Вас приветствует солнцеликая Ялта!

«А вы не злообидчик?»

«Любовью не обижают… Любовью возвышают… У меня доброе сердце. Большое. Как у кита…[65 - Сердце у кита весит 220 килограммов.] А потом… А потом, и птица, летая, теряет перья…»

«И всё же теряет?»

«Увы, богинюшка…»

Разговор глаз напугал её. Она торопливо спросила первое, что упало на ум:

– А… А чем отличается поэзия от прозы?

Заикаясь, чего никогда не было с Колёкой, стал он объяснять, тронутый сумятицей её души:

– Ка-ак ч-чем?.. Поэзию пишут в столбик… А прозу – во всю строчку, пока строчка не кончится. Ну-у вот примеры…

«Мороз и солнце,
День чудесный».

Это поэзия. Пушкин. А вот…

«День был морозный и солнечный».

Это уже проза… Симонов… Прозка жизни…

– Дя-ядь! Как вы…

– Кактус тебе в карман! Да не надо ж пока аплодисментов! Я ещё не всё сказал… Тут вот вывернулась ламбада позанозистей… Была у Маяковского чужемужняя грелка во весь рост… А у этой грелки было за всю жизнь четыре мужа, и она под конец дней своих гордо несла такую шелуху: «Я всегда любила одного – одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю»… Я не «про всю Одессу». Я только про первую двойку… Одномандатники[66 - Одномандатники – мужчины, сожительствующие с одной женщиной.] Брик и Маяковский в поте лица кувыркались в золотом тепловатом болотце одной этой горячей, любвезадиристой мочалки по имени

Лиля Брик.

Тоскливая прозушка. И вот некто… Фамилька выбежала из башни и забыла вернуться. Так вот он только из имени и фамилии сваял целую шедевруху:

«лиля,

брик!»

Всего-то и горячих трудов! Имя и фамилию сочинялка по лени и экономности написал маленькими буквушками да обронил, наверно, по нечайке между ними запятуху и – получите классику с восклицательным знаком на конце! Расшибец!

Что значит одарённый товарищ гражданин. Кинул запятую и восклицательный – уже поэт! И как он полз-выкруживал к этой классике? Шофёр – курьер – младший подчитчик – подчитчик – старший подчитчик – младший корректор – корректор – старший корректор – завхоз – библиотекарь – секретарь – этапы большущего пути! Двадцать лет прел на этом этапе и всё на одном месте. В журнале. На месте и камень мохом накрывается. А наш пострелун, если позволишь так сказать, оброс постом главного редактора этого журнала! И это не байка. Вычитал я всё это из газеты!.. А скакал когда-то этот вертляк курьером. Я сам разготов дунуть в курьеры!

Вождь что нам вбубенивал? «Любая кухарка может научиться управлять государством!»

Сам же вождь почему-то забыл свеликодушничать и на миг не презентовал свои вожжи ни одной стряпке. И минуты не дал порулить. Нерасторопная кухарка так пока и не доехала до государева престола. И даже местная поэтка не то Эхматьвдулина, не то Эхматьвтулкина тоже не доехала… А вотушко курьерко впрыгнул-таки в креслице главного редактора! И теперь ка-ак рулюет! Ка-а-ак рулюет!.. Прям лихач! Ленин в шалаше! И что потрясней поверх всего, ещё преподаёт там… Ну… Где вроде как учат на писателюков! Кру-то-та-аа…

– Дя-ядь!.. Как вы…

– Да отшнурись! Опять же сбила! Ну иди ты пустыню пылесосить!!! Я ж ещё не кончил свою мыслЮ?… Гм… Вообще стихоблуды – приличные мазурики. Друг дружку безбожно бомбят…[67 - Бомбить – грабить.] Как-то на культурном досуге я под ручку с мухой нечаянно забрёл с подплясом в библиотеку… И на такое напоролся! Оказывается, пушкинский стишок про памятник – чистая перепевка оды Горация.[68 - Гораций (65 – 8 до н. э.) – выдающийся поэт «золотого века» римской литературы.] Был такой в глубочайшей древности дорогой товарисч поэт Гораций!

Сравним. Построчно.

Первая строчка у товарища Горация:

«Воздвиг я памятник вечнее меди прочной…»

И у Пушкина первая строчулька:

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

Пятая и шестая строчки у дорогого товарисча Горация:

«Нет, я не весь умру, и жизни лучшей долей

Избегну похорон…»

Пятая и шестая строчки у Пушкина:

«Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживёт и тленья убежит…»

Ну? Так кто у кого слямзил? Дорогой товарисч Гораций не мог. Потому как отбросил кегли за тыщу восемьсот семь лет до рождения Пушкина… И что ж в балансе? Дядь Саша Пушкин просто перевёл чужой стишок. Ну и подпишись под стишком как переводчик. Так нет! Он великодушно оставил нам звонкое высказывание «Переводчики – почтовые лошади просвещения». Да сам почтовой лошадью не пожелал становиться. Быть автором стиха престижней!

– Оно, конечно…

– Уже который век у нас на всех углах гордо квакают:

«Пушкин – наше всё!»

Какие ж мы нищеброды, если наше всё – всего-то лишь один-единственный поэт пускай даже и Пушкин. Нет! Нет!! И нет!!! Нам одного поэта на такую громадную державу мало. Наше всё – это Толстой, Достоевский, Шолохов, Лермонтов, Кольцов, конечно же, Пушкин и… и… и… и … и… и… и… и … Вот наше всё!

Или вот вспомнил. Жила частушка:

Раньше были времена,
А теперь моменты.
Даже кошка у кота
Просит алименты.

Но гражданину А.Пьянову не понравилась наглая мама кошка с её претензиями на алименты, и он спионерил у товарища народа эту веселушку. Уволив кошку без выходного пособия, слегка подмарафетил частушку и выдал за свою эпохалинку:

Раньше были времена,
А теперь моменты…
Стала сдержанней страна
На аплодисменты.

И мы гордо зажмём аплодисменты. Не станем аплодировать литературному шалунишке. И не посмотрим, что он был когда-то главным редактором журнала «Крокодил»… Или… В 1906 году Борис Зайцев опубликовал рассказ «Тихие зори». А другой Борис, который Васильев, через 63 года явил повесть «А зори здесь тихие». Подбавил всего шесть своих буковок – и название наше!.. Ты заметила, как часто встречается цифра 6?

– Дя-ядь…