По льду

– Смеёшься? – почему-то спросила я, – тут два синяка.

– Два? – переспросил он, – не буду тебя расстраивать, Вася, но выглядишь ты… не так хорошо, как обычно.

Я хмыкнула. Давно ли я выглядела хорошо? Что-то из разряда фантастики. Потому и приятно. Даже не смотря на то, что сердце всё ещё колотилось в панике.

– Прости, – неожиданно сказал он, вновь дожидаясь меня.

Теперь мы шли по ступеням.

– Тебе не за что извиняться, – поджала губы и с сомнением взглянула на дверь его квартиры.

Правильно ли я вообще поступала сейчас, доверяя его помощи? Он не сделает мне плохо – в этом я была уверена. Проблема таилась в другом – я сама могла сделать себе хуже.

– Я должен был остаться, но подумал, что он не рискнет открыто навредить тебе. Тем более у меня была прослушка. Я предугадал всё, – он был хмур и зол, как никогда, – кроме того, что у него появится смелость. Прости, Вась.

Я пожала плечами и вошла в любезно открытую перед нами дверь. Металлическую, прочную и надежную.

– Я могу подержать её, – Тёма застыл напротив, смотря на то, как я пытаюсь удержать вертлявого ребёнка одной рукой.

На том этаже я предусмотрела специальное место в коридоре, чтобы класть Соню, когда обуваюсь. Здесь же его не было.

– Не стоит, – ловко опустила её голову на свое плечо я.

Скорее всего это выглядело как недоверие, однако раньше я могла доверить свою дочь только Карине. Которая оказалась той ещё подругой. Нужно будет узнать, что имел ввиду Никита, сказав тогда, что она тоже во всём виновата. И что она всё придумала. Что именно придумала?

– Я – не он, Вась, – дёрнул щекой Артем, – проходи в гостиную. Я принесу чай или… вино? Тебе станет легче.

Я отрицательно мотнула головой.

– Понял, – попытался улыбнуться он, – возьму на всякий случай. Ты всё равно Соню не… м-да, – его взгляд сместился к моей груди.

После чего он удалился в первый проём, мне же нужно было идти в ту комнату, где тогда сидели они с Кариной.

И чего все мои мысли возвращались к ней? Насколько же сильно она любила Артема, раз пыталась шантажировать меня? Она ведь не знала его настолько, чтобы хоть немного понимать, куда лезет. Тёма точно не был пай-мальчиком, каким считали его практически все. И Никита был прав – не будь Артём самим собой, со своим совершенно неуступчивым характером, то не смог бы подняться по службе так быстро. У него практически идеальная раскрываемость. А так же проклятые мной принципы, которые он сейчас скрывает за покладистостью и, можно сказать, услужливостью. Я согласилась на поход в больницу, те деньги, лекарства и нередкие разговоры только потому, что от него не избавиться. От него не скрыться. Он не отступит с тем, с чем уверен. И он никогда не станет лгать или терпеть ложь – поэтому я сразу всё ему рассказала, иначе меня бы давно заперли в той самой детской и презрительно носили мне еду через узкое окошечко в двери.

– Вино, – поставил уже открытую бутылку на столик между креслом и диваном, – дать тебе качалку?

Я вновь мотнула головой.

– Еда уже едет, – он похлопал по дивану рядом, – садись, Вася. Тебе нужно расслабиться.

Его взгляд был таким, каким я видела его сотню раз. Странно было видеть его сейчас. Однако уже в этот момент я понимала, чем всё это закончится. Плохая – никто и не отрицал. Но я села, как он и сказал мне. В метре от него.

– Мазь от синяков, – он махнул ею в воздухе и положил тюбик на стол рядом с бутылкой, – но сперва успокойся. Обещаю, что и не прикоснусь к Соне, пака ты мне не разрешишь. Просто положи её, так будет лучше.

Я поднялась на ноги, туша шумный выдох и улыбку. Откуда ей здесь было вообще взяться? Но она была иронично-предвкушающая. Как и моя совесть, которая будет молить меня остановиться, когда эта игра завершится моим проигрышем.

Соня в «люльке». Я нажала на кнопку, выкрутив отметку на середину. А после села в кресло, чтобы нас разделяло хоть что-нибудь посущественнее воздуха.

– Я поеду к маме, – опомнилась я.

Но вставать не спешила, увидев его уверенный взгляд на себе – он не планировал отпускать меня сегодня.

– Поздно звонить, – подтвердил мои догадки он.

И налил вино в бокалы, не забыв протянуть мне один.

– Ты должна понимать, что это самое безопасное место для тебя и Сони, – правдивые слова, но настолько же верные, насколько я не желала их слышать и принимать.

Потому кивнула, соглашаясь только номинально.

– Крем, Вась, – напомнил он, – могу сходить в аптеку за обезболивающим или ещё чем.

Я даже почувствовала насколько сильно замахала головой в этот момент. Мне было страшно оставаться одной после того, что произошло. И я смогла понять и осознать это только сейчас – когда некрепкий алкоголь позволил расслабить зажатые в нервные тиски мышцы и немного освободиться от паники.

– Я могу помочь, – он не делал попыток приблизиться или подсесть, однако это был тот самый момент, когда я чувствовала себя ближе к нему, чем к кому-либо другому.

Кроме дочери, конечно.

– Я про синяки, – пояснил он.

Мне пришлось вновь помотать головой, начинающей пульсировать болью каждый раз, когда мысли касались мужа или квартиры на этаж ниже.

– Не стоит, – ещё один глоток из бокала, и я смогла спокойно откинуться на спинку кресла, расслабив затёкшее и болящее от прошлых ударов тело.

Где-то внутри гудящей головы вопила только одна мысль: я шла по тонкому льду, скрипящему и нещадно трескающемуся от каждого шага. Однако я предпочитала не видеть своё очередное падение, пренебрегая логикой и совестью. А потому бесстыдно смотрела в спокойные карие глаза и искала в них себя.

– Можешь выбрать любую комнату, – он закинул ногу на ногу, впервые за всё это время улыбаясь, – лучше, конечно, если ты будешь спать в хозяйской спальне, но зная тебя…

Он усмехнулся, я взглянула на него удивлённо-ожидающе. Настолько открытое наступление? Наш диалог длится от силы полчаса.

– Я останусь здесь, – он скосил глаза к дивану и добавил со смешком, – пошлячка.

И я вдруг поняла один факт, о котором не задумывалась всё это время – мы начали встречаться ещё детьми. Точнее подростками, но сути «взрослости» это не отменяет. Сейчас же я видела в нём равного себе взрослого человека, которым он не являлся.

Его смешил собственный намёк на соблазнение. И это удручало.

Однако одновременно заставляло расслабиться и принять то, что между нами ничего не будет. Плохо это или хорошо? Спорный вопрос.

– Нет разницы, – безэмоционально ответила ему я.

Он нахмурился. Словно понял, что где-то ошибся.

– Вась, давай будем честны, ты не вернёшься к нему, – тяжёлый прямой взгляд, от которого хотелось закрыть глаза, – планируешь остаться у мамы? В этом нет смысла, – он поджал губы, – вы не терпеть друг друга сможете больше недели. Твой отец будет в ярости из-за того, что ты ушла от своего «мужа». Ты сделаешь только хуже.

– Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора, кроме как остаться с тобой? – макушка коснулась стены, а взгляд метнулся к окну за полупрозрачной шторой.

Она была для меня сейчас, как признак адекватности. От этого жизнь казалось тухлой, но понятной.