– Это из-за родов, – сказала ему тихо.
На его губах появилась грустная улыбка.
– Это вряд ли, – буркнул он.
– Ты оставил мои шампуни, – вспомнила я то, о чём подумала, пока мылась.
– Выбросил, – дернулся он, – эти – новые.
Я пожала плечами, не желая говорить ему о том, что один из них был начат. И явно не мной.
– Первая дверь справа, – открыл дверь передо мной он, – я минут на пять. Няню уже принёс.
Кивнула ему и закрыла за собой дверь, одновременно прерывая его будущие слова. А после двинулась в сторону детской, окна которой выходили на улицу, потому она была освещена фонарями. Это позволило мне добрести до кроватки, прислушаться к тихому сопению, понять, что всё хорошо, и, наконец, упасть на кровать под балдахином, даже не сдергивая покрывало. А только обняв себя руками и сжавшись в комок посередине. Слёз не было. Как и желания плакать.
Я будто совершила преступление. Понимала, что оно всё запутает, но знала, что плохо мне от него станет потом. Сейчас я желала держать внутри то тепло, которым наградил меня тот, кто мог любить, не вредя мне. И тот, кого могла любить я.
– Я отправил тебя не сюда, – с деланным недовольством показался в проёме Тёма, – за тобой прямо глаз, да глаз нужен, Васенька.
Эти слова вызвали на моём лице ещё более грустную улыбку.
– Но раз ты уже лежишь, то… – меня легонько подвинули ближе к краю, легли вплотную и обняли со спины, – не думаю, что Соня обидится, если мама с папой поспят пару ночей на её кровати.
На этом я не выдержала – сперва всхлипнула, и только после поняла, что плачу.
– Оно должно было выплеснуться, Вась, – прижал меня сильнее он, – криком или слезами.
Его губы припечатали поцелуй на моей макушке.
– Просто пойми, что всё закончилось, – вкрадчивый шёпот, – больше не будет этого идиота, его брата, лживых подруг и другой гадости. Я не допущу этого, а вы с Соней будете отдыхать и радоваться. Поняла?
У меня не осталось сил даже кивать ему в этот момент. Он шептал что-то ещё, рассказывал о том, как всё будет хорошо, и что никто никогда не обидит нас с дочерью. И мне хотелось верить ему. Однако, существовало такое количество «но», что хотелось впасть в ещё более глубокое уныние.
– Я уже подал на развод, Вась, – добил меня он, – к сожалению, без суда не обойтись. Но он пройдёт быстро. В отличие от ещё одного.
– От моего имени? – догадалась я.
Веки были опухшими, а губы сухими, их пришлось разлеплять с болью.
– Да, – честно ответил он, – разведёшься, а после сразу выйдешь за меня, – заставил выдохнуть меня он, – чего ты удивляешься? Дети должны жить в полной семье со счастливой мамой и с папой, который будет их любить. В семье, Вась. А не в том кошмаре, в котором были вы двое. Брак – часть семейного счастья, ведь так.
Я зажмурила глаза.
– Это сложнее, чем ты говоришь, – мой голос уже был сорван.
– Сложнее оно будет, если ты сама всё будешь делать сложнее, – непримиримо произнёс он.
Его отец был таким: добрым, хорошим, преданным, но предельно принципиальным и несгибаемым в каких-то вещах. Хороший отец – я завидовала Артёму какое-то время. Однако, всё казалось сложнее в те моменты, когда их семья должна была принять какие-либо решения. Он не уступал. Никогда. Делал так, как считал правильным. Артём был очень на него похож, потому часто противился воле отца и делал по-своему. Вот только я так не смогла бы никогда – даже убедить его в своей правоте не могла, он находил доводы против моего мнения и упирался в их верности.
Легко было принять выбор, если он хоть немного был твоим.
– Ты снова не спрашиваешь моего мнения, – остановила его я, – и в этот раз ты ничего не сможешь сделать – я приму решение сама.
Он даже сел, чтобы взглянуть на меня.
– Ты не собираешься с ним разводиться?! – шипение.
Я замерла.
– Я хочу подумать об этом завтра, – шикнула на него.
Затем отвернулась сильнее и прикрыла глаза.
– Я тебя запру, – пошли вход угрозы.
Я промолчала.
– И в этот раз я не шучу, Вася, – наклонился непосредственно к моему лицу он, – установлю решётки на окна детской, и вы будете сидеть и радовать меня своим безопасным времяпрепровождением.
Всё ещё молчу.
– Завтра, так завтра, – он откинулся на вторую подушку, – можешь даже высказать мне какой я нехороший. Но только завтра – раз уж ты так решила, – он был ехиден.
И даже эти слова не вызывали у меня никакого напряжения. По крайней мере он мог обеспечить нам с Соней спокойствие. Да и сбегать от него я уже научилась – один раз даже удалось.
– Сделаем выездную церемонию или бронируем ресторан? – задумчиво пробормотал он.
Я прыснула. Но не успела ответить – в гостиной зазвонил брошенный мною телефон.
– Я сам, – начал подниматься Артём.
Я этого допустить не могла никак, потому практически бесшумно вскочила первая, а после бросилась в гостиную, оставляя замешкавшегося мужчину позади.
– Вася, чёрт тебя дери! Если ты сейчас возьмёшь трубку… – рычал он.
Но дальнейших слов я не услышала, закрыв двустворчатую дверь гостиной, повернув замочек и медленно и тяжело дыша подкравшись к телефону, лежащему на полу. По двери прошёлся удар ладони. Радионяня на столе не отреагировала, значит до Сони этот звук не донёсся.
Он звонил не первый раз – шестнадцать непринятых пришлись на беззвучный режим с вибрацией, после чего телефон свалился на пол, где от удара включил звук.
На пол я села уже без сил. Страшно было даже смотреть на мигающий желтым экран, не то что принять вызов. Однако я выпустила из лёгких весь воздух, успокоила мысли и нажала кнопку.
– Через минуту ты должна быть дома, – нетрезвый, но спокойный тон Никиты.
Шею будто кто-то схватил и сжал – судорога прошлась по мышцам.
– Я не пойду, – первый в моей жизни отказ мужу.
Было страшно так, что голос дрогнул.