Биологическая опасность. Последний приказ

– Ладно, тогда тоже пересчитай боеприпасы и набей магазины. И будь готов к прямому боестолкновению.

– Эм… Ладно. Кстати, чуть не забыл, что по ситуации в аэропорту?

– Регенератов на полосе практически нет, но трасса вся ими кишит, как и территория возле перрона.

– Хорошо, есть одна идея. Я могу выключить двигатели и сесть на планировании, но учти, что после определённого рубежа я не успею включить мотор и уйти на второй круг.

– План сработает?

– Если нужно всё сделать максимально незаметно, то да. На земле правда придётся пошуметь, но там уже вы разбирайтесь.

– Сделаем звукомаскиовку.

– Хорошо. Я пойду?

– Иди.

Я не знал, что ответить, и поэтому вернулся в кабину, усевшись в кресло и положив автомат на колени, чем неслабо удивил Виталю.

– Что? Сказали пересчитать боеприпасы и снарядить магазины, если пустые.

– Так точно. Я пойду?

– Иди. Сам тут управлюсь.

Виталя вышел из кабины, оставив меня с этой машиной один на один, ну разве что был третий НЕ лишний в виде оружия, которое в данный момент впитывало в свои магазины новые патроны.

Наверное будет утомительно рассказывать про то, как прошёл полёт, а прошёл он так, как будто не было последнего месяца в мировой истории. Ну разве что никаких тебе стюардесс и обращений к пассажирам. А, и ещё постоянные лязганья затворов, звуками которых был наполнен весь салон и кабина.

Три часа спустя

– Приготовиться! Киров полчаса. Начинаем снижение. – я выключил двигатели и начал планировать на полосу 21 аэродрома Победилово.

Снижаться без двигателей – часть нашего безумного плана, единственной целью которого является маскировка самолёта от регенератов, хотя я уже сказал об этом раньше. Так что, самолёт теперь был планёром, только с тем уточнением, что делалось это намеренно, а не от безысходности, с которой мы с Харитоном Владимировичем сажали самолёт с пустыми баками.

– Виталь, готов?

– Готов. Когда идти?

– Жди сигнала. Пока здесь нужен.

– Понял.

Самолёт снижался так, как я распланировал, и должен был коснуться полосы ровно в её начале и прокатиться практически по всей её протяжённости.

На отметке в четыре тысячи метров включилась сигнализация о том, что салон разгермитизирован, но маски в салоне так и не выпали – электрозамки были отключены.

На этом проблемы закончились. Как только мы прошли отметку три тысячи метров, сигнализация отключилась, и я смог начать руководить своей частью операции.

– Виталь, дуй в салон. – сказал я на отметке в две тысячи метров.

– Понял.

Виталя выскочил в салон, схватив сумку с оружием и свой автомат.

Со своей стороны, я начал выпускать закрылки, благо ВСУ давала питание гидронасосу.

– Две тысячи метров. Отчитаться о готовности!

– Наземная группа готова. – отчитался Жека.

– Я готов. – ответил Виталя.

– Кабина готова. – ответил я.

Убрав трубку, я опустил вниз рычаг выпуска шасси, и они стали выползать из люков, здорово снижая скорость самолёта, однако при оставшемся расстоянии это было не слишком важно. Полоса была всего в восьми километрах, самолёт был в восьмистах метрах над землёй и держал скорость в двести восемьдесят километров.

Начался самый опасный этап операции – посадить самолёт так, чтобы он не развалился от посадки, и не упал раньше положенного.

– Высота пятьсот метров, скорость двести сорок, до полосы пять. – пробубнил я себе, давая понять, что есть небольшая проблема – самолёт сильно потерял в скорости.

Но даже так, до полосы оставалось около минуты.

– Минута до посадки! Давление стравлено до наземного. Открывать дверь только по моей команде! – крикнул я в трубку.

Ответ или был, или его не было – мне не было принципиально. Главное, что эту часть плана мы обсудили заранее и даже если не было бы связи, мы бы действовали по графику, уже выученному назубок. А что касается проблем – тут уж чистой воды импровизация, это тоже было оговорено.

В какой-то момент начался отсчёт радиовысотомера, указывавшего на то, что самолёт уже ниже трёхсот метров. Я ещё сильнее напрягся, боясь дёрнуть сайдстик не в ту сторону и тем самым погубить нас всех.

Через несколько секунд под самолётом пронёсся торец полосы, а ещё через пару секунд самолёт, только что разрезавший воздух так, что его не было слышно, коснулся полосы шасси, которые от резкого контакта с землёй издали громкий в нынешних реалиях звук удара резины о бетон.

Самолёт на скорости в сто восемьдесят километров в час покатился по полосе, останавливаемый лишь своей никакой массой, ножными тормозами и механизацией крыла.

К середине полосы скорость упала до пятидесяти километров, и я убрал интерцепторы, оставив лишь закрылки, чтобы лишний раз с ними не возиться. В ту же секунду скорость упала до сорока километров, и я дал команду в салон, сказав по интеркому:

– Отряд, вперёд!

Почти сразу включилась сигнализация об открытии двери, но я её погасил, а из катящегося по земле самолёта стали выпрыгивать люди.

Скорость была уже такой, что я мог открыть боковую форточку и посмотреть, как на полосе появляются тёмно-зелёные пятна, которые тут же срывались в сторону терминала.

А на полосе тем временем ситуация была куда "лучше" – несколько десятков регенератов устроили несанкционированную акцию протеста в защиту своих прав, ну не знаю, как назвать то, что они заняли разворотное кольцо в начале полосы.

– Жека, проблема. Регенераты заняли торец третьей полосы, не могу развернуться. Есть мысли? – сообщил я по рации.

– У нас тоже проблема. Делаем звукомаскировку.

– Понял, жду. – сказал я и связался с Виталей на общем канале. – прикрой дверь, но пока не закрывай. Готовь лестницу.