Вас приветствует солнцеликая Ялта!

– Что вы говорите!

– «От любви до сумасшествия дорога не такая уж долгая»… «Безразличная к любви девушка подобна розе без аромата»!

Она засмеялась и осмелело двинулась к Колёке.

– И кто это тут у нас без аромата? Что это вы, дядюшка, съехали на любовь? Умереть не встать! Наверно, у вас жар?!

Неожиданно, вызывающе села на край его кровати.

Положила руку ему на лоб.

– Горячий! – с лёгким выронила удивлением.

– У меня всё-о гор-рячее-кип-пячее!.. Бери, пока отдаю за так всю душу, жизнь и сомбреро!.. За так! Нашармака! Дуранюшка… Царица моей души… Разве важно, когда это сварится?.. Сегодня?.. Завтра?..

Она не выловила смысла в его мешанине слов, дуря бросила:

– Сегодня ни за что! А завтра будет послезавтра!

Стальная ветвь молнии в дрожи на миг посветила в окно, облила всё ликующе-белым, и в следующее мгновение в комнате стало темно, как в погребе.

«Была не была! Музыкант музыканту не платит за серенаду! Да-с!..»

Колёка судорожно обжал её железными обручами, накрыл рот поцелуем, и она инстинктивно вжалась в него всем тугим пылким телом. Начисто всё спутала. Совсем забыла, что ей-то надлежало сопротивляться.

У Колёки хватило духу вовремя обломить свою дурь. Оттолкнул Ласку и велел ей уходить. Уходить вообще назад к тётке. От греха подальше.

Ласка так и сделала.

Он легко вздохнул, что всё так крутнулось. Слава Богу!

Подальше от Ласки, пока не грянула беда… Да и от Капитолины не пора ли отчалить к своим дочкам, к Татке?.. Почудил и хватит. Бежать, бежать из Ялты! Но не вдруг.

Он помнил наказ мудреца, вычитал в книжке: «Ничего не начинай в гневе. Глуп тот, кто во время бури садится на корабль». И он не сядет. Побережётся. А потому в обстоятельности принялся обдумывать, как отбыть из Ялты истиха. Без шума.

Во вчера убегают деньки.

Кажется, Капитолина с Колёкой внешне довольны друг другом. Веселы. Беззаботны.

Капитолина ещё круче покруглела и уже не влазит в свою дверь.

– А как же ты всё-таки входишь в дом? – спрашивают её.

– Бочком и на глубоком выдохе! – хохочет Капитолина.

Колёка всё чаще задумывается в растерянности над тем, что пора бы уже и вернуться к своим в деревню.

В его обязанности входит лишь эффектное присутствие при обряде разлучения квартирантов с деньжонками.

В нужный момент он, весь в коже, весь на кнопках, на молниях, на застёжках, в сомбреро, в дорогих импортных джинсах, в лаковых туфельках на аршинных каблучищах вшатывается в комнату этакой небрежно-ленивой раскормленной горушкой, становится позади Капитолины, масляно клонит лицо к её голове и привычно, бодро восклицает:

– Вас приветствует солнцеликая Ялта!

Все улыбаются. И шелестухи в полном составе как-то сами собой быстро и легко перескакивают в новые руки. Чистенькие. Сытые. В холе.

И не было случая, чтоб Капитолина недополучила хоть грошик.

И всё ж проблеснул день, когда Колёка вернулся-таки в деревню.

К своим.

В истомном роздыхе привалился он к тёплой своей калитке и побито долго смотрел, как Татьянка с дочками споро обирали на солнцежоге в садке рясную смородину.

«Все в деле, один я в наблюдателях от ООН…»

Колёку не замечали.

Это-то и подпекло его.

Он вскинул вождисто в приветствии руку.

И крикнул:

– Милые Дамы!.. Дорогуши! Вас приветствует солнцеликая Ялта!

Но никто из троицы и не шелохнулся.

Не повернул к нему даже лица.

За работой в дальнем углу садка его не услышали.

Он медленно приоткрыл калитку и как-то бочком, в нерешительности протиснулся в неё и на вздохе виновато побрёл в глубь своего сада.

notes

Сноски

1

Гусайа (японское) – дура. Так обычно в Японии муж зовёт жену, а она навели – чивает его всегда только господином.

2

Гулькяй – лодырь.

3

Хлестаться в десну – целоваться взасос.