«Или вы замужем?»
«Конечно! А что, по нас не видно?»
«Не отпущу. Запишите телефон, звоните!»
– Думал, на «Ленфильм» клюнем. Раз Наташка хотела позвонить. Не дозвонилась.
В блокноте у неё я нашёл и Фонвизина:
«Женщина в наше время стала подобна голландскому сыру: он тогда хорош, когда подпорчен».
Нам вздумалось и мы включили наш старенький хиленький магнитофон. Однако он не пожелал ничего интересного нам выдать. У него не крутилась одна катушка.
– Сними крышку, – сказал я жене. – Тогда он будет работать.
Сняла Галинка крышку, и – о чудо! – маг заговорил.
Вскоре всё равно заглох.
Поругали мы его и выключили.
Галинка пошла смотреть, что произошло с мясом, которое уже давно поставила варить.
Я следом за нею.
На ходу она отстёгивает мне свою цэушку:
– Прошу чистку картошки взять на себя!
Не выпуская из рук газету, я буркнул:
– Вообще-то я, кажется, женат!
Она хватает меня в охапку и тащит в кресло, усаживает. И быстро убегает на кухню.
Через минуту я забираю у неё нож с таким рвением, что, как показалось мне, она подумала, а не хочу ли я её прикокнуть. Но тут же быстро выяснилось, я просто хочу чистить картошку. У меня совесть заиграла «На сопках Маньчжурии».
Она меня оттолкнула, и мы с хохотом начинаем бороться до колик в животе и в пятках, после чего я прилежно чищу картошку.
Я попробовал борщ и нашёл его очень солёным, о чём незамедлительно объявил жене.
Она удивлена и слегка поражена, на что я говорю:
– Что ты смотришь на меня, как чингисханиха?
Я чувствую, ей лестно это заявление.
Я ухожу в магазин за хлебом.
– Ты где так долго пропадал? – допытывается Галинка, когда я всё же возвращаюсь. – Чем кончились твои подозрительные шатания?
– Вот… Искал… – и подаю ей три конфетки «Агат».
– Знаешь, чем меня сразить! Родным «Агатиком»!
И я получаю законный поцелуй в щёку.
Маленький кусок бумажки уехал в мойку.
– Зачем он туда полез? – спрашивает меня Галя.
– Он покончил жизнь самоубийством. Утонул.
Она выпила много молока за обедом. Смотрю, идёт боком.
– С тобой что?
– Да ничего. Меня молоко переваливает.
И тихонько грызёт у меня над ухом капусткин листок.
Потом она в кухне моет яблоко. Я открываю дверь:
– А-а, попалась?
– Которая кусалась.
Мы едем на Красную смотреть салют.
От метро «Пушкинская» идём по Пешков-стрит к Кремлю. Удивило и обрадовало то, что люди тугой хмельной лавиной ломили по проезжей части. Машины как-то боязливо объезжали прохожих.
Слышу, перед нами один говорит другому:
– А стоило когда-то делать революцию, чтобы лишь разок в году пройтись вразвалочку по главной улице столицы?
Мы засмотрелись на световые картинки центрального телеграфа, а нас обползала легковушка. Её мы заметили, когда она уже прошла за спинами мимо.
Перемахнули поверху и проспект Маркса. Ух и площадь 50-летия Октября здорова, когда на неё смотришь, находясь посреди неё. Раньше, с боков, она казалась маленькой.
К мавзолею протолкались в 18.55. Смены караула не увидели из-за толкучки. Бесконечные одна за другой цепи военных. Проскочили одну, оказались в каре-ловушке. У второй тормознули. На месте мялись до восьми, ждали салюта.
Донимала бесконечная толкотня; шатаются уквашенные массы.
Милиционер в рупор:
– Будьте взаимно вежливы. Не толкайте вперёд, среди вас есть дети и женщины. Ведите себя хорошо. Вы находитесь напротив мавзолея. Понимаю, все вы под пределом, но но есть но…
Парень посадил мальчика лет двух на плечи. Что-то негромко объяснил. Мальчик удивился: