Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма

Этот Серёга случайно оказался в нашей компании. Обычно, как уже отмечал, я не брал в дальние путешествия ребят, не проверенных в подмосковных походах. А тут его заботливая мамаша неожиданно попросила взять его в Крым. Видимо, не смогла по-другому пристроить на летний отдых. Я отказывался. Совсем не знал этого парня. Не учил его физике, он уже перерос «мои параллели». В поход со мной ни разу не ходил, не просился. А тут – нате! Мамаша обратилась к директору школы. Софье Абрамовне я не смог отказать. Тем более что в принципе ничего плохого за этим учеником не водилось. Не хулиганил, не дрался и вроде не хлипкий.

Но он сразу же показал себя чужаком в нашей команде – едва мы отъехали от московского вокзала. Как всегда, пока поезд идёт до ближайшей станции, по вагонам ходили продавщицы со сладостями, мороженым. У нас было заведено: или покупаем все, или никто. Посоветовались, решили, что обойдёмся, дотерпим до крымских сладостей. Впереди долгий путь, надо экономить деньги на южные соблазны. А этот Серёга купил себе мороженое и в одиночку наслаждался.

Я ему объяснил наш порядок. И, не откладывая, устроил сбор всех наличных денег. Так мы договорились с родителями. Оприходовал по списку. И потом ребята тратились только на полезные и приятные вещи: южные шляпы, тёмные очки, воду, мороженое и т. д. Так что спиртное и курево они купить не могли.

Но, как известно, свинья грязи найдёт. И когда я, расслабившись, крепко спал под джурджурский шум, Серёга ушёл к другой тургруппе, расположившейся неподалёку. Мало того, что он ушёл, никого не предупредив, но ещё и прилично хлебнул там спиртного. Вот мой Володя и красочно «объяснил» ему, что так делать нельзя. Попросту врезал разок.

Я решил избавиться от этого случайного попутчика. Ведь на берегу моря соблазнов гораздо больше. К тому же неизвестно, как скажутся последствия володиного «воспитания», вдруг обиженный захочет отомстить. Когда мы спустились с гор и остановились в Рыбачьем, я отвёз Серёгу в Симферополь, посадил на поезд, попросил проводницу присмотреть за парнем. И дал телеграмму в школу о возвращении нарушителя дисциплины. Кстати, он не сильно возражал против возвращения в Москву – то ли горы ему надоели, то ли рюкзак за спиной.

А на следующий день коллективную попойку устроил я сам. В мой день рождения.

Мы жили в нескольких метрах от пляжа. На пришкольном участке, весьма неприглядном, неухоженным и без пышной южной растительности. Зато его не огородили забором. А пляж – через приморское шоссе. Палатки не ставили, просто расстелили на скудном травяном газоне. Одна природная радость: над нами стояло персиковое дерево. С плодами. Правда, недозрелыми.

Пляж в Рыбачьем – протяжённый, с километр будет. Днём – плотно укомплектован телами загорающих, ночью располагались отдельные группки туристов. Запомнились парни из Эстонии, добравшихся сюда на мотоциклах.

На нашем пляже стояла бочка. Такая, из каких обычно продавали квас. А из той торговали вином в розлив. Местного производства. С низким алкоголем. Потому, видимо, и разрешили продавать этот, скорее, холодительный, чем горячительный напиток. От такого не захмелеешь даже в жару. Тем более рядом с морской ванной. Я загодя проверил это на себе.

Купил полведра праздничного напитка, и мы устроили «застолье». Застелили полотенцами прямоугольник символического стола прямо на газоне, разложили бутерброды, нарезали овощи… Сели по-турецки. «С двадцатисемилетием, Анатолий Семёнович!»

А ещё – учитель! Пьёт с учениками вино!?

Позволил я это непедагогическое мероприятие не только потому, что у вина градусов было едва ли больше, чем у кваса, и, пожалуй, меньше, чем у пива. Иначе не разрешили бы продавать на общественном пляже, да ещё в жару! В нашей стране периодически возникали кампании по борьбе с алкоголем. Именно – с алкоголем, а не с алкоголизмом. Но в годы моей учительской работы появилось мнение, что надо не запрещать алкоголь – это бесполезно, к тому же ничего кроме вреда здоровью из-за перехода на потребление опасных напитков и вреда бюджету из-за снижения доходов не возникало. А надо просвещать население, прививать культуру винопития. Логика была такая: вот, скажем, в Грузии или во Франции много пьют. Но алкоголиков, не в пример нашей стране, меньше. По крайней мере, их не видно на улицах, как у нас.

Этому течению поддался и я. Потому и позволил себе совершить этот непедагогический поступок. Весьма спорный. И с точки зрения воспитания, и ещё более – с точки зрения моей административной ответственности.

Меня оправдывает только то, что, насколько я знаю, никто из ребят, которые бывали со мной в походах, не стали злоупотреблять алкоголем. А курили многие. Но ведь я к этому приучить не мог, я же не курил. И в походе этому противодействовал.

Не знаю, по какой причине, но нас выперли с пришкольного участка. Мы сорили, загрязняли? Нет, ведь мы же здесь не готовили себе пищу на костре. Обедали в столовой, а завтрак и ужин готовили на пляже. Мы ломали кусты, деревья? Нет, мы бережно относились к тощим растениям, робко выстроившимся вдоль шоссе. Мы уничтожали газон? Там была такая высохшая трава, что нанести ей ущерб уже практически не было возможности. К тому же мы большую часть времени проводили вдали от места ночлега. А ночевали мы в расстеленных палатках, по крымской традиции не ставили их.

Думаю, оставшийся за главного какой-то второстепенный сотрудник (кажется, завхоз) то ли формально выполнял приказание директора: никого не пущать, то ли ждал от нас компенсации за своё молчаливое согласие на наше проживание. Мы не сильно огорчились, хотя ночевать на самом пляже было менее уютно. Зато до воды ещё ближе.

И эта близость подтолкнула нас к желанию плавать перед сном. За час до полуночи, когда все приходящие растворялись в окрестностях, мы шли купаться. Причём – в «белых» плавках. То есть без плавок. Просто единственное оставшееся не загорелым пятно на наших телах как раз соответствовало профилю плавок. Мы так нецивилизованно купались, чтобы не ложиться спать в мокрой одежде или не устраивать дополнительную процедуру по переодеванию. Разумеется, на такое плавание решилась только мужская часть группы. Да и то не все.

Это было удивительное ощущение, когда ты в темноте уплываешь далеко-далеко, так что посёлок превращается в узкую цепочку огней, ты лениво перебираешь конечностями и как бы сливаешься с морем, с нежным покачиванием ласковых волн, уставших за день и теперь тоже готовящихся ко сну. И за день накопленный в теле жар солнца растворяется в солёной морской воде.

И вдруг идиллия исчезла. Что-то неприятное, скользнуло вдоль живота и далее, касаясь нежных оголённых мест. Медуза! Вот ещё одна, ещё… Никакого вреда от них не было, хотя случается, что и медузы обжигают… Но комфорт исчез, возникло ощущение опасности. И от ночных плаваний мы отказались…

У нас были маски, ласты – нырять и смотреть подводный мир очень интересно. И даже поискать добычу с ружьём для подводной охоты. Но вдоль длинного пляжа, где много купающихся и нет крупных камней, где бы пряталась живность, подводные картинки – однообразны. В поисках новых ракурсов мы с мальчишками ушли за пределы посёлка, поднялись на прибрежный перевал, и за ним обнаружили махонький пляжик, где в интимной обстановке загорала лишь одна парочка.

Подковообразную бухточку окружали скалы, и наиболее игривые из них спустились в глубину и торчали островерхими макушками.

Я заплыл под выступ обрыва и обнаружил подводный грот. Углубился. А там – шевелит щупальцами осьминог. Даже не знаю, насколько он опасен, но страх холодком пронзил моё тело, и я поспешил вынырнуть.

Мальчишкам ничего не сказал. А то, чего доброго, могли испытать судьбу – поохотиться с подводным ружьём. Мы плавали, ныряли, наслаждаясь тёплой водой и её прозрачностью. Фыркали, как морские животные, шумно выплёскивая воду из дыхательных трубок.

Я нырнул вслед за мальчишкой под скальный островок, острой пикой торчащий над водой. Мой юный, тонкий спутник скользнул в отверстие, я за ним и… застрял. Мои плечи заклинило между стенками этой дыры. Острые сколы вонзились в меня. Назад? Но упереться не во что, руки уже по ту сторону дыры. Да и позволят ли вернуться впившиеся острые выступы? Раздумывать и выбирать способ освобождения было некогда – у меня же не было акваланга. Кое-как, шевеля плечами, я исхитрился их поочерёдно пропихнуть. Но застрял нижней частью своего тела. Это не плечи – двумя половинками по очереди не проползёшь. Извиваясь угрём, я с болью, сдирая кожу, еле-еле протиснулся тазом. До воздушной поверхности добрался на последних каплях воздуха в лёгких…

Извечный вопрос: ради чего мы рискуем? По глупости? Ради острых ощущений? Эх, молодость, молодость… Нет у неё страха перед возможными трагическими последствиями. И смерти в молодости не боятся. Если, конечно, она не смотрит тебе в глаза…

Вдоль линии Маннергейма

После нескольких подмосковных лыжных походов я решился на дальнее лыжное путешествие. И в мартовские каникулы 1966 года мы отправились в Ленинград, чтобы оттуда на местном поезде добраться до Карельского перешейка. Но выяснилось, что намеченный пункт для начала лыжного перехода, находится в недоступной для нас пограничной зоне. Билеты туда можно купить лишь по специальному разрешению. Купили до самой дальней доступной нам станции. Оттуда и пошли. На юг-запад. В сторону моря.

Места там экзотические. Обычно туристы выбирают водные маршруты по Карелии. Это – край многочисленных озёр и рек. Зимой маршрут другой, но и он весьма интерес. Необычный для москвичей ландшафт. Идёшь то среди скал, окружённых сосняками, то вдоль берега многокилометрового узкого озёра, то по густому-прегустому лесу. Ну, и, разумеется, видели остатки «линии Маннергейма», сооружённой финнами для защиты от южного «добрососеда».

Что кроме этого более всего запомнилось мне из этого похода? Тяжелейшие снежные участки по непроторённым местам. Моя «лекция» для учеников начальной школы. Снежные ванны и болезнь члена нашей группы (впервые!). Недружественное к нам отношение местного населения. Непорядочное отношение моего ученика к месту ночлега.

По порядку.

Не зная эти места, маршрут я прокладывал по карте. Нашей конечной целью было добраться до Балтийского моря, точнее – до репинских Пенатов, и мы порой шли напрямую, не выбирая протоптанных дорог. Но то, что летом легко преодолимо, зимой оказалось большой проблемой. Особенно тяжело нам дались первые переходы, в северной части маршрута. Там и снега было очень много, причём ещё не подтаявшего, пушистого, и рюкзаки, ещё не опустошённые прожорливыми ребятами, довольно тяжёлые.

Сейчас не вспомню, между какими населёнными пунктами мы пробирались по снежно-лесной целине. Нам надо было преодолеть всего-то менее десяти километров, но запомнились они нечеловеческими усилиями. Естественно, я шёл впереди, чтобы и путь выбирать, и протаптывать лыжню. Вместе с лыжами я утопал до коленей! Еле-еле продвигался, месил снежную массу почти на месте. Вскоре я выдохся. Мне показалось, что не рационально мне, самому тяжёлому участнику группы идти первому. Пустил вперёд самого крепкого парня, но он полегче меня. Тот одолел лишь несколько сотен метров. Пустил другого – ещё меньше выдержал. К тому же мне идти за ними, легковесными, тоже некомфортно.

Все выбились из сил, пора отдохнуть, но как – на снегу? Сесть на него и тем более лечь я запретил. Разрешил присесть на лыжные палки. Это не совсем отдых, но всё же немного перевели дух. Пора идти дальше, но вижу, что одна ученица, Оля Гладкая, совсем без сил. Взял её рюкзак, повесил себе на грудь и снова пошёл первым. И уже шёл без остановок. Понял, что останавливаться во всех смыслах опасно.

Это был наш самый тяжёлый переход. Если обычно за день преодолевали до двадцати с лишним километром, то тогда – лишь эти десять…

В таких экстремальных природных условиях контакты с местным населением были неизбежны – ночевать в лесу было невозможно. И встречи эти были разными.

После очередного перехода выбрались на берег длинного-предлинного озера. Мы потом вдоль него полдня шли. На ночлег нас пустила местная школа. С условием, что до занятий мы освободим класс. Школа начальная. Крохотная. Просто изба. И в одной комнате занимались ученики всех классов – с первого по четвёртый. А их всего-то было менее десяти.

В качестве платы за ночлег учительница попросила меня рассказать школьникам о Москве. То ли я, не выспавшись и не поев, не смог найти нужный тон, и моя «лекция», признаюсь, оказалась прескушнейшей, постыдной. То ли ученики были ошарашены явлением непрошенных гостей, и рассказ о далёкой, незнакомой им Москве не вызвал никакой реакции у слушателей. Они сидели, как истуканчики, аккуратно сложив худенькие ручонки на партах и замерев до конца нашей встречи, без какой-либо искорки интереса в глазах. Они не задали ни одного вопроса. Не произнесли ни одной фразы. Я уж подумал: может, там занимались не русские дети, а финские, карельские, саамские? Но учительница-то говорила по-русски чисто.

Более тёплая и контактная встреча с местными жителями произошла на затерянном в лесах хуторе. Шли мы, шли строго по компасу через густые, почти непролазные леса и набрели на одинокий дом. Большой. Коттедж – правда, уже заметно обветшавший. Вероятно, он когда-то принадлежал большой финской семье, выгнанной с родной земли советскими пришельцами после «победоносной» битвы с Финляндией за эти места в начале Второй мировой войны.

В большом доме жила пожилая русская женщина с маленькой девочкой, наверно, внучкой. Женщина оказалась очень приветливой. Даже обрадовалась, что мы у неё заночуем. Видимо, заскучали они вдали от цивилизации вдвоём (если не считать неразговорчивую домашнюю скотину). Денег за ночлег не взяли, а попросила нарубить дров. Я колол, мальчишки аккуратно складывали в дровницу. Работа шла у нас споро, мы разохотились и остановились лишь тогда, когда она, увидев результат, ахнула: «Да нам теперь до конца холодов хватит!»… Как приятно сделать приятное приятным людям!

Горячая встреча у нас случилась в большом селе, которому после захвата этой местности Красной Армией вместо финского дали русское название – Волочаевка. Видимо, в честь того дальневосточного населённого пункта, о котором поётся в боевой, победной песне: «Штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни…» Правда, мы потом, покинув это село, вспоминали не «дни», а ночь. Которую провели под осадой местной «боевой» молодёжи.

Обойдя всё огромное село, мы не нашли доброхотов, никто не захотел пускать к себе на ночлег незваных гостей. И обрадовались, когда на ночлег нас пустил завклубом. И преждевременно обрадовались. Был уже вечер, в клубе крутили кино. Не лишать же жителей удовольствия из-за незваных гостей, которые, как известно хуже… А после сеанса начались танцы! Дружно сдвинули ряды к задней стене. Туда же придвинули и нас. Вместе с рюкзаками. Голодные и усталые мы еле-еле терпели этот сельский праздник. И какой же на Руси праздник как минимум без скандала?

Несмотря на наш усталый вид, какой-то местный бравый Донжуан стал нагло требовать, чтобы мои школьницы согласились с ним танцевать. Я, как верный пёс, охранял моих девочек. Раз этого любителя танцев отшил. Вежливо. С объяснениями, что мы приехали издалека, уже несколько дней в походе, очень устали, голодные. Не помогло. Второй раз отшил…

Ближе к полуночи танцы закончились. Мы решили воспользоваться печкой, чтобы ужинать не всухомятку. Только достали продукты, услышали настойчивые стуки. Кто-то попытался открыть широкую, двухстворчатую дверь, что обычно имеется в каждом кинозале для быстрого выхода зрителей. Это ломился тот самый Донжуан. С дружками. Мы заблокировали дверь половой щёткой. Для надёжности подпёрли дверь сцепкой стульев.

Вскоре послышались подозрительные звуки под сценой. Сельские парни попытались проникнуть в зал через подполье. Мы вовремя заметили этот манёвр противника. Для крепкой обороны пригодилось пианино. Не в каждом сельском клубе имеется сей музыкальный предмет. Не знаю, как часто им пользовались по прямому назначению и хорошо ли он настроен. Но нам и без настройки он пригодился: придавили им люк.

Ужин приготовить не успели. Нападающая стая бросила в окно что-то тяжёлое. Стекло разлетелось по полу. Из-за угрозы получить ранение в боевой Волочаевке пришлось кухню покинуть. Но атака прекратилась. Вероятно, стук разбитого социалистического (или колхозно-совхозного) имущества отрезвил сельских хулиганов. Они исчезли. Или затихли? Выжидают, когда мы выйдем наружу для удовлетворения естественных надобностей?

Но я не пустил школьников наружу. Выход из щекотливого положения был найден. Мы по очереди в качестве ночного горшка использовали… бачок с питьевой водой. Простите, волочаевцы, но у нас другого варианта не было, потому что у вас не было в клубе не только туалета, но и другой посуды. Мы, конечно, потом бачок сполоснули, но… Пейте на здоровье!

Утром нас навестил завклубом. Он уже всё знал. И про ночные атаки, и про разбитое окно. Привёл меня в дом, где жил зачинщик нападения. Утром у того был не столь грозный вид. Скорее испуганный. Был похож на дворняжку, поджавшую хвост. Наверно, ему не поздоровилось от разгневанной мамаши, для которой это не только позор на всё село, ещё и затраты – на восстановление окна.

Вернувшись в клуб, я поторопил ребят со сбором. Мы ушли по целине. И я ещё долго, пока мы не скрылись в лесу, оглядывался: не преследуют ли нас волочаевские мстители?

Потом у нас ещё одна беда приключилась. Впервые за все мои походы со школьниками здесь, на Карельском перешейке, одна из учениц простудилась.

Когда по утрам я традиционно обтирался снегом, я не заставлял это делать моих спутников. Но постепенно мальчишки этим увлеклись. Может, кто-то и из девчонок захотел бы, да присутствие мужского пола не позволяла оголиться. Так что они не закалялись. Кроме того нарушали некоторые мои правила. Так, в начале каждого перехода я требовал одеться полегче: без верхней одежды, только футболка и один свитер. Сначала кажется холодновато, но уже через полчаса организм так «раскочегарит», что можно очень сильно вспотеть. И те «замерзавки», которые тайком в начале маршрута одевались потеплее (у каждого из нас было по два свитера), начинали снимать с себя лишнее. А это уже опасно. К тому же заболевшая Оля Гладкая нарушила ещё один мой запрет: ей стало жарко, и она поела снежку.