Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма

Я его разыскал в Фейсбуке. Он меня – по моему московскому городскому телефону. Позвонил из Коломбо!

Рассказал о некоторых школьных туристах. Саша Меньшов, который был командиром нашего отряда в походах по Крыму и Карельскому перешейку, закончил физтех, но потом работал в мидовском УПДК. Его школьная дружба с Наташей Таранец логично переросла в семейную жизнь. Марина Попова тоже закончила физтех, но умудрилась стать адвокатом, получив второе образование – юридическое. В девяностые годы избиралась депутатом райсовета. Замужем, живёт в Лондоне, у неё две дочери и внуки. Ещё один наш турист – Лёня Чарный, выпускник Института стали и сплавов, эмигрировал в Америку. Илья Кубанцев, командир отряда в походе по «Золотому кольцу», – тоже уже дедушка, у него пять внуков. Живёт в Москве, хотя его брат давно уже перебрался в США. Илья, как и предполагалось, окончил геологоразведочный институт. Причём учился там вместе с Павлом Гусевым, будущим главным редактором и хозяином «Московского комсомольца».

И плюс к этому вороху информации Саша Карчава (Александр Алексеевич!) поведал удивительнейшую историю про ещё одну нашу спутницу в турпоходах – Женю Краснокутскую. Мы с ней не встречались после моего ухода из школы и не переписывались. Но судьба её настолько уникальна, что не рассказать о ней я не имею права.

Женя великолепно училась. Закончила школу с золотой медалью, поступила на мехмат МГУ. На факультете познакомилась с Михаилом Брином. Они поженились. У них родился мальчик Серёжа. С работой у них возникли какие-то проблемы. Не исключаю, что затруднения были связаны с их «пятым пунктом», который мог помешать Михаилу, как пишут в интернете, готовить диссертацию по выбранной им тематике. И молодая перспективная семья решила поискать счастья в чужой стране.

В 1979 году они эмигрировали. В США у них, в конечном счёте, всё там сложилось великолепно. Михаил стал преподавателем Мэрилендского университета, почётным профессором. Евгении «пятый пункт» не помешал утроиться в Национальное агентство по воздухоплаванию и исследованию космического пространства, которое подчиняется федеральному правительству! И хотя она не запускала космические корабли, была «лишь» климатологом, но сам факт: эмигрантка из Советского Союза, комсомолка с Тверского бульвара – в недрах полузакрытой организации! И американцы не побоялись! Потом Евгения возглавляла благотворительную организацию ХИАС, которая оказывает помощь еврейским иммигрантам. Эти биографические сведения я почерпнул из Википедии, так что если там наврали, я не виноват. После публикации в Фейсбуке моего снимка мне удалось установить с ней прямой контакт по электронной почте.

А что же стало с мальчиком-то, её сыном? Знающие люди уже, наверно, догадались: Сергей Брин – это создатель и идеолог Google (вместе с Ларри Пейджем)! Один из богатейших людей мира по версии журнала «Forbes» в 2018 году его состояние оценивалось в 47 миллиардов долларов! Вот такой поворот судьбы!!! Рассказывают, что он в составе группы американских школьников побывал на своей Родине. Она на него произвела удручающее впечатление.

А Тамара Иванова работала корреспондентом ТАСС, не раз бывала на пресс-конференциях, так или иначе связанных со мной – как депутатом или как редактором. Однажды ей надо было сделать выбор между служебным долгом и уважительным отношением ко мне. Было какое-то мероприятие, касавшееся обвинений в мой адрес (в шуме и гаме девяностых, когда политические страсти были накалены до беспредела, их возникало немало). Зная меня, она понимала, что я не мог себе позволить то, что мне инкриминировалось, однако, как представитель государственного информационного агентства, не могла не дать сообщение о высказанном обвинении. Тамара поступила в высшей степени морально и профессионально. Тут же написав информацию (в ТАССе ценится скорость), показала её мне. Видно, было, что она переживает за меня: «Я постаралась дать текст как можно нейтральнее». Я прочитал заметку и подтвердил, что всё изложено правильно. Да, сообщалось об обвинениях в мой адрес. Это мне неприятно, болезненно. Но автор заметки лишь констатировала публичный факт и не довершала своими домыслами. Это – совершенно правильный, объективный подход журналиста. А не пропагандистский материал в угоду работодателю.

Случайно, как я сказал, встретился с её одноклассницей – Людой Злобиной, ставшей гидом по памятным местам Марины Цветаевой. И не случайно – с другой школьной «походницей», ставшей дизайнером, Ирой Добронравовой, которая навестила меня, когда я стал редактором «Курантов». Где-то как-то пересеклись (Москва – тесный город) с ещё одной «моей» школьницей-туристкой Аней Яковлевой, уже работавшей в кремлёвском музее. Случайно (или не случайно?) встретились на улице с N.: замужем, двое детей…

Совсем недавно на мой пост в Фейсбуке о Зое Космодемьянской (она его одобрила) отозвалась Татьяна Викулова, одноклассница Люды Злобиной и Тамары Ивановой. Добрым словом вспомнила про газету «Куранты». Сообщила горькую весть: умерла Тамара. Мои ученики уже умирают?! Но чему удивляться: они все – уже пенсионеры. Если дожили до этого социального барьера.

С остальными – никаких контактов.

В 124-й школе я побывал и после того, как уже не работал там. Точнее в бывшем школьном здании на Большой Бронной. Там, после передислокации 124-й в другое здание, разместилось Всесоюзное агентство по авторским правам (ВААП). И такое совпадение: в 1989 году, когда в СССР начались демократические преобразования, некоторые сотрудники этого агентства решили поддержать меня на выборах в Моссовет.

А когда я уже стал главным редактором газеты «Куранты», здесь вместо ВААП появилось Российское агентство интеллектуальной собственности. И его генеральный директор, замечательный журналист Андрей Черкизов (Семёнов) устроил встречу в узком кругу. Мы обсуждали назревшие вопросы о цензуре, о правах руководителей СМИ и прочие перестроечные темы. Среди приглашённых оказался Алексей Аджубей – мой кумир во времена хрущёвской оттепели, бывший главный редактор «Известий», зять Никиты Хрущёва.

И ещё меня потрясло удивительнейшее совпадение: встреча проходила в бывшем кабинете физики, где я учил школьников познавать законы материального мира.

Формально 124-я школа ещё некоторое время сохранялась. Под этим номером она, слившись с соседней 125-й, расположилась на Малой Бронной, в доме 7, напротив театра. Директором школы одно время была Светлана Александровна, которая сама заканчивала 124-ю. Ещё при мне папа-генерал устроил её учителем истории после окончания пединститута.

В 2014 году, в ходе реорганизации образовательной системы Москвы, 124-я фактически прекратила своё самостоятельное существование. Её влили в конгломерат во главе со школой № 2123 имени Мигеля Эрнандеса. Причём тут этот испанский поэт первой половины прошлого века? В моё время у этой школы был номер 110 (Столовый переулок). Она специализировалась на углублённом изучении испанского языка. Потому и получила имя испанского поэта, сторонника республиканцев в ходе гражданской войны 1936–1939 годов.110-я считалась одной из лучших в районе. Недаром в ней учились дети советских знаменитостей: политиков, военачальников, деятелей культуры… Вот под её крыло и приняли 124-ю, а также бывшую 112-ю, что в Большом Козихинском переулке.

Но дело, видимо, не только в том, что 110-я традиционно считалась более авторитетной. У 124-й, как и у многих школ этой части столицы, стало меньше учеников. Это – следствие сокращения числа жителей в центре Москвы и социальных изменений. Здесь всё больше обосновывается богатых горожан, покупающих коммуналки. Люди победнее уезжают в спальные районы, довольные тем, что прекратились их мучения от советского коллективного образа проживания нескольких семей при одном туалете и одной кухне. Люди побогаче предпочитают отдавать своих чад в спецшколы с углублённым преподаванием иностранных языков. А то и отсылают за границу. И происходит естественная для больших городов селекция.

Естественная, но противоречивая по своим последствиям. Она усугубляет расслоение общества, что сказывается на обстановке в стране, продолжая состояние «гражданской войны». Но теперь не между «белыми» и «красными», как было прежде, а между бедными и богатыми…

Мне очень жаль, что я не встретился с Софьей Абрамовной, когда стал журналистом. Профессиональная круговерть и личные проблемы отдалили меня и от школы, и вообще от Москвы. Когда я уехал в Якутск, она присылала мне туда письма. Обращалась по-матерински. Так и подчёркивала. С пожеланиями помочь житейским советом в моём, как она полагала, сложном профессиональном и личном положении вдали от родного города. Но я такое опекунство воспринял насторожённо.

Когда стал редактором «Курантов», я попросил одного из лучших наших журналистов Таню Куликову сделать с Софьей Абрамовной интервью о её сложном жизненном пути. Как так получилось, что мужа подмяла «Красная колесница», уничтожила его как «врага народа», а её саму и её сына не тронули, более того ей, еврейке, позволили вступить в КПСС и стать директором средней школы в центре Москвы? Как она жила все эти долгие годы без мужа, с тяжким грузом личной трагедии и каждодневным ожиданием опасности?

Софья Абрамовна согласилась на встречу. Текст был подготовлен. И вдруг она запретила публиковать беседу. Подумала, подумала и испугалась смелости своего разговора о положении евреев в минувшей советской действительности. И сын поддержал её опасения: мало ли как ситуация в стране развернётся; сейчас, в 1990-м году – перестройка, гласность, а что будет завтра? Как в известном советском анекдоте про Леонида Брежнева: а вдруг красные вернутся? Тем более что они ещё и не совсем тогда ушли, а лишь уступили малую часть общественного пространства новоявленным демократам и примкнувшим к ним чиновникам.

Меня это разозлило и обидело. Разозлило: ну, сколько же можно дрожать, бояться этой системы, которая на глазах рушилась? Обидело: моя уважаемая директриса не поверила в мои добрые намерения, в то, что я не хочу и не сделаю ей зла?

Попросил Таню ещё раз поговорить, убедить. Это ничего не дало. И я ей позвонил, попытался объяснить важность её воспоминаний. Бесполезно. Только выяснилось, что не за себя Софья Абрамовна боялась, а за своего великовозрастного сына. Где он работал, не знаю, но, возможно, в какой-то секретной организации, где лучше быть верным власти арийцем, даже если ты еврей. По крайней мере, не заострять внимание на «национальном вопросе».

Наши отношения оборвались.

Был ли я прав, что настаивал на разговоре на такую щекотливую тему? Как журналист – безусловно. Была ли Софья Абрамовна права, что остерегалась публичной огласки своего мнения, своей судьбы? Глядя на нынешнюю ситуацию, когда в стране снова активизировалась ксенофобия, когда с каждым днём и с каждым новым законом ужесточается отношение к инакомыслию, пожалуй, скажу, что – да. Это политик, отстаивая свои взгляды, готов идти на плаху. А нужно ли просто специалисту, не политику, – инженеру, учёному, менеджеру – рисковать тем, что власть «наградит» тебя чёрной меткой: «экстремист», «иностранный агент» или иной опасный для режима элемент? Не лучше ли после трудов праведных быть в полном спокойствии за себя и свою семью? Се ля ви… Многолетнее битие в СССР определило сознание.

Необязательный эпилог

«Содержание моей книги – я сам, а это отнюдь не причина, чтобы ты отдавал свой досуг предмету столь легковесному и ничтожному».

    Мишель де Монтень, «Опыты»

Построение моего рассказа о жизни и окружавшем меня мире в советское время оказалось не таким простым, как я предполагал, принимаясь за это странное параллельно-тематическое описание. Но всё-таки, уверен, оно более правильное, чем перечисление событий жизни в чисто хронологическом порядке. Мы все живём в параллельных мирах. Работа – работой, политика – политикой, кухня – кухней, отдых – отдыхом… На первый взгляд, всё вроде бы перемешано. В суете повседневной жизни нам чаще всего недосуг раскладывать её по полочкам. Но если внимательнее проследить, как мы на самом деле живём, то окажется, что мы постоянно существуем в параллельных сферах. Потому-то можно испытать счастье и удовлетворение и в годы политических репрессий, и при бедности, и при слабом царе, и при правителе-тиране. И, напротив, можно почувствовать себя несчастным, отброшенным судьбой («не то, чтоб жизнь, а так – дерьмо»), хотя вокруг вроде бы наступило благоденствие или, по крайней мере, видны перемены к лучшему…

Показывая параллельные линии жизни в советский период, я всё время был на грани повторов, возвращения к одним и тем же фактам, событиям, персонам. Я старался минимизировать эти огрехи. Если всё же что-то не выскреб жёстким пером редактора, извините…

Я не стал здесь повторять то, что уже написал в книге «По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина», – свой путь от коммунистической идеологии к антитоталитарной, к рыночной экономике и свободе слова. Я там рассказал о том, как работал в разных СМИ: «Московский комсомолец», Агентство печати Новости, «Водный транспорт», «Социалистическая Якутия», подмосковное «Ленинское знамя», «Советская Россия», «Труд», «Советская Аджария». О том, как стал депутатом Моссовета в составе фракции «Демократическая Россия» и инициировал создание в 1990 году (ещё в эпоху КПСС!) первой в СССР официальной антикоммунистической газеты «Куранты». О том, как завоевания в конце 1980-х и в 1990-х годах прогрессивной части населения страны на пути демократизации стали мешать новому, авторитарному режиму… Кому интересно, как начинались и проходили горбачёвская «перестройка» и реформы Ельцина-Гайдара, могут почитать выше названное издание. А также составленные мною «Письма из 90-х с надеждой и разочарованием». Обе книги есть и в интернете…

Возможно, меня можно обвинить в излишней политизации всех сторон моей личной жизни и событий советского времени. Но, как сказал Иосиф Бродский в своей Нобелевской лекции, «для человека, чей родной язык – русский, разговоры о политическом зле столь же естественны, как пищеварение». Не было бы желания сопоставить своё бытие с происходящим вокруг «политическим злом», не стал бы и приниматься за воспроизведение хроники-дневника моей, не очень-то значительной для общества, личной жизни.

Это – не амбициозное желание «наследить» в Истории, а, повторюсь, попытка показать историю советского периода правдиво, честно, а значит объективно через свои субъективные свидетельства и переживания, используя при этом, по возможности, документальные подтверждения. Это в некоторой степени – мой ответ тем, кто пытается нарисовать историю нашей страны, в том числе и период СССР, в соответствии со своими текущими идеологическими и политическими потребностями – в ущерб правде, вопреки фактам. Я – тоже свидетель Истории. Один – из миллионов. Но реальный свидетель.

Господа присяжные заседатели, примите мои свидетельские показания во внимание. Да, они субъективны, потому что у меня тоже есть право голоса и оценки, но, заверяю, они лишены подтасовок…