Но синьорина была не из робкого десятка. Смутившись на какое-то время, она тут же собралась и адресовала вопрос своему спутнику:
– Витторе, вы лучше знаете вашего брата. Не далее как двумя днями ранее вы советовали мне ни в чём ему не перечить. Не подскажете сейчас, каким образом можно извиниться перед человеком, который всячески избегает возможности принять эти извинения?
Альфредо усмехнулся такому уколу, галантно упакованному в вопрос, адресованный третьему лицу. Но тут как раз в разговор вмешалось это самое третье лицо:
– В самом деле, брат, не стоит ли тебе быть более учтивым и принять извинения синьорины Анджелины? И вообще, не слишком ли ты весел сегодня?
– Не вижу причин для грусти, – ответил Альфредо, всё так же улыбаясь. – Жизнь слишком бесцветна и однообразна и без моей помощи. А что касается извинений твоей избранницы, то, как говорится, qui s'excuse – s'accuse[160 - Кто извиняется, тот обвиняет себя (французская поговорка).]. Я же готов принять любые оправдания.
Он протянул руку:
– Мир?
Девушка растерянно переглянулась с виконтом и неспешно протянула свою руку.
– Мир, – ответила она не слишком-то уверенно.
Граф взял в руку её хрупкую ладошку, затянутую в перчатку, и вдруг ощутил, как его сердце от этого невинного касания внезапно ускорило бег. Он сам не ожидал от своего организма подобной реакции, поэтому растерялся на мгновение и, вопреки учтивости, не поднёс руку девушки к губам, а лишь слегка пожал её пальцы.
Витторе же этому примирению чрезвычайно обрадовался и, улыбнувшись, сказал:
– Вот и славно! Может быть, тогда, Фредо, я смогу безбоязненно доверить твоему обществу синьорину Анджелину? Дело в том, что я хотел бы обсудить с епископом Дориа финансовые вопросы. Боюсь, что Лине это будет неинтересно.
– Мне кажется, что с этим церковником только финансовые вопросы обсуждать и можно, – с едкой иронией в голосе заметил граф Моразини, чем вызвал неподдельный интерес во взгляде, устремлённом на него юной синьориной. – Обсуждай, но не спеши расплачиваться с ним. Давай сначала с тобой всё хорошенько обговорим, – продолжил Альфредо, обращаясь к младшему брату.
Тот кивнул, соглашаясь, развернулся и пошёл в сторону церкви. Через пару минут он уже скрылся за её вратами.
Моразини перевёл взгляд на девушку, провожающую глазами своего избранника. Он вдруг вспомнил, что накануне вечером видел на площади перед этой церковью, как в многолюдной толпе три синьорины, одетые как жёны-мироносицы: Мария Магдалина, Иоанна[161 - Иоа?нна-мироно?сица – жена Ху?зы, домоправителя И?родова. – Авт.] и Саломия[162 - Саломи?я-мироно?сица – жена Зеведе?я, мать апостолов Иа?кова и Иоа?нна. – Авт.], – собирали пожертвования для городского приюта для сирот.
В Марии Магдалине он сразу заприметил возлюбленную своего брата. Девушки стояли за большой скамьей в виде прилавка и собирали в корзинки подати. И если в плетёнки и клети других девушек подаяния в виде всякого рода снеди и живности: кроликов, кур и петухов – складывали преимущественно прихожанки, то в корзинку, которую держала синьорина Форческо, сыпалась главным образом звонкая монета. И что Альфредо особенно бросилось в глаза – её жертвователями были преимущественно мужчины.
Они изо всех сил старались выглядеть перед ней щедрыми и богатыми, заигрывали с девушкой, шутили с ней, осыпали различными комплиментами. Две другие девицы лишь ревниво переглядывались при этом, завидуя успеху своей компаньонки у противоположного пола.
Вспомнив эту сцену, граф Моразини не преминул пошутить на этот счёт:
– Забавно, однако, после вчерашнего вашего фурора в роли Марии Магдалины видеть вас в скромной компании моего брата-романтика.
Девушка лишь пожала плечами.
– Что ж, я рада, что для вас я всегда выступаю в роли незадачливой Коломбины[163 - Коломби?на (итал. Colombina – «маленькая голубка») – персонаж комедии дель а?рте. – Авт.], на которой вы можете всласть испытать своё остроумие. Что касается синьора виконта, его общество я всегда рада предпочесть любому другому. И вообще, il vaut mieux ?tre seul que mal accompagnе[164 - Лучше быть одному, чем в плохой компании (французская поговорка).].
Отметив для себя блестящее французское произношение девушки, Моразини, однако, поинтересовался совсем другим:
– Я так понимаю, моей компании вы бы с радостью предпочли одиночество?
– Я слишком мало знаю вас, чтобы говорить наверняка. Мне непонятны ваши мысли. Вы для меня закрытая книга.
– Может быть, вы пытаетесь открыть книгу не с той стороны?
В глазах графа промелькнул огонёк затаённой улыбки. В тот момент Арабелла подумала, что этому странному мужчине удивительным образом идёт его высокомерие.
– Может быть, и так, – ответила она на его предположение, – одно могу сказать определённо: быть более учтивым вам точно не помешает. На мой взгляд, учтивые манеры – лучший наряд для мужчины. Пусть не всегда они выражают реальные достоинства человека, но хотя бы окружают его ореолом этих качеств.
Ваш сарказм сродни желанию побить противника словесно. Досадить ему, прикрываясь самой колючей формой юмора. Допускаю, что подобной формы обращения, по каким-то вашим внутренним соображениям, удостоена только я. Судя по отзывам вашего брата, вам отнюдь не свойственна такая манера поведения. Но, как известно, именно манеры делают человека[165 - I modi fanno l’uomo (итальянская поговорка).], и именно они создают мнение о нём. Так что будет лучше, если своё мнение о вас я оставлю при себе.
Мужчина рассмеялся:
– И всё-таки я не зря подозревал в вас лисьи повадки. Так умно? уйти от прямого ответа. Но да лиса хитра, а тот, кто её ловит, гораздо хитрее.
– Avec le renard on renarde,[166 - C лисом и ты лисица (французская поговорка).] – парировала колкость графа девушка.
Альфредо на это лишь улыбнулся.
– А вы блестяще говорите по-французски. Как вижу, здесь память вас не подводит?
Арабелла, поняв, по какому тонкому льду она только что прошлась, ответила:
– Я пытаюсь выйти из мнемозасухи[167 - Мнемоза?суха – аллюзия к потере памяти. От др. – греч. «m?????» – память. Отсюда – имя богини памяти Мнемози?ны. – Авт.]. В каких-то вопросах мне это вполне удаётся.
Граф Моразини лишь недоверчиво поднял бровь. А Арабелла сделала для себя вывод: в разговоре с этим человеком она должна быть вдвойне осторожна. С ним уж точно лучше оступиться, чем оговориться[168 - Il vaut mieux glisser du pied que de la langue (французская поговорка).].
Спустя минуту, во время которой, как показалось Арабелле, граф внимательно изучал её, мужчина произнёс:
– Могу я задать вам один вопрос: что вы делали на том утёсе одна в такое странное время?
Арабелла несколько смутилась такому внезапному повороту их разговора, но ответила вполне спокойно:
– То же, что и вы, по всей видимости. Дышала свежим воздухом.
– В грозу? – Моразини удивлённо вскинул брови и язвительно усмехнулся. – Более подходящего времени для прогулки вы, конечно же, не нашли? Да и забираться в такую даль для этого совершенно необязательно.
Арабелла пожала плечами, как будто не видела в этом ничего необычного.
– А вы разве не знали, что самый свежий воздух именно в грозу? Что до места, то тут у всех свои предпочтения. Кто-то любит наслаждаться видом грозы из окна дома, будто из уютной ложи, а кто-то, как я, любит быть в гуще событий – в первом ряду, так сказать.
– А в театре во время представления вам так же нравится, когда вас с головы до ног окатывают из ведра?
Арабелла улыбнулась остроумному замечанию графа:
– Нет, такой опыт мне переживать не приходилось. Но, думаю, для придания действу достоверности это было бы любопытно и вполне оправданно.
– Ну, а если серьёзно, то всё-таки что вы там делали? – спросил граф, выражая голосом искреннюю заинтересованность.
Арабелла минуту помедлила, а потом ответила:
– А если серьёзно, разговаривала с Господом.
Моразини вперил в неё удивлённый взгляд, но прежде, чем задал свой вопрос, Арабелла непринуждённым, легкомысленным тоном произнесла: