Я открываю дверцу, и блики пламени таинственно скачут по полу, по стенам. Я сажусь на груду полешек, сажаю её к себе на колени. Молча смотрим на пляску огня.
– Живой огонь… Он такой светлый, ликующий. Совсем не такое его тепло, как в трубах. Я его слышу…
– Я больше слышу. Горячо ноге. Ты хитрый… Посадил меня, чтоб я обгорела?
– Всегда ты… В радостную минуту капнешь дёгтю…
Она закрывает дверцу, подтыкает её веником и перебирается на диван.
Куда иголка, туда ж и ниточка.
Скоро я слышу гарь.
– Знаешь, мадам, мы горим!
Я включил свет.
Так и есть!
– Ну какая хозяйка подтыкает дверцу веником, когда печь топится? Опять втравила в растрату. Угробила новёхонький веник! Ничего. Заживём эту горю. А то ж могла сжечь мой сераль.
Я хватаю чадящий веник, готовый пыхнуть пламенем, и в снег его головой.
Распято зашипел веник, почернел с горя.
В комнате уже тепло.
Я выставляю бутылку вина «Айгешат».
– Ну что, Толик-алкоголик, – потирает Надежда руки, – выпьем водочки для разводочки и рванём потом пивка для рывка?
– Никаких рывков! Спокойствие прежде всего.
– Почему у тебя на диване имени Сана пахнет мазью Вишневского?
– А это мне продырявленную ногу лечили.
Мы долго бесимся и скрепляем свою возню поцелуями.
– Не стремись к большему, – бросает она. – А ты стремишься!
– Плох тот солдат…
– Я тебе дам генерала! Надо завязывать с этими моими наездами…
– Я люблю тебя.
– А я… Я могу привыкнуть к тебе. Да кому это надо? Замуж я не собираюсь. Моя цель поступить. Я и учебники принесла. Давай начинать готовиться. Да только ну какая с тобой подготовка?! Давай до августа дадим друг другу свободу. Иначе я завалю.
– Я тебе дам завалю! А что такое свобода? Вот тут, – я постучал по краю листка, выглядывал из-под настольной лампы, – я списал у Пришвина. Читаю: «Есть такой час в жизни почти каждого человека, когда ему представлена возможность выбрать себе по шее хомут. Если такой час в собственной жизни вы пропустили, то прощайтесь навсегда со свободой, если же он у вас впереди, ждите его с трепетом и непременно воспользуйтесь. Наденете хомут сами на себя – и будете свободны, пропустите свой дорогой час – и на вас наденут хомут, какой придётся. Свобода – это когда хомут хорошо приходится по шее, необходимость – когда он шею натирает. Умейте же выбрать себе хомут по шее и будете свободны так же, как я».
8 февраля
«Пусто никогда не бывает в лесу.
А если кажется пусто – сам виноват».
ТЯЖЁЛОЕ УТРО
Утро. Электричка. Тамбур под завязку.
Распомаженная дева спрашивает мужчину:
– Вы выходите?
– Нет.
– А как же я выйду?
– Наверное, ножками.
В метро столпотворение. Какой-то малый, обгоняя меня, упёрся в моё плечо. Я оскорбился. Меня оттирают! Я упёрся в его плечо. Летим быстро плечо в плечо. Я резко остановился, и он чуть не упал мне под ноги.
Мы рассмеялись и разошлись.
Как-то неуверенно заходит новый выпускающий Петруня.
– Заходи смелей! – махнул ему Бузулук.
– А вот возьму и не зайду. – Петруня тряхнул листком. – Где Калистратов?
– Он с Молчановым на курсах повышения мастерства.
– Они очень правильно поступили. И своевременно. Накрутил тут этот де Калистрато… Возвращаю до выяснения, – и положил заметку Севе под лампу.
Марутов стучит ногтем по столу:
– Этот Калистратов – небожитель! У него в мозгу одна извилина и та прямая!
9 февраля
На пионерском расстоянии
Олег покритиковал в «Тассовце» казанского корреспондента Дьяченко.
Теперь за то выговаривают Олегу на каждом углу.
– Оказывается, корреспондентов нельзя ругать, – говорит Олег. – Они святей коровы в Индии. И подтолкнул меня на эту чёртову критику Иванов.