Оценить:
 Рейтинг: 4

Репрессированный ещё до зачатия

<< 1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 209 >>
На страницу:
63 из 209
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

И радостно вздохнули народы мира. В том числе и я.

Свой пенал четыре на двенадцать. Шагов. Но – свой! Пускай он не графский дворец, видный мне из вечернего окна.

Свой маленький бревенчатый сераль без отдельной входной двери!

Пускай такой. Но – свой!

В нём я готов каждому таракану воздвигнуть памятник нерукотворный. И если моя хозяйка хоть только косо взглянет на одного моего таракашика, я ей…

Моего таракана не трожь!

Правда, я сам пока ни одного таракана не видел, но первое притеснение мне было высочайше пожаловано.

Вчера я вечером слушал свой маленький хриплый приёмничек, и в 22.30 слушание прервалось. Преподобная Мария Александровна безо всякого предупреждения выкрутила пробки. Приёмничек замолчал.

Что бы это значило?

Посмотрим, куда ветерок подует и чего надует.

В шесть утра старуха пыталась сама вкрутить пробки.

Не получилось.

В семь одеваюсь без света.

Старуха из-за своей двери шумит:

– Толь! Ты в пробках не понимаешь?

– И вам понимать не надо. Просто вверните, как вчера вывернули…

Невинное удивление:

– Я вывернула?

– Ну не я же.

Она зажигает керосинку, вносит в мою комнату:

– Всё видней будет.

Давясь смехом, я ухожу.

Оказывается, она не может уснуть при работе приёмничка. Так скажи. Разве я не выключил бы?

1 декабря

По пути в Сандуны

Вечер.

Иду в Сандуны. В баню.

У телеграфа улица перегорожена.

Битком народу. В Доме Союзов – прощание с Ворошиловым.

Я сунул ментозавру[106 - Ментозавр – милиционер.] удостоверение. Он буркнул:

– Понятно. Проходите.

На углу я взял двести граммов колбасы и втесался в толпу.

В Колонном зале лились два людских ручья. Один – на смотрины, второй – уже со смотрин.

Гроб стоит метрах в семи от русла потока. Останавливаться нельзя.

Впереди меня шла старуха. Она вдруг, распахнув рот, остановилась напротив катафалка и поднялась на цыпочки, чтоб получше рассмотреть покойника.

– Проходите, проходите, – прошептал я ей. – Только язык не уроните.

– Так и нельзя поглядеть на человека, – проворчала она и двинулась дальше.

Мой рассказ о том, как по пути в баню я простился с вождём, припечалил Марию Александровну.

– Опять мне работа, – развела она руками у раскрытого гардероба. – Умер любимый мой маршал. Уж как я искала его на белом коне. Картина такая есть. Так и не нашла… Ну что за контры? Дворничиха ходила и наказывала, чтоб завтра вывесили на доме красный флаг, а послезавтра – в день похорон Ворошилова – чёрный. Что ж мне за чёрное повесить? Разве вот это? – выдернула она из гардероба брошенные съехавшим квартирантом чёрные плавки с красными полосками по бокам. – Не-е… Это не гожается…

Она вывалила из гардероба всё чёрное сукно.

Перебирает:

– Для Ворошилова мне ничего не жалко. Моя любовь! Всё сукно, что подарил мне на юбку старик, повешу. Хоть проветрится от нафталина. Купил лет пять тому будет. Самого схоронила четыре зимы назад… Всё на меня!.. Флаг вешать от всего дома – мне! Лампочка освещает номер дома – моя!..

– Это, Мария Александровна, высокое доверие масс. Ценить надо!

4 декабря, среда

Дрова для бедной махи

Да Бог с ним, с раем, раз шалаш остался.

    Н. Хозяинова

Сегодня минус двадцать.

Мария Александровна протопила печь. Тепло.

Весёлая у нас изразцовая печка. Одна согревает четыре комнаты. В каждой комнате есть её бок. И у хозяйки Махи, и у Дуськи, и у меня, и у бабы Кати, которую муж Марьи Александровны навеличивал Кэти.
<< 1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 209 >>
На страницу:
63 из 209