Мой ледяной принц

Это была чистая правда: я не считал его забавы ненормальными – я считал их странными.

– Я знаю, что многие наши осуждают меня за мою любовь к этому развлечению. Осуждают, а сами охотно приезжают, чтобы принять в нем участие. – Грейсон мрачно улыбнулся. – Меня окружают одни лицемеры, и я рад, что хоть ты не льстишь мне в лицо и не осуждаешь меня за моей спиной. У меня есть только один друг – Маркус Морган, только он понимает меня, а все остальные… Притворщики. И, если честно, я устал и хочу отдохнуть, закрыться в своем поместье с одной прелестницей и жить там. Но нет. Моя жизнь продолжается, и скоро я избавлюсь от этого желания. Наваждения.

Его слова задели меня за живое: он напомнил мне меня самого, ведь я тоже пытался избавиться от наваждения – от своей зависимости от Миши. И Брэндон, и я, были инфицированы безответной любовью к женщине: двое взрослых, зрелых, умных мужчин были двумя идиотами, по уши увязшими в дерьме.

Но поведение Грейсона заинтриговало меня: как же сильно он изменился с тех пор, как я видел его два года назад. Он стал нервным, хотя это было трудно заметить, ведь он тщательно скрывал свое волнение, но его выдавал взгляд: напряженный, жестокий, проницательный. Он словно постоянно думал об одном и том же: иногда его взгляд стекленел, и это было жуткое зрелище. С ним что-то происходило, что-то непонятное, и его слова мне, даже не другу, а просто приятелю, удивили меня. Хотя, я знал, что с ним: он страдал от несчастной любви.

– Если бы ты хотел спрятать человека, что бы ты с ним сделал? – вдруг спросил меня Брэндон.

– Закрыл бы в гроб и закопал, – честно ответил я.

– Нет, я имею в виду, чтобы он оставался живым, – тихо уточнил он.

– Есть много мест, где никто и никогда даже не додумается искать: например, джунгли Амазонки или дикое племя в Африке. Или, как делали в России: отправил бы в какой-нибудь богом забытый монастырь, чтобы гнил там.

Грейсон задумчиво посмотрел на шахматы и прищурился.

– Монастырь. Отличная идея, и как я сам не додумался. Самый далекий, где-нибудь в Южной Америке. – Он напряженно усмехнулся. – В самой глуши.

– Еще партию? – предложил я, желая оторвать его от темных мыслей, потому что Грейсон был не так уж плох.

– Пожалуй. Но подожди минуту. – Брэндон достал телефон. – Теперь обыщите все монастыри, что будут у вас на пути. Да, их много, но, черт побери, за что я вам плачу? За ваше нытье? Немедленно приступайте к работе!

Я удивлялся все больше: что за особу он так горячо, так страстно желал отыскать?

– Ненавижу людей, – холодно бросил Грейсон, бросив телефон в кресло. – С каждым днем все больше.

– Думаю, когда я доживу до твоих лет, буду так же радикален, – сказал я.

«Хотя, насчет Мэри я настроен не так категорично, как прежде. Еще бы, ведь она, как и я, на что-то надеется насчет меня и своей истеричной подружки» – в мыслях усмехнулся я, расставляя на доске свои шахматы.

Мы сыграли еще партию, но, каким бы задумчивым ни был мой противник, он вновь обыграл меня: поставил мне мат всего за два часа. Это было мое фиаско.

А потом мне позвонила моя клиентка: та, которая хотела обобрать до нитки своего мужа. Ее арестовали: оказалось, она попыталась убить этого бедолагу, напав на него с ножницами.

«Вот дура! Сотворить такое перед самым судом! Только люди так могут!» – с насмешкой подумал я, слушая истеричные требования идиотки вытащить ее из тюрьмы.

– Кажется, меня ждет веселая ночь, – сказал я Брэндону. – Мою клиентку арестовали, и мне нужно приехать в участок.

– Да, я слышал. Думаю, после ее глупости тебе в суде придется несладко, – со смехом сказал он.

– Да ладно, очередное человеческое дерьмо, – отозвался я и протянул ему руку.

Брэндон встал с кресла и ответил мне рукопожатием.

– Удачи, Фредрик. Учись играть в шахматы, – сказал он.

– И тебе, Брэндон. В следующий раз постараюсь обыграть тебя.

– Буду ждать.

Я ушел, но, выходя из клуба, увидел, что Брэндон остался задумчиво сидеть в кресле и смотреть на шахматы.

«Что же за женщина так изменила его? Даже шахматы не успокаивают его, – удивился я. – Он даже отказался от своего любимого развлечения. Неужели и я изменился из-за Миши? Нет, я сделаю все, чтобы быть свободным от нее. Я – не ее раб»

Сев в свой «Мустанг», я поехал в участок. Переговорив со своей клиенткой, я сказал ей, что она испортила все, что можно было испортить, и что ей светит срок за покушение на убийство. Глупая смертная рыдала и умоляла меня «сделать что-нибудь» и вытащить ее из тюрьмы – это удалось мне только через неделю, но на суде ей отошла лишь половина имущества. Однако я был рад такому исходу: эта девица была редкой паразиткой и стервой, и я удивлялся тому, как ее бывший муж прожил с ней целых три года. Наверно, очень уж сильно любил ее.

Брэндона я больше не видел, видимо, он уехал из Лондона. Но я не скучал: моя практика превратилась в круглосуточную работу, и клиенты звонили мне и днем, и ночью.

Одним вечером скука накрыла меня с головой: я сидел в оперном театре и слушал оперу, которая, к несчастью для меня, оказалась жутко тягостной. Это был «шедевр» современного композитора, с громким и пафосным названием «Песни тумана». Банальщина: он – бедный студент, она – дочь богатых аристократов, их связывает большая любовь, но ее родители против этого союза и пытаются выдать дочурку за одного из друзей отца семейства. На втором акте я перестал пытаться слушать пение и погрузился в мечты о Мише. Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и вспоминал все наши светлые моменты, прекрасное личико Миши и ее милые капризы. В общем, занимался добровольным моральным самоистязанием. Мне не нравилось думать о моей Мише, но я не мог не думать о ней… Черт, в который раз я употребил это слово! Она не моя! Я просто обманываю сам себя!

«Как я ни стараюсь, но с этой безответной любовью я просто схожу с ума!» – подвел я итог, но вдруг просто физически почувствовал на себе чей-то взгляд. Открыв глаза, я увидел, что из дальней, противоположной моей, ложи, на меня в лорнет смотрела смертная с ярко-рыжими волосами. Увидев, что теперь и я смотрю в ее сторону, она улыбнулась. Эта смертная не знала о том, что я услышу ее шепот, и сказала сидящей рядом подруге: «Он смотрит на меня. Кажется, я влюбилась».

Рыжеволосая смертная смотрела на меня, а я бесцеремонно разглядывал ее: она была красива, но сладострастная улыбка на губах портила ее красоту. Она была прекрасна и похотлива, как Мария Мрочек.

«Он будет мой» – прошептала она своей соседке.

Мне стало неприятно: рыжеволосая красавица смотрела на меня, как хищница на добычу, поэтому я молча поднялся, вышел из ложи и покинул эту дрянную оперу и похотливую даму из ложи напротив. Я спустился к машине, приехал на свою квартиру и сел за ноутбук: у меня было много бумажной работы, и я разгребал ее до самого утра.

В два часа ночи я вышел на охоту, вернулся, принял душ, надел новый дорогой костюм и с утра пораньше поехал в офис. Мои секретарша и два помощника (теперь у меня было трое подчиненных) еще не пришли, и у меня было целых два часа свободного времени – времени подумать и помечтать, а потом назвать себя слабаком, болеющим «мишеманией».

Через два часа, ровно в восемь пятьдесят восемь, пришла моя секретарша – миссис Алексия Нейтман. Я специально выбрал себе в помощницы немолодую женщину, чтобы она занималась исключительно работой, и не прогадал: она была замечательным работником, ответственной и пунктуальной, выполняла все мои распоряжения и всегда знала, когда меня лучше не беспокоить.

Секретарша зашла в мой кабинет, поздоровалась и спросила, будут ли какие-то распоряжения.

– Нет, миссис Нейтман, пока отдыхайте, – ответил я.

– Только что звонил мистер Крит: он сообщил, что не сможет прийти на встречу, и попросил перенести ее на понедельник.

– Отлично, перенесите, но только на утро, – распорядился я, ничуть не удивившись: этот Крит был скользким типом.

Миссис Нейтман кивнула и вышла, а я стал разбирать принесенную ею корреспонденцию: письма, счета и другие неинтересные бумаги.

Через полчаса я услышал, что пришла новая клиентка: по ее голосу я решил, что ей было не больше двадцати восьми лет, а по чистому британскому выговору, что она была коренной англичанкой.

– Мистер Харальдсон у себя? – спросила она мою секретаршу

Приятный высокий голос, почти как у Миши.

– Да, мисс.

– Не занят?

– Сейчас узнаю. Одну минуту.

Миссис Нейтман позвонила в мой кабинет и сообщила мне, что пришла клиентка. Я сказал, что приму ее.

Через минуту в мой кабинет вошла вчерашняя рыжеволосая женщина из оперного театра, так нескромно заявившая о том, что я буду принадлежать ей.