Дожди над Россией

– Ты про что?

Стакашка молча подошёл к окну и кисло уставился в «четырехугольный лозунг», что алел на окраине, на въезде в посёлок.

Вдоль дороги чернели по два телеграфных столба с обеих сторон. Чернели на равном расстоянии. Столбы обтянули поверху четырьмя лозунгами. Вернее, лозунг один. Въезжаешь в центр совхоза – лозунг перед глазами. Уезжаешь – тот же лозунг и с противоположной стороны. Тот же и с боков. Один боковой лозунг висел над яром. Кто из яра мог его видеть? Одни птицы? Или из самолёта кто? Но повесили и над яром. Так красивше. Со всех ветров один лозунг про коммунизм. Хоть слева, хоть справа, хоть туда, хоть сюда – один коммунизм. А влетишь в середку между чёрными столбами – пусто. Изнанка полотнищ измарана проступающими буквами, размытыми дождями в кровавую грязь. Внутри между чёрными столбами пусто и грязно. А со стороны, особенно издали глянуть, – впечатлительно, величественно. Красное лозунговое каре величаво, громоздко, великанисто растопырилось во все стороны, как гигантские чёрные щупальца спрута.

– Могут, мо-огут наши мазнуть краской по глазам, – вздохнул стакашек. – Кр-ры-ыс-сота-анища! Ловко придумали каторжанцы!

Выставился в окно и чинно читает лозунг над дорогой:

– Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!

– Звучит! – докладывает стакашка. – Как гимн! Как клятва! Во вторничек первого январька 1980 года пожалуйте в коммунизм! Всё ясно до секунды. Всё как на ладонке. Обставили мы китаёзиков. Ну что у них за лозунг? «Несколько лет упорного труда…» Так сколько конкретно? Год, два, тыщу? Расплывчато. Плавают, как в тумане. Значит, сами ещё толком ничего не знают, но на всякий случай авансом обещают. Знай себе гремят крышкой… И что подозрительно? Обещанное счастье чётко ограничивают десятью тысячами лет. Как-то эта конкретика не внушает доверия. Что же, через десять тысяч лет какой отпетый коммунистический долгожитель опять закатывай рукава для блевотно-упорного труда? Ну кому захочется сниматься с корня райского счастья и через десять тысяч лет снова лезть в этот в самый упорный? Явная неувязочка. Что человек из грязи выскочил в князи – это да. А чтоб из князей в грязь – этого не слыхано по земле… А наши молодчуги! У наших коммунизм – вечный! Секунда в секунду расписали всё как по нотам. Осталось сыграть.

– Кто же первый на спор вбежит в коммунизм? Мы или китаёшечки?

– Мы! У нас лозунг покрасивше. Чётче. Знаем, чего и когда конкретно хотим. Хоть в полночь разбуди и спроси – всё равно знаем! Значит, сквозь трудовые бои быстрей и прибежим. С большими ложками наперевес.

– Нехорошо тогда получится. Китаёшики могут обидеться. Говорят, они обидчивые.

– Голодные все обидчивые. По себе знаю. Тогда, наверно, по сверенным часам придём разом. Победит дружбища!

– Да какая в хренах дружбища? – засердился мужичок из-под капельницы.

– Ты опеть не веришь?

– Не верю. Потому как возню с коммунизмом заварили коммуняки… Страшные попздики! Ради своей идеищи они готовы ухайдокать полмира!

– Ты чего мелешь, попиленный?

– Правдуню. Этим партайгеноссе, которые выдают себя за величайших гуманистов, людская жизня – тьфу! Даёшь всему миру богоборческие Советы! Да здравствует Мировой Союз Советских социалистических республик!.. Да здравствует Земшарная Республика Советов!!! Да возради этого-такого!.. Ленин как стебанул? «Пусть 90 % населения России погибнет, лишь бы 10 % дожили до мировой пролетарской революции!»[193 - Цитируется по «Литературной газете» от 24 – 30 ноября 2004 г., стр. 3.] Да лёпнулись и притихли с Мировым Союзом Советских социалистических республик. А папашка культурной революции Мао чего сморозил? Открытым текстом сморозил великий кормчий: «Ради победы социализма можно пожертвовать половиной человечества». Видал, какая правит ими дурдицелла?! Им, ссученным марксятам, угробить полчеловечества – как два пальца культурно обоссать! Половина человечества – красная цена социализма. А какую цену они заломят за сам коммунизм? Конечно, всё человечество! Где тогда какая будет дрючба, если на земле комми всех уничтожат? Кто с кем будет дружиться? Труп с трупом?.. Морг с моргом?.. Погост с погостом?..

– Ну ты Ленин!.. Ву-умня-я-я-я-я-я-яшка!.. Только худенький… Ву-умня-я-яшка…

– А кто-то сомневался?.. Я что хотел сказать… Волосатый баламут папа Карло накаркал… Шалавый призрак коммунизма бродил, бродил по Европе. Нигде не нужон. Теперь и обоснуйся у нас? На хрена нам такая ига?

– Спрашивай у краснокожей КПСС. А не у меня…

Дальше я не слышал старческий трёп.

Забил угонистый цокот ликующих каблучков.

39

Не так хорошо там, где нас нет, как плохо там, где мы есть.

    Г. Малкин

– Салют, Солнышкин!

Рина по-пионерски приложила руку ребром ко лбу и замолотила, как на торжественной линейке:

– Председатель совета дружины! Разрешите торжественно доложить, что ваш фельетон «Себестоимость кукиша» выскочил сегодня в «Молодом»!

И, не отнимая руки ото лба, радостно пошпарила наизусть:

«А всё началось с того, что беспардонно легкомысленный петух Титковых, потеряв голову, отчаянно погнался за каштановой вертихвосткой из соседского курятника Оськиных.

Стой, Петенька! Межа!

Эх!

Едва Петруччио пересёк государственную границу, как в мгновение ока был пущен в расход. Посредством дубовой «гранаты».

– Убили? – в истерике осведомилась титковская сторона.

– А мы не мазилы! – злорадствовала оськинская стенка.

Оба дома объявили друг другу состояние войны. Не на живот. Выше! Насмерть!

Особый размах баталия приняла после того, как сквозь плетень одна сторона с величайшим смаком показала другой комбинацию из трёх пальцев и стала с безумным наслаждением вертеть её перед ликом перепуганной соседушки».

Многое Рина опустила. Сразу к последней фразе:

«Люди, да подсчитайте наконец, во что обходится соседский кукиш, опрометчиво просунутый сквозь осевший плетень!»

Я свихнулся от радости.

Отупело пялился на Рину и не знал, какие сказать золотинке слова.

Век ждал, когда напечатают. И вот дали!

А я и не знал. Рина принесла весть вместе с газетой.

Я разглядывал свой фельетон на полосе и не верил, что он мой.

– Ты сколько его учила наизусть? – сам собой вывалился из меня вопрос.

– Анисколечко! Раз прочитала и запомнила. Очаровашка фельетон. Ты, лежачий синьор Помидоркин, ничего такого в голову не тащи. Кадрёжку там или прикол. Я по делу тусуюсь.

– Вашему делу, стоячая синьора, я готов служить и лёжа.

– Вот и служи. Антониони! Ты когда сядешь или ляжешь за нетленку?

– За что?

– За нетленную, за главную книгу жизни.

– А-а…