– Твой Ошеверов рванул не в ту степь! – сказал я. – Почему напряжёнка может быть только у косарей? А у телефонщиков не может быть? Перед праздниками, например, когда работы у них набегает ого-го сколько!?
– Ну, – развела Татьяна руками, – не стану же я возражать боссу… Я быстренько отрапортовала: «Полностью с вами согласна! Не нужна эта фраза». Интересно… Вызывал, чтоб сказать о лишней фразе… Я всегда так знакомлюсь с начальством. Он спросил, не обиделась ли я. Я ответила: «Я обижаюсь, когда на меня необоснованно кричат».
– Ишь, как она подсиживает нас! – ядовито буркнул из своего чёрного угла Медведев.
Татьяна равнодушно отмахнулась:
– Ну вы-то, Александр Иванович, никогда не кричите.
Ермакова позавидовала Татьяне:
– Походя и второго начальника умастила.
И тут Татьяна разбежалась хвалиться:
– А знаете, как я с Лапиным познакомилась? Вызвал он меня. Вхожу. Моя беседа с торговым министром лежит перед ним. Я смекнула, о чём может пойти речь, и с ходу каяться. Сказала: «В этой моей беседе не всё гладко…». Он и говорит: «Редко у кого всё идёт гладко. Вон… Когда я завтракал с Громыкой[215 - Андреей Андреевич Громыко (1909 – 1989) – дипломат и государственный деятель, в 1957–1985 годах – министр иностранных дел СССР, в 1985–1988 годах – Председатель Президиума Верховного Совета СССР.] в Нью-Йорке, нам подали простоквашу с черносливом и спросили меня, не хочу ли я с черешней. «А разве мы хуже питаемся?!» – пальнул я. – И невесть с чего расшумелся. Когда проорался, смолк». Не помню… Я что-то такое ему сказала, что ему понравилось. И мы расстались друзьями.
– И в добавление, Тань, – сказал Бузулук. – Ошеверов – новенький зам. С первых дней бурно погнал волну. В субботу звонил мне на выпуск: «Зачем употребляете тяжёлые деепричастные обороты?» – «Ну раз они есть в русском языке…». Что ещё мог я ему ответить?
11 февраля
«Яблоко, упавшее на голову Исаака Ньютона, помогло ему открыть закон всемирного тяготения».
Так это или не так, гадать не стану.
А байка такая есть.
Ньютон открыл свой закон, лёжа под яблоней с девой на коленях.
Историки до сих пор не могут выяснить, была ли дева.
Но шишка на лбу была. От яблока.
Вернувшись сегодня домой, я тоже в нерабочее время сделал открытие.
Отомкнул замок и вижу на веранде: входная дверь из комнаты настежь. И я в законном ключе подумал…
При потеплении дверь расширяется, а при похолодании сжимается. К вечеру шлёпнул приличный мороз, дверь ужалась и сама гостеприимно открылась. В комнате было минус пятнадцать.
Как тут не откроешься?
Я затопил печь.
Через три часа стало плюс пятнадцать.
Да не вернёшь сетку картошки и полкило лука, убитые холодом.
12 февраля, пятница
Ветер в голове чаще раздувает паруса любви.
Е. Сиренка
«НАЦИОНАЛЬ»
Беляев Медведеву:
– Саш! Пусти ребят потаскать ящики из машбюро в сельскую редакцию.
– Да пожалуйста!
Беляев зыкнул:
– Ребята-козлята-молодята! Положим ручки и на выход!
И мне:
– Все пошли. А ты чего сидишь? У тебя сил нет?
– Найду.
Таскали, таскали…
Шустрик Шаповалов, стоя в коридоре за высоким столом, что-то пишет, подперев голову рукой.
Молчанов тычет на него пальцем:
– Смотрите! Смотрите! Хемингуэй[216 - Эрнест Хемингуэй создавал свои шедевры, стоя у своей печатной машинки.] из сельхозредакции!
Вечером мы встретились с Надеждой у вазы на Курском вокзале.
В электричке летели из вагона в вагон. Надежда показала одному малому язык.
Он похлопал себя по коленке:
– Иди садись!
В Кускове в магазине дала мне указание:
– Хлеб бери чёрный. Чтоб не толстеть.
Дом. Я развожу печку.
В пальто она сидит на диване. Выговаривает:
– Послушать тебя… Не фонтан… С ума сойдёшь! Одеваешься кое-как… Счастье не в деньгах… А в чём, Федя?
– Меня не Федей зовут.