Медведев одобрительно усмехнулся:
– Такие вещи надо записывать и делать книгу.
Но до книги не дошло.
Позвонили ему из «Правды» и сказали, что информацию Бузулука о шарикоподшипниковом заводе нельзя публиковать: не всё готово к сдаче.
– Олег! – мрачнеет Медведев. – Ты с кем её выпускал? Кто-нибудь из РПЭИ её видел?
– Не видел. С Тореадоровной мы сработали…
– Ты что, в её аппарате? Звони в министерство и снимай!
После звонка в министерство Олег снова подсел на «приёмный» медведевский стул:
– Там одна вошка по очистным сооружениям не хочет на акте приёма ставить свою царапину.
– Срочно дуй на выпуск и снимай материал!
С трагедией на лице Олег плетётся на выпуск. Долго кумекает над текстом, как поделикатней снять информацию. А тем временем Тореадоровна попросила Фадеичева позвонить начальнику строителей всей Москвы.
Евгений Михайлович и спрашивает по кремлёвской вертушке главного строителя столицы:
– Вчера вы отрапортовали, что удачно завершили год. Вот передо мной лежат ваш рапорт и рядом информация о том, что шарикоподшипниковый не сдан. Как всё это понимать?
Главный строитель испуганно:
– Понимать однозначно. Завод сдан! Сдан! А этого ассенизатора за своеволие я после праздника выгоню!
И через минуты «очистник» подписал акт о приёмке. Информацию не пришлось снимать.
Вот такая новогодняя метаморфоза.
Посмеялись над ней в редакции и Артёмов пустился расписывать свою историю:
– Ребята! Я о том предновогоднем случае, после которого тёща больше не посылает меня за ёлками. Как-то попросила она меня по телефону: «Вань! Вырвала по дешёвке ёлку. Помоги привезти домой». Я на такси и к ней. Радость такая! По пути взял чекушку. Что она нам с таксистом!
Приехали.
Возились, возились… Не идёт ёлка в машину.
Дал я таксисту десятку в старых, отпустил. А сам теперь выпил и пошёл к метро. Не пускают. Один друг и советует: «Ты сунь ей десятку и беги!»
Я долго смотрел на дежурную. Она – на меня. Приготовил я десяточку и вперёд. Пробегая мимо дежурной, сунул ей десятку. Ошибки не было. Она ловко схватила моё подношение и чисто машинально крикнула:
– Эй, дуб, куда с ёлочкой?
Не успел я влететь в вагон. Милиционер тормознул у самой двери:
– Извините. С вас штраф[209 - «Штраф – вынужденная покупка квитанции».] 15 рублей.
Козырнул и отпустил с ёлочкой.
Вышел я из метро, снова выпил…
Узнала тёща, во что обошлась её ёлочка, и стало ей плохо. Неважно и я себя чувствовал.
Наша нарядная ёлушка цвела на столе в техническом секретариате. Все пьяные вскладчину восхищались ею.
Слышалось:
– Желаю тебе богатого любовника, океан любви и море золота!
– А я желаю тебе океан здоровья и море любви.
В полпятого я попрощался с елочкой до понедельника, когда вернусь дежурить с утра на выпуске.
Вышел на улицу.
Куда идти?
Взял в продуктовом бутылку пунша, молока, четыреста граммов домашней колбасы и в Сандуновские бани. Постригся. Помылся. Пять лет с плеч долой!
Дома пёк блины на электроплитке и ел сразу со сковородки, запивая из бутылки молоком.
Уже 23.
Один.
Звал приятель на праздник к себе. Не пошёл.
Сижу в пальто, пишу в дневник.
Уже около полуночи.
Проснусь в 71-ом.
Вышел на веранду.
Стеной валил снег. Он засыпал приступки. Я схватил веник и стал сметать с них снег. Пусть приступки будут чистыми, чтобы всё в Новом году шло ко мне легко и быстро.
Пожалуйте, мой господин Новый Год, в мой дом. Будьте только радостными. А впрочем, будьте самими собой. Как я.
По радио дежурное цэковское поздравление.
Перезвон курантов.
Гимн.