СОЛИСТ ПЕТРУХИН
9.00. «Выступает» солист Саша Петрухин:
– Ребята! Вчера на партбюро Медведев представил нас котятами. Все мы ничего не умеем. Всех нас надо учить редактировать и писать. А вы-то сами, – метнул сердитый взгляд на Медведева, – ничего не умеете. Думаете, нам приятно сидеть здесь и смотреть, как вы в углу злитесь? Вы, Медведев, злой, плохой человек и кроме зла вы нам ничего не приносите.
– Ты что, – набычился Медведев, – собрание начинаешь? Выступать нечего! Работать надо. Уже девять часов и звонок был.
– Ничего. Об этом мы ещё на партсобрании скажем. Нам не нужен такой злой зав.
– Можно заменить. Хоть ты десять лет здесь, а это место – Медведев с достоинством оглядел свой угол, – не смог занять. К слову, не ходи на коллегию в министерство. Беляев приглашает тебя на планёрку.
– Зачем?
– Узнай у него.
Оказывается, вчера Саша диктовал в машбюро нетассовский материал и за это ему сегодня влили на планёрке.
Иду на обед с Калистратовым и Великановым.
– Ну что, Коль, – говорит Сева Великанову, – вчера выпил?
– Да приговорил бутылочку… Под качественный бутерброд… Дома скандал. Ежовая маруха[214 - Ежовая маруха – строгая жена.] грозится уйти.
– Ты б её по чувству ласково щёлкнул. Мол, сама пожалеешь. Ведь свято место пусто не бывает!
– Да говорил… Она всё равно: «Уйду. Ты только о себе. В январе сто рублей пропил. Денег не носишь. Ты тратишь деньги на любовниц». – «Да нету у меня любовниц. Я алкоголик». – «Тогда лечись!» – «Я неизличимый алкоголик».
Возвращаемся с обеда.
– Запах в комнате, – говорит Молчанов, – как в казарме, когда входишь в неё утром после ночного караула. Надо сказать Аккуратовой, чтоб потеплей одевалась и разрешала открывать нашу форточку. Ну… Во все дыры нос суёт!
– Хоть нос картошкой, а стёрся! – выкрикивает Бузулук.
Молчанов блаженно гладит себя по животу:
– В понедельник на весь день мы с Севой уйдём пить пиво – учиться на курсах повышения мастерства.
– А почему, – заныл я, – не записали меня?
– Записывали только малоквалифицированных, – сказал Молчанов. – А тебя мы отсоветовали записывать. Ты у нас почти Гидро (Ги де) Мопассан. Ты читаешь уже «Литературку», даже печатаешься в ней. А мы до этого ещё не доскакали.
Вошла Аккуратова, «внештатный зам Медведева» и оповестила:
– А сегодня мой Марсик будет есть шницель по- чешски.
– Приятного аппетита Марксику! – вскинул руку Сева. – А общественность, Таня, желает: потеплее ты одевайся, чтобы кофточку-форточку держать открытой.
– Пусть общественность сначала купит мне кофту.
– Нет проблем! – сказал Марутов. – Завтра принесу женину кофту. Только из химчистки.
– Какие ж мы нищеброды, – припечалилась Татьяна. – Дожила до кофточки с чужого плеча… Живём, как в Китае: в школе – дань, чиновнику – сунь, гаишнику – вынь, а зарплата – хунь!
Медведев на обеде. Мышки озорничают.
Сева говорит:
– Смело ты Саша, сегодня лупанул. Действительно, входишь в комнату, а в углу сидит злой, угрюмый человек. Не хочется и входить!
6 февраля
Учиться!
Вечером едем с Надеждой ко мне.
– Как и договорились, – толкую я, – начнём готовить тебя к поступлению в МГУ. Будем заниматься немецким.
– Ты что? Плохо себя чувствуешь? Сразу с электрички в лесок!
– Никаких лесков-перелесков-овражков. Учиться!
– Ну что за дела? Это ж смех. Учиться!.. Конечно, я не тупая, как шкаф, понимаю… Спасибо тебе за заботу обо мне. Ты мой якорь. Поможешь мне удержаться в жизни на плаву Не дашь потонуть. Но сейчас оставим учёбу в покое!..
Вот и моя калитка. Надежда хватает меня за рукав и тащит дальше по тропинке меж заборов в лес.
Ровные белые березы. Снег. Луна.
Она подставляет мне ногу, толкает в грудь, и я валюсь спиной на снег. Она садится мне на грудь, победно машет рукой:
– Я никогда не была внизу! Я всегда наверху!
– Тебе не хватает сабли.
– А тебе сил побороть невинную девушку.
– Ничего. Я как-нибудь с божьей помощью и с твоей одолею тебя.
– На Бога надейся, да сам не давай слабину!
– Слушаюсь! – приставляю я руку к виску, лёжа на снегу.
С час проболтались мы в лесу и причалили ко мне.
Я затопил печку.
Выключил свет.
– Иди, мадам, посмотри на живой огонь.