Перстень Рыболова

Брови Лума изумленно поползли вверх. Первый раз видел он старика с такими светлыми чертами. Морщины не изрезали его лица, а покрыли его мелкой, еле видной сетью, лучиками разбегаясь от голубых глаз. И то была не выцветшая, слезящаяся голубизна, какая бывает у дряхлых, а чистая, лазурная, словно небесная высь.

– Куда я попал?

– На острова Храмовой гряды, – ответил Лум.

– Значит, Первый рыболов не оставил меня, – продолжал старик. – А я уж думал – вы его посланник по мою душу…

– Нет, таким званием он меня не сподобил, – произнес Лум. – У вас рука сломана.

– Понял, как же… Уж в костях-то я толк знаю, особенно в своих.

– Вставайте, – старик здоровой рукой оперся о плечо Лума и поднялся. Был он легкий, будто перышко.

– Как вас угораздило?

– Вот уж точно – угораздило! – кивнул тот. – Мне, в мои-то годы, да по морям ходить! Так ведь дело такое, что никак не отказать…

– В бурю попали?

– Эх, что там буря! Бог бы миловал… Пираты. Шли, поди, за нами от самой гавани, нечистое племя, – странник сокрушенно покачал головой. – Еле уцелел. И ведь суденышко было не торговое, брать нечего. Да что мне деньги-то! Письмо украли, – теперь он разговаривал сам с собой. – А как мне без письма быть? Кто на слово поверит? Я даже имя свое подтвердить не могу.

– Так вы его сначала скажите, – с расстановкой ответил Лум, – может, и без письма разберемся… – он говорил медленно, прислушиваясь к тревожным мыслям, которые полезли в голову. Защемило сердце, захолонуло сознанием ошибки, непредвиденной и непоправимой. – Так кто вы такой?

Старик приостановился отдышаться. Седые волосы подсыхали и прозрачной кисеей свисали по обе стороны худого, изможденного лица, но глаза смотрели всё так же светло и чисто.

– Нений мое имя, – ответил он. – Людской молвой Любомудр.

VII

Не счесть в Светломорье морских путей. Один Рыболов знает, сколько их.

Потайными пробираются корабли королевских посланников. Идут закрытыми проливами, бросают якоря в укромных гаванях. Рыболовные фелюги пасутся прибрежными тропами. Пиратские корабли рыщут как хотят.

А больше всего дорог проложено купцами. Синие шелковые нити опутали карты Светломорья, а на них нанизаны, как жемчужины, большие и малые торговые города.

У берегов Лафийского архипелага много путей сходится. Морская карта Лафии похожа на скорлупку грецкого ореха: так густо пролегли здесь переплетения линий. И так же густо переплелись судьбы людские.

… – Эй, Сгарди, лови!

Арвельд поймал яблоко.

– Кислые, но после такой бури в самый раз, – сказал Флойбек. – Думал, меня наизнанку вывернет, до сих пор дурно. А ты ничего, молодец.

– Гессен как?

– А что ему сделается? Он только на вид хилый. Спит, десятый сон видит. А мне вот не спалось, – Флойбек положил голову на поручни и уставился на море. Над водной гладью плыл прозрачный туман. В небе таял бледный серп месяца. – Буря-то наверняка по Храмовой гряде прошлась. Островок наш цел, как думаешь?

Оба замолчали.

Корабль шел на юго-восток. Третий день, как осталось позади Пристанище на краю морей и началось Светломорье. Всё это время они были наверху, беседовали, убивали часы. Очевидно, обучение подошло к концу, но что дальше – непонятно.

За эти дни Сгарди похудел и осунулся: он плохо спал. Странные сны, подобные тому, какой он видел на Храмовой гряде, приходили каждую ночь. Арвельд видел их ясно, пугающе отчетливо, а проснувшись, забывал. Память не оставляла ни малейшей зацепки, словно во сне он шел по невидимой нити, которая рвалась с пробуждением.

Исчезло чувство безмятежности, обычное в монастыре. Появлялись какие-то мысли, чужие, что ли… Бывало, думаешь о чем-то своем, как вольется в этот поток посторонний голос, произнесет несколько слов, понятных, но будто не связанных друг с другом, и смолкнет.

– Флойбек, ты из команды кого-нибудь видел?

– Троих, всё тех же.

– И как они втроем с кораблем-то справляются?

– Не спрашивай, Арвельд, я не знаю. И откуда этот странный ветер берется, тоже не скажу – нет в этих краях весной такого ветра, – Флойбек бросил огрызок в воду и взял второе яблоко. Вытер о рукав. – То берется этот ветер, то опять пропадает. Будто даже не ветер, а кто-то паруса надувает, только слабеет с каждым часом… Не пойму пока, что к чему. А ты лучше туда погляди!

Из воды торчала колонна с обломанными краями. На вершине сидел каменный коршун, разинув серебряный клюв. В опаловых глазах отражался восход, драгоценные белые зрачки смотрели хищно и жутко.

– Лафийское мелководье, – сказал Флойбек. – Чудо из чудес… Теперь только успевай по сторонам глядеть – такого во всём Светломорье не увидишь.

За коршуном вздымался из воды золоченый шпиль – его игла прошла так близко от борта, что Арвельд поежился. И тут же показалась из волн каменная рука раза в три больше человеческой. На безымянном пальце мерцало кольцо с лиловым камнем, а другие пальцы складывались в неизвестный причудливый знак. Сгарди из любопытства попытался сложить такой же, но странное дело – знак казался простым, а пальцам не хватало гибкости. Флойбек ударил его по руке.

– Не знаешь, что он показывает, чего повторять-то?

– А что будет? – спросил Сгарди.

– Да что угодно. Вон, вперед глянь – от таких всего ждать можно…

А впереди поднимался фиал из розового камня, оплетенный серебряным вьюном. Стебли сплетались в тонкую фигурку, тянувшую длинные руки к солнцу. Фигурка походила на женщину, но имела три ноги.

У Арвельда помутилось в глазах. Что-то такое он уже видел. Когда-то давно, будто в прошлой жизни. Так же поднимались из моря шпили и башни, выступали из тумана чужие мысли и воспоминания…

– Сгарди, очнись! – Флойбек тряхнул его за плечо. – Заснул?

– Почудилось…

– Места такие – вот и чудится. Мы на мелководье, значит, до берега близко. Знаешь, откуда мелководье взялось? Архипелаг когда-то одним островом был, потом раскололся. Сначала Южно-Лафийская гряда отстала, затем Храмовая. Города под воду ушли, над ними сейчас и идем. А там когда-то вход в столицу был…

Среди дремлющего моря поднимались две башни, соединенные тонким сводом. Были они далеко, но даже отсюда поражали величиной. Корабль шел к ним.

Ходить по лафийскому мелководью было делом опасным – того и гляди натолкнешься на башню или пропорешь днище о подводный шпиль. Течения закручивались в улицах города, снося суда с небольшой осадкой. Зато под Лафардской аркой глубина была порядочная, и вода спокойная. Самый надежный фарватер.

– Надежный, но не единственный, – Флойбек швырнул и второй огрызок. – Сейчас подводный холм будет, так от него, говорят, несколько улиц отходит, где мелкие суда свободно идут. По одним в любое время ходить можно, по другим – только в прилив, иначе прямо на крышу дворца сядешь, по третьим – при определенном ветре… Полно премудростей, одним словом. В гавани рассказывали – тишком, конечно, – что кое-кто водит на стоянки пиратские корабли.

Мимо корабля проплыл остаток стены.

– И не боятся? – спросил Арвельд.

– Боятся, конечно. Либо короля, либо Черного Асфеллота. Сейчас в Светломорье и пиратов-то обычных не осталось – ну, тех, что сами по себе. Либо данники Асфеллота, либо вовсе у него под началом…

Арвельд проводил взглядом чашу, из которой пил воду ящер с алмазными глазами. Точнее, глаз был один, на месте другого зияла впадина.