Полярные чувства

– Кто бы говорил.

Селиверстова едва удержалась, чтобы не показать язык. Этот мужчина ее раздражал, бесил, вызывал невероятную гамму эмоций и… всегда оказывался прав. В том числе и сейчас. Часто ли она сама жалела чувства других, когда вела расследование? Часто ли была учтива и тактична с жертвами и их семьями? Но признаваться в собственных ошибках перед теми, кто до сих пор не посвятил ее во все детали дела не желала. Не поворачиваясь к Алексею, она попросила:

– Расскажите о жене.

Реакции не последовало. Атмосфера между тем накалилась до предела. Она бросила взгляд на Клавдию Евгеньевну, до сих пор сидящую с закрытыми глазами и обратила внимание на ее сжатые, покрасневшие от напряжения фаланги пальцев. Перевела взгляд на Алексея и увидела настолько отрешенное лицо, что впору было испугаться, забыть о своем обещании и отправить обоих домой. Но они были уже далеко. По ее наблюдениям примерно на половине пути и Селиверстова, не зная, ради кого больше: этих чужих для нее людей, или себя самой решила выйти из зоны комфорта и поддержать их. Похлопала Алексея по плечу и сказала:

– Он ее не убьет пока. Вы должны в это верить. Оба.

Прозвучавшая фраза никак не ободряла, и она это понимала. У нее и раньше не получалось подбирать нужные слова. Соколов хмыкнул и обронил что-то вроде: «не очень мягко». Александра сделала вид, что не услышала и обратилась к Рукавице:

– Владимир Андреевич, включите музыку.

– Селиверстова, ты рехнулась?!

– А вы хотите привезти два трупа? Взгляните! На них лица нет. Еще немного и придется спасать не только Василису, но и ее родных! Напряжение такое плотное, что хоть ножом режь, позвольте им отвлечься, привести нервы в порядок.

– Ерунду говоришь. Ты сама-то в такой ситуации стала бы слушать музыку?

– Да, Владимир Андреевич, а еще я бы подпевала, снимая таким образом внутреннее напряжение!

Повисла тишина. Клавдия Евгеньевна кусала губы и по-прежнему отчаянно сжимала пальцы. Рукавица хмурился – это было видно в боковое зеркало. Соколов постукивал по рулю правой рукой, той самой, в которой была железка.

«Больно ли ему? – вдруг задумалась Александра, – какого это знать, что в руке инородный предмет? Может Кирилл Андреевич прав и мне стоит проявлять больше внимания? К нему… К Бризу… Что друг скрывает? А вдруг навсегда отдалится? Если уж любовь может стать ненавистью, то что говорить о дружбе? Она еще более шаткая. Не рушу ли я ее своим нежеланием делать первый шаг? Возможно, научись мы говорить друг с другом без обид и упреков, самовозведенных рамок, прикрытых собственными страхами или просто ленью слушать другого, то стало бы меньше тайн? А что, если Весников злится поэтому? Что, если он – больной человек, не сумевший найти понимания у любимой женщины не нашел другого выхода, кроме как стать чудовищем? Оправдывает ли это его поступки? Нет. Он все равно перешел границу. Убитые были ни причем. А со своими монстрами каждый должен бороться самостоятельно».

– Василек любит Коко Шанель, – внезапно прорвался в ее размышления тусклый, почти механический голос.

Александра подняла глаза на Алексея.

– И музыку любит той эпохи. Я бы тоже послушал. И Клавдия Евгеньевна. Вы правы. Нам нельзя падать духом. Мы должны быть сильными и не впадать в уныние, – повысил голос, – включите музыку! Пожалуйста.

Соколов перестал выбивать несуществующий такт и уточнил:

– Вы уверены?

– Да.

– Радио я не слишком часто слушаю, но знаю частоту шансона.

– Сойдет, – тут же согласился Алексей, – я тоже в дороге его слушаю.

– Под Владимирский централ я танцевала на свадьбе, – подала голос Клавдия Евгеньевна.

– Веселенькая свадьба, – не удержался от комментария Рукавица.

А через минуту салон заполнился музыкой. Селиверстова посмотрела на пожилую женщину и увидела, как возвращается решимость и невероятная твердость духа. Еще мгновение, и своим поставленным учительским голосом Клавдия Евгеньевна начала подпевать. Вскоре к ней присоединился Алексей. Даже Соколов тихонько насвистывал. Понемногу обстановка разрядилась. Когда песня закончилась, Алексей сказал:

– Я чувствую, что Василек жива.

Клавдия Евгеньевна кивнула. И они снова запели – еще громче, чем до этого.

– Психотерапевт в юбке, – хмыкнул Соколов.

Александра никак не отреагировала. Она поймала в зеркале взгляд Рукавицы. Владимир Андреевич одобрительно кивнул.

Глава 36

Теперь воняло еще и ее рвотой. Василиса дрожала, касаясь живота. Ей было очень страшно.

– Очнулась, – произнес незнакомец и медленно направился в ее сторону.

В приближающемся старике Василиса узнала инвалида из торгового центра. Разум отказывался воспринимать происходящее. Она просто смотрела на то, как он берет веревку с какого-то предмета, похожего на холодильник, связывает ей ноги и ухмыляется, говоря что-то о первой любви и сыне. Вникнуть в смысл произносимых слов было тяжело. Живот снова тянуло.

– Ты тоже любишь зиму как и мама, правда? – Весников приблизился к ней вплотную и провел ладонью по волосам, – значит тебе будет хорошо. Хорошо и холодно. Да, иначе и быть не может.

Василиса не слушала. Она осматривалась по сторонам. Полицейский говорил взять что-то острое, что-то в качестве оружия. Вокруг было полно каких-то обломков, кирпичной крошки. Она увидела торчащий кабель, а под ним лужицу с водой. Ударить током и бежать. Но как? В кармане только семечки, а убийца, хотя и стар, но явно сильнее, чем она – беременная, до смерти напуганная.

– Давай руки. Ни к чему все усложнять, – Весников покончил с ногами и выжидающе смотрел на Василису.

В доли секунды она успела подумать о спасении ребенка, о том, что должна прийти обещанная помощь, о том, какая сильная ее мама, плачущая по ночам, но никогда не показывающая слабости при свете дня и решилась. Наклон в бок, будто снова тошнит, руку в карман и семечки прямо в лицо. А затем отползти, дотянуться до любого обломка и ударить.

Все вышло хорошо. Семечки попали в цель, на короткое мгновение лишив старика уверенности в действиях. Василиса сумела отползти, даже коснулась спасительного предмета, оказавшегося куском какой-то трубы, но тут ее резко потащили обратно.

– Не порти план, Рыж! – закричал он, переворачивая ее на спину и, брызгая слюной прямо в лицо. Завязал руки так туго, что у нее невольно покатились слезы, подтащил к стене, засунул в рот вонючую тряпку, которая жутко напоминала платок с головы Лиды и двинулся к какому-то аппарату. Тот издал звук, похожий на шум мотора, а следом она услышала довольный голос:

– Заработал. Да, иначе и быть не может.

Машина остановилась недалеко от бывшего «Царства мороженого», но на достаточном расстоянии, чтобы из проемов, бывшими некогда окнами ее невозможно было приметить. Музыку выключили еще за два квартала.

– Вы трое остаетесь здесь. Сидите и соблюдаете тишину, – командовал Рукавица, – Селиверстова, слушай. Подельники там же, значит помимо Весникова еще двое. Мои ребята справятся, но, если вдруг что-то пойдет не так, отправь сообщение.

Александра смотрела вопросительно.

– Сделай тоже, что и во время операции с «Инспирой». И не смотри так, Соколов мне все рассказал. Я в курсе твоих подвигов. И хранения оружия тоже. Уверен, все пройдет как по маслу, однако страховка лишней не бывает. Что-то я разболтался. Нехорошо.

– Внутри всего три человека.

– Перестраховка, Селиверстова. Соколов, за мной. Будь готов. Идем до мусорного бака. Ребята на месте. Вперед, – и они побежали к группе спецов.

– Муть! Он забыл отпугиватель! – Александра молниеносно перелезла на водительское сидение и открыла бардачок, – вы оба сидите здесь, я сейчас вернусь! Ясно?

И тут раздался выстрел. Один, затем второй.

– Василисочка! – закричала Клавдия Евгеньевна и начала расстегивать ремень.

– Василек… – Алексей рванул со всех ног к зданию.

Селиверстова кинулась следом.