Перстень Рыболова

– Присядь, окажи милость. Как прошло путешествие к Краю морей, мой любезный Нений Любомудр? – усмехаясь, спросил Змей. – Кстати, лафийский мудрец… Что хоть с ним сталось?

– Не знаю, владыка, – бесстрастно отозвался Амальфея. – Может, и сгинул в морях. Может, и уцелел. Это уже неважно.

– Не важно, согласен с тобой, – кивнул хозяин. – Признаться, я немного волновался за исход… Это место всегда было само по себе. До сих пор помню тамошний монастырь и Гору. Столбы резные на воротах. И ветра, ветра… – Змей прикрыл глаза и улыбнулся. – Вечные ветра. Считают, что гряда – осколок Северного архипелага, но это часть Лакоса. Там даже сосны такие же, как на Лакосских землях. И не пойму, нравилось мне там или нет. Хотя скорее нет. Слишком уж чужое для Асфеллотов, – он повел рукой вокруг себя. – Вот это – наше. А что, Лум до сих пор хозяйничает в Пристанище? Изрядный был целитель в свое время… Многих на ноги ставил. Так как всё прошло?

Амальфея уставился Змею в глаза и начал рассказ. Негромко шелестел его голос, и хозяин дома, слушая, словно сам погрузился в мысли своего гостя. Снова вставала перед мысленным взором Храмовая гряда, на которой под сильными морскими ветрами качались огромные сосны. Бежал между камней Кедровый ручей, блестела новая щепа на крышах монастыря, и Лум, ровесник Змея, расхаживал по монастырскому двору, кутаясь в плащ и раздумывая о грядущем.

– Я разговаривал с ним, Змей. Только не разберу, всю ли правду он мне сказал. Кто такие советники, владыка? Люди?

– Люди, – твердо ответил Змей. – Совершенно точно люди. Однако как бы сказать… Им никто не указ, понимаешь? Никто, ни одна живая душа, – Ласси подался вперед, – ни короли, ни чародеи, ни армии. Никого над ними нет, вот это-то и есть в них самое странное. Вряд ли Лум тебе лгал, скорее и сам толком не знает, как они правят – не он, и никто другой. Знают лишь они сами и принц. Что еще говорил? – Змей плеснул травника.

– Сказал, что они защита Светлых морей и они же их угроза. И смысл этого мне непонятен.

Владыка подумал, покачивая бокал. На его мизинце блестел тяжелый золотой перстень с зеленым камнем.

– Слышал я что-то подобное, слышал… Всегда говорили, что, мол, когда собирается круг правителей, они могут делать в Светломорье всё. Как, почему, каким образом, да и правда ли это – не скажу. Однако, – Змей помедлил, хмурясь и раздумывая, – во время правлений на моей памяти не было стихийных бедствий, и не припомню войн. Может статься, совпадение. Может, и нет. Но круг правителей, – владыка поднял палец, – это советники и принц. На что они способны без него – не знаю.

Амальфея переместился к окну. Зеленые камни на его мантии сверкнули огнистой струей.

– А если в них не будет проку?

– Тогда пусть отправляются на все четыре стороны, – ответил Змей, любуясь его точеным профилем. – Там увидим, нужны они тебе или нет. На Лакосе это станет понятно. Древняя земля и древняя власть… Впрочем… – он кашлянул и отпил из бокала, – лучше бы тогда от них избавиться. Выкорчевать с корнем эту диковину, а то как бы не навредила. И Пристанище снести до основания, до голых камней.

– Но будут рождаться другие, владыка.

– Будут, разумеется, – Змей пожал плечами. – Только что с того? Их надо растить, учить… Их надо найти, в конце концов! Да, время от времени станут появляться люди с чудными способностями, которых они сами-то не поймут и не найдут им применения… Станут появляться, жить и уходить, не узнав, что к чему и кто они такие. А где советники сейчас? – вдруг спросил он. – На корабле?

Амальфея прищурил глаза-изумруды.

– Считай, что так. Может, и чуть ближе оказались. Хочешь с ними встретиться, Змей?

Хозяин Спящего редана отвел глаза. И с беспокойством увидел, как полы мантии начинают расплываться, словно Амальфея снова таял.

– Нет. Не хочу. Не сейчас. Да, еще… Я тебя спросить хотел, – сказал Змей, по-прежнему глядя, как размывалась зеленая мантия, и тускнели самоцветы на ней.

– Спрашивай, владыка.

Змей погладил бороду. Золотой перстень просвечивал сквозь седые волосы.

– Куда всё-таки дели тело Серена?

– Мне неизвестно, Змей, – гость чуть заметно усмехнулся, – не я его убил. С чего тебя это гнетет?

– Потому что я не понимаю, почему ты не становишься живым. Раз Серен умер, ты должен занять его место.

В круглом зале повисла тишина. Элам сидел в кресле, помешивая в бокале пахучий травник и глядя в окно. Поблескивала зеленая гладь сонного озера, жившего таинственной, темной жизнью. И такие же темные, глубокие мысли тенями бродили в голове старого Змея.

– Ты много раз глядел в зеркало, владыка. Будь Серен жив, разве ты бы его просмотрел?

– Покажи. Мы должны понять, в чем дело.

Амальфея провел рукой по лицу и положил ладонь на стол. Ласси коснулся этого места, и в его пальцах воздух сгустился в серый холодный кругляшок, посреди которого зеленела змейка.

Теперь колдун держал медальон в ладони, ощущая, как тот холодит кожу. Он никогда не согревался. Змейка лежала, закованная в серебро, и молчала. Время потекло медленно, тягуче, а потом и вовсе остановилось. И тут в мертвой глубине дрогнуло что-то – будто удар сердца. По ней прошел изумрудный сполох, очертив каждую чешуйку. Потом еще… И еще… Змейка вспыхивала зеленым светом, сначала прерывисто, затем ровнее, удар за ударом. Когда огненные сполохи слились с биением его сердца, Элам Ласси закрыл глаза.

Перед ним встало зеркало – холодное, прозрачное, не имевшее границ. Он протянул к нему руки, и стекло втянуло его в себя. Там кружил бешеный водоворот людей, городов, событий, но не таких, какими бывают они в жизни, а призрачных, растворенных в воде. Всё здесь было видно насквозь, и все покровы с людских душ были сорваны. А над этим водоворотом высились черные вершины затопленных башен.

Когда Элам Ласси первый раз коснулся Амальфеи, бездонный колодезь едва не свел с ума. Поток бросал и швырял, и Змей метался в лабиринте отражений, ища дороги. Но теперь, спустя годы, чародей входил в зеркальное море, зная, что хочет там увидеть, и искал нужные тайны.

В том мире не существовало времени. Потому Элам Ласси с трудом приходил в себя, соображая, сколько просидел вот так – минуту, час или целый день.

Воздух в комнате искрил и клубился, проскакивали напротив него зеленые сполохи. Старик шевельнулся и начал заваливаться набок. Амальфея вскинул руку, сухо щелкнув пальцами:

– Очнись, Змей!

Чародей вздрогнул и коротко выдохнул.

– Ну что скажешь, владыка?

Элам Ласси сидел, тяжело привалившись к спинке кресла, и держался рукой за сердце. На виске его вздрагивала жилка, уходившая в седые волосы.

– Староват я стал для таких забав… – сипло прошептал Змей. Его пальцы с длинными перламутровыми ногтями, обхватившие ножку бокала, дрожали. – Никого… похожего…

Дважды стукнул дверной молоток. Змей хотел кликнуть прислугу, но вспомнил, что дом пуст. Тяжело поднялся и прошел к двери.

XIII

Пираты в Светломорье водились всегда, чего уж греха таить – охотников за чужим добром хватает и на сухопутных дорогах, и на морских. Однако в последнее время разбойников появилось слишком много.

Морская торговля стала делом опасным, и в одиночку ходили промеж архипелагами либо сумасшедшие, либо отчаянные смельчаки, либо пилигримы, у которых брать нечего, кроме жизни, а человеческая жизнь за последние годы заметно упала в цене. Зато товары вздорожали втрое – суда сбивались в караваны, нанимали охрану и приходили с большим опозданием.

Особенно невмоготу стало, когда зазвучало в Светломорье имя Сен-Леви, которого теперь знали больше под прозвищем Черного Асфеллота. Происходил он из старой, выдохшейся и почти забытой семьи, принадлежавшей к западному дому Асфеллотов. Какой-то злой рок устроил так, чтобы эта иссохшая ветвь выбросила молодой сильный побег, задушивший всё Светломорье.

Молва приписывала ему жестокие и отчаянные дела. Говорили, что он поклялся разорить Эрейского короля и купить его королевство, что строит остров из захваченных кораблей, болтали также и о морском дворце, в стены которого замурованы награбленные сокровища.

Были даже слухи, что никакого Сен-Леви и вовсе не было – возможно ли поспеть везде одному? – а вместо него моталось по морям множество шаек, нанятых враждующими купцами, либо вельможами, которые вечно между собой дерутся…

А между тем Сен-Леви был, и уже переступил порог Спящего редана.

– Здесь? – тихо спросил он. Ласси кивнул. – Как я рад видеть тебя, Змей, в добром здравии…

Гость бросил плащ на кресло. Каждое движение говорило о том, что он в доме гость частый. Сквозь стрельчатое окно ворвался солнечный луч и выхватил из тени всю фигуру Черного Асфеллота. Старый Ласси отступил назад, залюбовавшись родичем.

Сен-Леви был молод. Худощавый и изящный, как большинство Асфеллотов, он обманчиво казался хрупким. Простая черная одежда сидела как влитая. Черты лица полностью вписывались в старинные Асфеллотские каноны – прямой нос и большие зеленые глаза совершенного оттенка выдавали чистую кровь. Смотрели они с непонятным выражением – то ли задумчивым, то ли кротким. С такого лица можно портреты писать, и единственным, что его портило, был короткий шрам в углу рта, походивший на легкую улыбку.