Только подойдя к комнате, откуда доносилась музыка, Белла обнаружила, что даже позабыла отложить книгу, которую читала. Так и выбежала с ней в руках.
Девушка на цыпочках подкралась ближе и осторожно заглянула в комнату, служившую, по всей видимости, музыкальным салоном. Действовала она очень осторожно, но всё равно была застигнута врасплох. Музыка тут же прекратилась, и из комнаты донёсся знакомый голос:
– Шпионите, синьорина Форческо?
Конечно же, это был не кто иной, как граф Моразини собственной персоной.
Арабелле пришлось выйти из своего укрытия и предстать перед взором мужчины, который сразу же поднялся из-за инструмента.
– Отнюдь, милорд.
Поведя плечами, Арабелла, спрятала руки с книгой за спиной и попыталась держаться непринуждённо.
– Надеюсь, вы пребываете в добром здравии? – спросил её граф. – Я слышал от вашей приёмной матушки о вашем недомогании. Однако не похоже, что вам нездоровится. Вряд ли синьорина с истинной головной болью стала бы разгуливать по палаццо в поисках музыкального инструмента.
В голосе мужчины явно звучала насмешка.
Арабелла слегка покраснела, но ответила абсолютно ровно:
– Моё здоровье было действительно добрым ровно до той минуты, как я увидела вас, ваше сиятельство.
Моразини усмехнулся, внутренне порадовавшись, что сумел слегка «ущипнуть» эту забавную особу.
– Что ж, надеюсь, ваши нюхательные соли при вас?
Граф вопросительно приподнял бровь.
– Я не пользуюсь нюхательными солями, милорд, но спасибо, что вы проявили истовую заботу о моём здоровье. С вашего позволения…
Белла попыталась ретироваться.
– Неужели моя игра так напугала вас, синьорина Форческо? – в голосе графа зазвучала ирония. – Я хоть давно не практиковался, но не думаю, что мои музыкальные пассажи звучат столь ужасающе. Ведь вы именно из-за моей игры спешите покинуть музыкальный салон?
Арабелла, забыв, что держит книгу, заложенную на нужной странице пальцем, скрестила руки спереди.
– Нет, что вы, ваше сиятельство, вы играете отнюдь не дурно. Скорее наоборот, – сказала она довольно-таки примирительно.
– Значит, вы полагали увидеть за фортепиано другого исполнителя? – ирония в голосе мужчины стала ещё очевиднее. – Поверьте, игра моего брата действительно заставила бы вас задуматься о поиске места для уединения. Музыка – единственное, в чём Витторе не очень силён.
– Вы слишком предвзято относитесь к музыкальным способностям вашего брата, – возразила Арабелла графу. – На мой взгляд, с ними всё обстоит не так мрачно, как вы описываете. Я имела удовольствие слушать музицирование синьора Витторе. И без сомнения, оно заслуживает несколько иной оценки.
– Ну-ну, вам виднее. В конце концов, это ведь вы даёте концерты самому Господу! – в голосе графа уже звучал откровенный сарказм.
Арабелла, сделав вид, что не поняла шутки мужчины, предприняла ещё одну попытку покинуть эту комнату. Однако его сиятельство остановил её вопросом:
– Что это у вас в руках, синьорина Анджелина?
Мужчина подошёл ближе и развернул книгу обложкой к себе.
– Читаете «Принцессу Клевскую»?[187 - «Принцесса Кле?вская» – исторический роман на французском языке, опубликованный анонимно в Париже в марте 1678 года. Автором, как правило, называют французскую писательницу мадам де Лафайе?т (1634–1693). – Авт.]
Моразини удивлённо воззрился на собеседницу.
– Уверен, что вы, как и подавляющее большинство представительниц вашего пола, без ума от герцога Немурского[188 - Персонаж романа «Принцесса Кле?вская». – Авт.].
– Напротив, – возразила девушка, – меня гораздо больше занимает образ главной героини этого романа.
– Вы о принцессе Клевской? – переспросил её мужчина изумлённо. – Милейшая синьорина, вам удалось меня удивить! На мой взгляд, мадам де Лафайет питает ложные иллюзии в отношении женских добродетели и благородства. Мой жизненный опыт готов опровергнуть её слишком оптимистичный взгляд на слабую половину человечества. Мадам, попав под влияние герцога де Ларошфуко[189 - Франсуа? де Ларошфуко? (1613–1680) – французский писатель, автор сочинений философско-моралистического характера. – Авт.], оказалась склонна к излишней аффектации[190 - Аффекта?ция (франц. affectation, от affester – делать что-нибудь искусственно, притворяться) – преувеличенная форма проявления какого-либо настроения, мысли или чувства.] и морализаторству. Вряд ли стоит доверять литературным образцам, созданным в духе этих сентенций.
Арабелла не стала оспаривать мнение графа, но высказалась о нём самом:
– Надо признаться, я впервые встречаю столь выдающегося женоненавистника, как вы, милорд. Наверное, в этом вопросе вы могли бы дать фору даже Боккаччо[191 - Джова?нни Бокка?ччо (1313–1375) – итальянский писатель и поэт, автор «Декамерона».], который утверждал, что самый глупый мужчина – за исключением разве что абсолютно скудоумных – гораздо интеллектуальней самой умной и образованной женщины. Позвольте спросить, граф, что сделало вас таким? Подобная женофобия не может быть врождённой.
Моразини лишь улыбнулся.
– Отчего же? Может быть, вам посчастливилось встретить последнего представителя выдающейся династии.
– Целая династия женоненавистников? Вы серьёзно? В таком случае я искренне рада, что ваш младший брат в этой династии оказался лё мутон нуар[192 - Лё муто?н нуа?р (фр. le mouton noir) – чёрный баран = белая ворона.].
Моразини громко рассмеялся.
– Ну вот я и дождался момента, когда вы своего избранника назвали бараном.
Возмущённый взгляд синих глаз столкнулся с ироничным взором серо-зелёных. Арабелла набрала в лёгкие воздуха и закусила губу, а когда выдохнула, произнесла:
– Знаете, милорд, ещё никому не удавалось с такой лёгкостью выводить меня из себя, как вам.
Мужчина продолжил открыто улыбаться.
– Что ж, приму это за похвалу. Наконец-то и я в чём-то отличился в ваших глазах. Чтобы вам стало легче, разрешаю вам запустить в меня любым предметом из этого серебряного пладеменажа[193 - Пладемена?ж (фр. plat-de-mеnage – поднос, поддон, от plat – блюдо и mеnage – хозяйство) – столовый прибор, чаще из серебра, характерный для придворного искусства Франции XVIII века. – Авт.].
Он указал рукой на большой серебряный поднос, уставленный вазой с фруктами, хрустальными ароматницами, разного рода причудливыми серебряными фигурками, скульптурками и изящными подсвечниками.
Арабелла хмыкнула.
– Благодарю вас за ваше великодушие, милорд, но я не считаю возможным бросаться своим испорченным настроением в кого бы то ни было, как в прямом, так и в переносном смысле.
Моразини благодушно улыбнулся.
– Ну, как скажете.
Арабелла вновь попыталась удалиться, но очередная попытка оказалась безуспешной.
– Знаете, я хотел выпить чашку кофе. Не желаете ли ко мне присоединиться? – произнёс граф с примирительной интонацией.
Арабелла ответила более чем поспешно:
– Ни в коем случае. Я не настроена сейчас вести словесные баталии, а они, как я понимаю, являются негласным приложением к чашке кофе.