– Так может она уже?
– В отключке. Заводи давай, я хочу поскорее сделать дело и свалить.
И вот теперь она лежала, боясь открыть глаза, боясь лишний раз вдохнуть и пыталась думать о чем угодно, но только не о том, что с ней произошло. Страх острыми когтями царапал изнутри, вызывая саднящую боль. Хотелось плакать. Василиса сдерживалась из последних сил, то и дело вызывая в памяти голос полицейского:
«Ты должна быть хорошей актрисой. У тебя есть шанс выжить».
Только шанс этот казался расплывчатым, далеким, ведь она по-прежнему не имела ни малейшего понятия, кто, зачем, почему и для чего ее похитил. Слабый лучик надежды, что ее не собираются убивать, по крайней мере сразу, теплился где-то в уголке сердца. Иначе, зачем ее везут? Могли бы уже убить. И дежурный говорил, что кто-то ее ждет. Ждет, что ее привезут живой. Но Лиду убили. Лиду убили?
«Как же страшно… – она осторожно выдохнула. Ресницы подрагивали, живот тянуло, – почему это происходит? Что будет с моим ребеночком? Как ты там, малышка? Не бойся, мама будет сильной. Все будет хорошо».
Василиса не знала, сколько длился путь. Для нее прошла вечность. Повороты, светофоры, повороты, ругань дежурного. Рукам было холодно, ногам тоже. Сердце колотилось так, что ей казалось оно вырвется из груди. Тянущая боль усилилась. Василиса медленно коснулась живота, мысленно отгоняя боль. Этому ее успела научить Лида. Она говорила надо представить, что боль – это клубок ниток и потянуть за кончик, как бы разматывая.
«Представляй, как он уменьшается, а нитка складывается в узор. Это может быть, например, имя твоего малыша, – улыбалась соседка, – мне пару раз помогло. Но, если закровит, то конечно не какие фантазии уже не помогут. Так я и попала сюда. Кстати, а тебя почему положили?»
Василиса плохо помнила тот момент. В обрывках памяти проскальзывала напряженная спина мужа, его вмиг изменившийся голос и удар щекой о что-то холодное, но Лиде она рассказывать об этом не стала, сославшись на внезапную потерю сознания.
– Куда прешь! – ворвался в мысли голос дежурного, и Василиса содрогнулась, возвращаясь в реальность. Боль не отступала, клубок разматывался очень медленно, словно, нитка за что-то цеплялась ,и тогда Василиса начала перебирать все хорошие мысли, на какие только было способно ее уставшее от волнения и страха сознание.
Думала о любимой работе и о том, как удачно столкнулась тогда в магазине со школьной подругой. Ася выбилась в люди и владела дизайнерским агентством. Она с удовольствием взяла к себе Василису, зная ее талант и увлеченность делом. И без лишних вопросов отправила в декрет, как только узнала о беременности.
«Я здесь главная и сама решаю, что с кем делать. Ты, Василис, должна отдыхать. Я по себе знаю. Сама была беременна, из-за нервов не удержала ребенка в утробе, так что покой и любимый муж под боком. А у нас сейчас проверки начнутся, одна нервотрепка, оно тебе надо? Если так хочешь работать буду высылать тебе заказы на дом. Но сидеть в душном офисе ни к чему и разъезжать по разным квартирам тоже».
На том и порешили. Василиса, хотя и обожала свою работу, была не против отдохнуть перед рождением ребенка, тем более, что если раньше почти не уставала, то теперь часто хотела спать и становилась забывчивой. А еще капризной. Она и сама это осознавала и немного стыдилась, правда мужу об этом ни слова. Но Лешка ее такую терпел, а перед клиентами испытывать стыд не хотелось. Денег хватало и Лешка ее позицию принял, так что ушла она в преждевременный декрет со спокойной совестью. А сейчас представила солнечные лучи, пробирающиеся по замерзшему окну, улыбку Аси и других коллег, снующих туда-сюда по небольшому, но невероятно стильному помещению и решила, что обязательно их навестит, если только… выживет. Нет, нельзя думать о происходящем. Нельзя!
Она зажмурилась от накатившей волны боли, моля всех богов, которые только есть, чтобы с ребенком все было хорошо.
– Что за придурки на дорогах!
Закусила губу. «Сколько мне еще так лежать? Сколько притворяться? Может, стоит, разбить стекло и попытаться выскочить на светофоре?»
Она могла бы так сделать, будь одна, но рисковать жизнью невинной малышки или малыша не имела права. Кто же там? Мальчик или девочка? Василиса поняла, что теперь это потеряло всякое значение.
Машину встряхнуло, будто колесо попало в яму, и она снова начала обдумывать возможность побега.
«Я и так рискую. Я понятия не имею куда нас везут и что будет дальше. Так почему бы не попытаться?»
А в голове тут же прозвучал голос Антона: «Ты должна до последнего притворяться. Помощь придет».
«Моя мама не стала бы никого ждать», – подумала Василиса, и тут машина остановилась, а вместе с ней неожиданно утихла и боль.
Осторожный, тихий выдох. Дверцу распахнули.
– До сих пор в отключке? Ладно.
Ее подхватили на руки и куда-то понесли.
– Все прошло чисто? – спросил старческий голос, когда по ощущениям Василисы они миновали какие-то руины.
– Да.
– Хвоста не было?
– Нет.
– Хорошо. Да, иначе и быть не может. Положи ее сюда. Спасибо, ребята. Деньги там.
– Надеюсь, на этом все, – пробубнил тот, что был с дежурным.
– Все, Степа. Мы в расчете. Вы с Колей привезли девчонку, так что про ваш полицейский произвол я не расскажу. Сам был такой.
– Всего доброго, – сухо попрощался дежурный.
– Марыхин! – окликнул его неизвестный, – Отдельное спасибо твоему брату. Статьи про маньяка – блеск.
– Не за что, – шаги удалились.
«А маньяк здесь при чем? Его же поймали!» – недоумевала Василиса, сдерживая рвотный позыв. Воняло. Сильно.
В помещении заработал и тут же заглох какой-то аппарат.
Неизвестный матернулся, а затем снова крикнул:
– Ребята! Труп в соседнем цеху. Уберите. Я доплачу!
Василису вырвало.
Глава 35
На Клавдию Евгеньевну было тяжело смотреть: бледная, замученная вызванной волнением одышкой, она сидела, уставившись в одну точку и молчала. Алексей то и дело касался руки свекрови, но также не произносил ни звука. Рукавица сосредоточенно следил за сигналом на телефоне. Соколов вел машину, время от времени посматривая на Александру. В его взгляде отчетливо читалось: надо поговорить.
Она этого разговора не хотела. Совсем. Мысли были далеко от их личных трений, кружась вокруг Василисы, ее матери, Весникова и их совместного прошлого.
За время поездки Клавдия Евгеньевна вкратце пересказала сюжет своей жизни, и теперь Селиверстова силилась понять, что послужило толчком к такой ненависти бывшего мужа? Пожилая женщина всю жизнь его любила, не сдала в полицию, не запрещала видеться с сыном. Так почему же Весников так люто ее ненавидел? Почему чувства в их семье стали настолько полярными? Она подышала на окно и пальцем вывела «Полярные чувства». Подходящее название.
– Подельники все еще там, – нарушил гнетущую тишину Рукавица.
– Жучок на машине Марыхина, – догадалась Александра и стерла запись на стекле.
– А Василисочка? –еле слышно прозвучало в салоне, – она… она у него? У Андрея?
– Думаю да. И если все сделала, как ей сказали, то еще жива.
– Еще… – прошелестела губами Клавдия Евгеньевна и закрыла глаза.
– Мягче, – наставительно произнесла Александра, сверля затылок Рукавицы.
Тот не ответил, зато голос подал Соколов: