По льду

Я прыснула.

– У них есть срок годности, – напомнила ему, входя на кухню, – половина из них испортится, не успеет Соня сказать своё фирменное «Агу».

Артём снисходительно оглядел меня.

– Каламбурщица и юмористка, – прокомментировали моё поведение, – выбирай, – он открыл дальний шкаф у окна.

– Кошмар, – достала я подходящую, – давно ты подготовился?

Он пожал плечами.

– Как переехал, – похожий на правду ответ.

Спрашивать дальше я не стала – и так всё было ясно. Смесь приготовила быстро, впервые за всё время делая это не механически привычно на своей кухне, а путаясь на этой.

Однако, стоило мне сесть на кухонный стул, как ловким движением рук у меня забрали дочь, уместив её на своих руках под нужным углом и начав кормить. Соня хмуро оглядела новое лицо, но впилась губами в соску, и начала пить, не отводя взгляда. Выглядели они вместе очень странно – словно из двух моих разных жизней, неожиданно встретившихся в самый странный момент.

– Ешь, – кивнули мне на пластиковый контейнер.

Я молча взяла ложку и, не отрывая взгляда от дочери, приступила к еде. В сердце было убедительное чувство, что сейчас что-то произойдет.

Через пару минут малышка срыгнула, введя Тёму в лёгкий ступор, и я с довольной улыбкой забрала её, даже успев ранее прибраться на столе.

– Скорость поглощения тобою пищи… пугает, – нехотя отдал мою дочь он.

– Я привыкла делать это с ней на руках, – ответила ему, уже шагая вслед за ним в гостиную.

Тёма понятливо кивнул, нагло занял желанное мною кресло и похлопал себя по коленке. Я мотнула головой. Он притянул меня руками, когда я уже падала на соседнее кресло – кажется, он понял, что сопротивления от меня ждать не стоит.

– Так теплее, – пояснил он, кладя мою голову себе на плечо и смотря на цеплючую ручку ребенка на моей груди.

К слову, в его квартире было очень тепло. Но я все же расслабилась, коря себя мысленно, пусть и не так активно, как должна была бы.

– Я могу включить «радионяню». Положишь её в детской, – шепнул на ухо он.

По шее прошла волна мурашек.

– Она так не заснет, – ответила ему.

И остановила свой взгляд на карих глазках, с интересом разглядывающих меня. Точнее – меня в объятьях того, с кем она меня видеть не должна. На его месте должен быть её папа. Однако он даже в роддоме не взял её на руки, не то чтобы после. Объяснял он это тем, что не хочет навредить.

Мы сидели молча больше получаса. Думая каждый о своём, в тишине и без чьих-либо криков на фоне. Без шумной компании, нетрезвых мужчин и стояния половину ночи у продувающего спину окна.

– Уснула, – вывел меня из полусна Артём.

Соню держал уже он, точнее мои руки, которыми я её обнимала. Поддержка, о которой я мечтала весь прошлый год, когда некому было просто сказать мне, что всё это закончится, что всё вновь станет хорошо.

– Я отнесу, – тихо добавил он.

А я кивнула. В первый раз доверяя ему так, словно я могла это всегда.

– Установил няню, – вернувшись сказал он.

В его руках был маленький белый радиоприемник, который он поставил на стол рядом с качалкой. А после подошёл ко мне, лежащей на кресле, и наклонился.

– Идём спатки, Вась, – его руки коснулись моих плеч.

– Я буду здесь, – шепнула ему сонно.

Он непримиримо и недовольно выдохнул.

– Вась, давай без…

– С тобой, – добавила я.

Затем встала, дошагала до выключателя света, щёлкнула им и вернулась к Тёме.

– Вась, – прозвучало как-то предупреждающе.

Я взяла его руку в свою.

– Лучше жалеть о том, что сделал, чем не сделал, – шёпот в ткань его рабочей рубашки на груди.

Лоб ткнулся в воротничок, макушка в его подбородок, а глаза закрылись сами собой.

– Не жалей совсем, – поправил он меня.

После чего поднял мою голову за подбородок и легонько коснулся моих губ своими. Я ответила, не желая умерить трепещущее сердце. Его руки скользнули вниз по плечам, рукам, бёдрам, чтобы рывком подтянуть меня и посадить на него сверху, одновременно повышая силу и напор поцелуев. Руки прошлись по его плечам вверх, заняли место на шее и замерли. Живот стянуло в тяжёлый предвкушающий узел. Спина коснулась дивана.

Я провалилась под лед.

И я была виновата в этом сама. Более того – я жаждала этого так, как, наверное, не жаждала никогда.

Первый стон, прикосновение. Дрожь, желание. Погружение, падение. Вознесение.

Я хотела бы замереть в этом моменте на всю жизнь, переживая его раз за разом или же оставаясь очень долго, однако ощущая себя свободной. Только сейчас и только так, предавая всех и себя в частности.

Горечь появилась даже раньше мыслей – я ещё лежала, прижатая к его быстро вздымающейся обнаженной груди, когда она пришла. Именно она заставила меня встать и пройти до ванны, игнорируя поднявшегося следом Артема.

– Останусь рядом с няней на всякий случай, – уголки его губ довольно изогнулись, – а ещё принесу тебе полотенце и что-нибудь из вещей.

Я кивнула, закусывая губу и убегая с помощью этой мелкой боли от мыслей. Вода позволила им прорваться.

Я поступила так, как предрекал мне Никита. Опустилась на самое дно ледяной реки, без возможности выплыть из-за новой наросшей корки льда на поверхности.

– Из подходящего только моя армейская футболка, – Тёма подал мне махровое полотенце и без зазрения совести остался рассматривать моё вытирание, – раньше ты её очень любила. Помочь? – вопрос был риторическим, потому что порожек душевой кабины он помог мне переступить, подав руку, даже без каких-либо слов, – ты никогда не была такой худой.

Я кивнула, дрожащей рукой забрала у него футболку, ещё раз вытерла влажные волосы и оделась.