консул на площади Революции отрёкся от Защитника и надел маску. Горожане недоумённо переглядывались и шли на работу, а потом обратно, в свои дома, чтобы молчаливо и долго смотреть в стену или друг на друга, понимая, что все думают об одном и том же: «Быть беде».

Ей казалось, что она заполнила собой весь мир мир – точнее даже, не помещалась, немилосердно ударяясь о его твёрдые пределы. Нельзя было пошевелить ни пальцем, чтобы не всколыхнуть тут же всё на свете, в одном движении студенистого океана. Нельзя было спрятаться, потому что ты – везде… Сола проснулась, чувствуя ужасную боль во всём теле, как будто каждая клетка решила заявить свой протест тяготам существования. Застонав, она попыталась приподняться, но это было и вовсе зря: в голове тут же как будто разбили витрину самого крупного в Тар-Кахоле книжного магазина, который занимал целый квартал.

– Тихо-тихо-тихо, – зашептал кто-то над головой на синтийском.

Следом ей на лоб легла какая-то мягкая прохладная ткань с запахом лаванды. Другой человек проговорил что-то ещё, но знаний синтийского Солы не хватило, чтобы понять, что именно. В любом случае, судя по их мягким интонациям и заботливым движениям, эти люди явно желали ей добра, что можно было считать удачей в незнакомом городе, где так настороженно относятся к иностранцам.

Раньше Соле уже приходилось забывать всё, что происходило с ней – так, что даже её собственное имя было не настоящим, а брошенным ей Флейтистом, как хвост рыбы голодной кошке. Флейтист… она помнила его очень отчётливо: его тяжёлые веки, резкий, всегда недовольный голос и прекрасную, лучшую на свете музыку. И яснее всего она помнила то, как он когда-то спас её и то, как она теперь бросила его в Синте. Привычное чувство вины заныло где-то внутри – там, где и так почти не было живого места после приключений в реальнейшем.

Постепенно Сола вспомнила все события, которые предшествовали её перемещению в мир на изнанке собственных век, и даже попыталась разглядеть своих спасителей, чтобы подтвердить догадку – действительно, это была та пара бродяг, которых она увела из-под носа местных птичников.

Сола захрипела и судорожно, каким-то сломанным движением, протянула руку наверх – но, к счастью, этот жест был тут же правильно понят, и в руке появился стакан с водой. С жадностью потерпевшего крушение моряка, нашедшего пресный источник на необитаемом острове, Сола выпила всё до капли. На то чтобы протянуть стакан обратно, у неё уже не хватило сил, но заботливая женщина аккуратно вытащила дешёвое стекло из скрюченных пальцев Солы.

– Скрипка! Моя скрипка, где она?! – вскрикнула девушка, цепляясь за руку женщины так, что та отпрянула.

– Скрипка, скрипка! – чуть не плача объясняла Сола, показывая руками то, что в её воображении было скрипкой.

– Скрипка, – в отчаянии зашептала она, смиряясь с тем, что надеяться на спасение в её ситуации очень глупо.