– Галь! А почему носок с грибком валяются на полу?
– А кто их туда скинул?
Она надела чёрное платье с широким ремнём, на грудь – корабличек с якорьком:
– У меня траур сегодня по прошедшему празднику.
Вечером я похвалился ей:
– А здорово я придумал себе разрядку. Сижу, сижу над бумагами, только вот-вот соберусь околевать, выйду среди комнаты под люстру и начну пинать носом и лбом шар в шар – они подвешены на нитках к люстре. И наступает уму просветление.
– А вот почему ты такой умнявый?
– Тебе кажется.
– Сегодня делили цехи. Мне достались 42, 47 и 48. Всего 520 человек. Люба ушла. Двое вернулись из отпуска. Они рассказали, как отдыхали. А мы рассказали, как работали. Так и день прошёл.
– Опять у тебя на ноге синяк. Ну и кто это у вас там на работе так неаккуратно щиплет мою усладу? Ведь я могу обидеться и даже возмутиться.
– Не возбраняется… На работе холодно. Настоящий дубяк: фрамуга все праздники была открыта. Скажи ваф.
– Ваф, – беззвучно роняю я одними губами.
– Отличично! Когда захочешь есть, скажи. Я напеку блинов.
– Разве тебя дождёшься?
Галинка срывается и начинает блинные приготовления:
– В твоих шуточках девяносто девять процентов горькой правды и один процент даёт улыбка. А давай ради шутки я отредактирую страницу, посмотришь, как у меня получается. А то у тебя фразы длинные, захитрые.
В оправдание я привёл пример из «Анны Карениной»:
– «Может быть, и нельзя помочь, но я чувствую, особенно в эту минуту – ну да это другое – я чувствую, что я не могу быть спокоен». Видишь, повторы…
– Хоть он и Лев, а не тае!
Я принёс книгу другого автора.
Она прочла первое предложение:
– Хорошее. В нём много точек с запятыми. А ты мало употребляешь точки с запятыми. Я ясно, не по-импортному выражаюсь?
9 ноября 1976. Вторник.
Штора
– Мадам! Что, сегодня с пробуждения пост на поцелуи?
– Это я немножко скапризничала. Со сна…
– Хоть вы и sosна, а я дуб, а всё равно ж я вас целую…
В ливерную колбасу на сковородке я бью ей пять яиц.
– Не надо. Много.
– Я доем, если останется.
– Нет! Садись и ешь вместе. Иначе одна я всё уложу. Не могу я хорошее оставлять.
Через минуту она вылизывает хлебом пустую сковороду:
– Вот видишь? Всё ухлопала! Это ты виноват. Так я толстая скоро буду.
– Ты уже толстая. Вчера двумя руками не мог обнять.
– После бани они у тебя ссохлись. Укоротились…
Звоню в Батум.
«Дадим через десять минут…» «Дадим через полчаса…» Надоела мне эта тянучка. Я и пульни:
– Девушка! У меня билет в Батум на самолёт. Через полтора часа вылет, надо б аэропорт. А вы тянете…
Дали через три минуты.
Ну откуда в нужную минуту я так умею врать? Правда, я не вру. Просто слегка фантазирую… Уму недостижимо.
Даже нашёл родственников на Новодевичьем кладбище, лишь бы пропустили нас с Галинкой. А шли просто побродить у могил великих.
С кладбища – в магазин за тканью ей на халат.
Советую:
– Бери эту, под цвет наших штор. С голубым уклоном. Увижу издали, штора шевелится – значит, это женьшениха моя.
10 ноября 1976. Среда.
Мельница в ложке
Я проснулся рано и спрашиваю Галинку:
– А чего молчит наш будильник в шкафу? Он там не уснул?
– Конечно, спит! Рано ещё. Поспи и ты. Впрочем… Раз разбудил… Встаю. Съем-ка я пока тыблочко (яблоко).
– Бери больше масла.