По льду

– Если чего-то захочешь, помимо того, что есть в холодильнике, сделай заказ – не ходи пока никуда. У меня нет уверенности, что Никитка успокоился.

Он поставил чашку с кофе на стол, издав при этом тяжёлый выдох.

– Вась, не сходи с ума, – продолжил, – я же вижу твой взгляд. Потом всё равно придётся ехать обратно. Не мотай Соню.

Я всё ещё молчала, смотря в окно.

– Вечером приеду и перенесу вещи, которые тебе будут нужны, с той квартиры, – всё тот же несгибаемый тон, – ключи оставлю, так что если захочешь – спустишься сама. Но ненадолго.

Он внимательно меня оглядел.

– И подбери себе зимнюю одежду, – суровое от него, – в твоих кроссовках можно замёрзнуть даже летом.

Я поджала губы. И не ответила.

– Карточку оставлю в прихожей, – будто и не видя моего отрицания, – увижу, что ты оплатила себе такси до мамы – приеду и надаю по жопе.

Не увидишь. Я со своих денег оплачу.

– Телефон твой я тоже прослушиваю, так что узнаю, – с каверзной улыбкой добавил он, – а если серьезно, то давай хотя бы бизнес-класс. Мне не нравится, что моя только родившаяся дочь поедет на продуваемой со всех сторон калымаге.

Он сделал последний глоток кофе, с сожалением отцепил Сонину ручку от себя и поднялся из-за стола, чтобы нагло поднять мою голову за подбородок, припечатать на губах поцелуй и добавить:

– Передавай маме привет. Моей тоже.

В его руках мигнул и запищал брелок от автомобиля. Сам он обулся у двери, оглядел меня хмурым взглядом и схватился за ручку двери.

– Теплее оденься, вредина, – закатил глаза он, после чего вышел в подъезд и закрыл за собой дверь.

Замочек с внутренней стороны повернулся два раза, значит открыться я могла. Это радовало.

А после того, как я разобралась со всеми делами, заверила проснувшуюся соседку, что ничего страшного не произойдет, если она останется в квартире одна, затем сбегала с радионяней в кармане до затопленной квартиры, где было сыро и разгромлено, и вернулась на этаж выше, я смогла с тяжелой душой, но свободным сердцем вызвать себе такси и позвонить маме.

Последнее было самым тяжелым, потому как мы обе знали, как отреагирует на мой переезд отец. Он приедет только вечером, но пугало это меня уже сейчас. И его решение будет последним, никто не станет спорить. Нам же оставалось уповать на его хорошее настроение, которое было практически таким же редким, как чистое звёздное небо в дождливую осень.

Такси приехало быстро, но само ожидание было мучительно долгим – брата сегодня не будет, а значит у меня есть все шансы спокойно поговорить с отцом. По крайней мере, я на это надеялась.

Ветхие пятиэтажки сменились частным сектором с одноэтажными домиками, из труб которых валил тёмный печной дым. Но и они закончились, выстроившись перед глазами «благополучным» районом, или «сиротским кварталом», как насмешливо именовал его папа: здесь были богатые особняки тех, кто ни в чём не нуждался. Кирпичные, бревенчатые, резные, в два или три этажа, с коваными балкончиками, созданные соревнованием соседей, у кого что дороже вышло. Как сюда затесались мои родители с их пятьюдесятью квадратными метрами – загадка века. Но именно так мы с братом смогли попасть в лучшую гимназию города, папа получил хорошую работу по знакомству с соседом, а я встретила Тёму.

Их дом, кстати, возвышался за три до нашего, сверкая идеально вычищенными тропинками в тротуарной плитке, полукруглыми ступенями у широкой входной двери, и светлыми глазами Галины Ивановны, пытающейся разглядеть меня из окна.

– Здесь, наверное, одна земля стоит, как весь я, – пробормотал таксист, разглядывая башенку на крыше у дома напротив родительского.

Отвечать я не стала, только указала ему на место остановки, схватила ручки спортивной сумки с детскими и моими вещами, и, покрепче прижав к груди сопящую Соню, открыла дверь такси.

– Я возьму её, – ловким движением отняла у меня ребёнка Артёмова мама, – Сонечка! Маленькая! Так выросла!

Я даже пикнуть не успела, да хотя бы выйти из машины, как она подлетела. Сейчас только видела её на втором этаже дома! Такую скорость развивать, это… м-да, наверное, стоило остаться у Тёмы – увидев всё это, а в особенности мой негатив при появлении той, кто именует себя бабушкой для чужой девочки, вышла и моя мама. Я закатила глаза, понимая, что именно сейчас начнётся.

– Галочка, заходи, не морозь малышку! – лилейным тоном пропела последняя, – и ты не стой, – махнула рукой на меня, уже подбегая к моей дочери и мурча ей что-то сюсюкающее.

Со мной даже в детстве так не было. Но я была рада тому, что у моей дочери теперь всё лучше, чем было у меня.

Сумку я занесла в дом, зная, что Соню сейчас разденут, уложат досыпать сладкие сны, в то время как я сама смогу присесть спокойно. Как не могла уже давно.

Так и вышло: дочь сопела в идентичной Артёмовой качалке, которую с собой как-то умудрилась принести Галина Ивановна, сами мамы пили чай, не забыв сунуть кружку и мне в руки, и обсуждая предстоящее сегодня вечером застолье. Они это называли «посиделками» в семейном кругу, вот только где они нашли друг в друге семью – оставалось тайной.

– Артёму я уже отзвонилась, не переживай, – заверила меня его мама, – на такой машине приехали! Могли бы и предупредить, что в гости едете с Сонечкой! Ой, а я же не рассказала… – продолжила она заговорщицки, – мне же Тёмушка машину купил! Я теперь и сама могу ездить. Такой молодец! Уж я прямо в восторге была!

У моей мамы от этого аж глаза загорелись. Практически буквально. И обратились они ко мне с таким громадным намёком.

Я не сдержала закатывания глаз.

– Тебе не нужна машина, мам, – решила сказать ей, – ты постоянно дома сидишь.

Она дёрнула губами. Но ответила за неё владелица завидного подарка:

– Как же не нужна? Я вот тоже не работаю, но в магазин съездить и… – она задумалась, – ещё куда-нибудь.

Мама закивала, найдя поддержку в той, кто поскорее желала стать бабушкой и забрать моего ребенка.

– И вообще, я теперь буду возить вас с Сонечкой в больницу! – гордо добила маму в её зависти женщина, – Артём же работает много, – она важно закивала, но опомнилась, – но на дочь точно время найдёт! Главное, что в достатке.

Моя мама от последней фразы практически на месте подлетела, введя меня в фазу сдерживания хохота. Спасло меня то, что она собралась готовиться к большому ужину, на который придет даже Артёмов папа.

Я была «счастлива», понимая, что сегодня меня будут сватать всеми силами, игнорируя тот факт, что я ещё не успела развестись.

Припрягать меня к приготовлению никто не стал, оставив сидеть рядом и смотреть в плоский телевизор на стене, который для меня был чем-то из разряда роскоши в последний год.

– Сонечку нужно будет покрестить, – донеслось до меня мамино из кухни за стеной.

Я напряглась.

– Не стоит, – неожиданно отрезала Галина Ивановна, – лучше пусть выберет сама, когда подрастет.

– Выберет?! – в ужасе прошипела мама.

Я приготовилась к скандалу.

– О, а ты не знала? – как ни в чём не бывало продолжила женщина, – мы не христиане. И Германн будет очень против крещения. Как и Артём.

Мама, кажется, была в шоке от её слов. Я же подлила масла в огонь:

– Я тоже против, мам.

– Скажи это своему отцу! – зарычала она на меня.

Я хмыкнула.