– Он спит и её видит, – пискнула Панченко.
– Я вижу вас, опоздавших собак! – не сдавался Олег. – Вы не имеете права говорить. Сидящий в трамвае не говорит со стоящим!
– Почему? – удивился Севка. – Сидящий может спросить: «Вам не надоело стоять? Если надоело, я уступлю Вам своё место».
Бузулук пристукнул ладошкой по столу:
– Обсуждаем вас, а не меня!
– Только тебя! – стукнул по столу кулаком Калистратов. – Долго ли продержишься? Сегодня же с обеда не вернёшься, куда-нибудь залетишь.
– Этот хулиганистый бой за тишину мы продолжим, – пообещал Олег и вышел.
Сева просматривает «Правду» и бледнеет:
– Это что за подлянка?! – поворачивается он к Петрухину и встаёт, в гневе подходит к Сане. – Твой «Пример для нас» в самой «Правде»!
– Ты слишком огорчён? – ядовито спросил Саня.
– Я слишком возмущён! – пальнул Севка. – Вчера в «Гудке», в «Красном воине». Сегодня в «Правде»… Что это значит? Наш Саня побежал в рост! Почему ты это делаешь?
– Должен же кто-то дело делать? Я делаю. А вы только гоняете порожняк – бракуете не по делу… Медведев сказал, что эта моя заметка ТАССу не нужна. Я отнёс туда, кому нужно. В «Правду»!
– Ты не доработал то, что от тебя требовали!
Молчанов похлопал в ладоши:
– Хватит травить баланду! Дайте работать!
– Валька! – ворчит Панченко. – Тебе место не в редакции, а на кухне.
Бузулук театрально простёр к Молчанову руки:
– Воспитанник коммунальной квартиры! Лучший хулиган промредакции Вэ Молчанович! Работайте на благо Отчизны в поте лица! Пожалуйста!
Незаметно Олег подкинул кнопку вверх острым на стул Калистратову. Сева наругался с Саней до сблёва, вернулся к своему месту, сел и с криком подскочил.
Бузулук засиял.
Наконец-то он отомстил этому варягу!
17 апреля
Субботник
Сегодня всесоюзный субботник. А завтра Пасха.
За субботник я отработал на овощной базе в марте.
Сегодня я дома. Иду искать в домах на слом фанеру для потолка.
Везде костры. Субботник!
Я увидел, как к костру подъехала машина со штакетником. Неплохие дровишки!
Парни стали сбрасывать штакетник прямо в костёр.
Я подбежал к водиле, накатился уговаривать, чтоб отвёз штакетник мне.
– Сколько, – спрашиваю, – тебе за машину?
– На две бутылки.
Вдруг крики:
– Машина горит!
Водитель немного отъехал и стал рукавицей стирать с борта закипевшую краску. Ещё немного и машина взлетела бы. На воздух. С моим участием.
Мы дунули к брошенным домам. Накидали ещё штакетника. И повезли ко мне.
У переезда кирпич. Нет проезда!
Я к старухе-сторожихе:
– Пустите! Субботник! Случай такой. В честь съезда партии! В честь рождения Ильича! Наконец, в вашу честь!
– Ну раз стокушко чести… Ехайте.
Дома я отдал водиле пять рваников.[248 - Рваник – рубль.]
Я выкупался в тазу из чайника и вечером уехал дежурить к Воскресенской церкви. У телеграфа.
Там ко мне подъехала Надежда.
– Как у вас субботник? – спросила она. – А в доме отдыха «Берёзки» нашего издательства пили водку, жарили шашлыки и жгли листву. Слушай, когда кончится служба? Это долго? Я устала. И чего я согласилась… Какая я дурр-р-рка! Правда?
– А ты всё сомневаешься?
Собрались все наши дружинники.
Надежда горячим взглядом прочёсывает тассовскую рать и скептически говорит:
– Неужели у вас нет ни одного приличного, роскошного мужика?
– Конечно, нет, если не считать меня. Между прочим, я повторяюсь.
Стадом бредём в 83-е отделение милиции.