Очевидный выбор

– Да, ты чертовски прав. Я пьяна. Но если думаешь, что в этом наша проблема, то ты глубоко заблуждаешься.

– И в чем наша проблема, а? Давай просвети меня.

– Ты любишь меня? А? Шон, ты вообще любишь меня? Потому что если бы любил, то не устроил бы этот дешевый спектакль.

Он смотрит на меня, как на сумасшедшую.

– Дешевый спектакль? Я сделал это все для тебя.

– И что из этого было для меня? Твои друзья?

– Да все, что я делал, было и есть ради тебя. – он встает ко мне вплотную. – Я забрал тебя с собой в Париж, дал тебе возможность делать все, что захочешь. А все, что получаю в итоге это гребанную неблагодарность.

Его слова, словно удар под дых. Он говорит в точности, как мой отец. Слезы застилают глаза. Не могу поверить, что не замечала все это время, не понимала.

– Что мы вообще делаем вместе?

– Ты пьяна. – хватает меня за руку и тянет к ресторану. – Поговорим дома.

Я выдергиваю руку.

– Нет. Мы поговорим сейчас.

Его челюсти сжимаются.

– Ты не в себе и запуталась. После помолвки мы вернемся в Нью-Йорк и все будет по прежнему.

– Что? Ты вообще слышишь себя? Шон, я не вернусь в Нью-Йорк и не выйду за тебя. Услышь меня.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – резко бросает он. – Чтобы просто выбросил шесть лет на помойку, черт тебя подери?

Я закрываю лицо руками.

– А по-твоему лучше мучить друг друга еще лет тридцать? – опускаю руки, мотая головой.

– Мучить? Вот, что для тебя наши отношения, мучения? – он нависает надо мной.

– Я не это хотела сказать…

– А что, твою мать, ты хотела сказать?

– Я устала притворяться кем-то другим. Устала делать вид, что бросила курить, хотя мы оба знаем, что это не так. Устала оправдываться каждый раз, когда провожу время с друзьями, устала пытаться соответствовать образу в твоей голове. – из меня вырываются всхлипы. – Ты не любишь меня, Шон. И я тебя больше не люблю.

– Что за бред ты несешь? Любовь? Дана, любовь это сказки. А вот она реальность. Я вложил в эти отношения шесть лет своей жизни и не собираюсь вот так просто сдаваться.

Смотрю ему в глаза и не вижу того, с кем меня свела жизнь в школе, не чувствую того, что испытывала, когда он впервые меня поцеловал, взял за руку. Этого больше нет. Ничего нет.

– Тогда можешь продолжать. Но без меня.

Делаю шаг назад, собираюсь уйти, но он останавливает меня, обхватывая за плечи.

– Поговорим завтра. – его пальцы больно впиваются в кожу.

– Я уже все сказала. – пытаюсь вырваться. – Пусти, ты делаешь мне больно.

– А ты не делаешь? – почти шепотом произносит он.

– Отпусти меня. – бросаю взгляд на проходящую мимо даму, он делает то же самое и вдруг отпускает.

– Ты не можешь вот так все закончить.

– Могу, и уже давно должна была это сделать. Прости, Шон.

Делаю шаг назад, затем еще один, и еще, чувствуя, как в легкие поступает больше кислорода, как сердце начинает бешено стучать с каждым ударом. Его взгляд не отрывается от моего, пока я не разворачиваюсь, продолжая идти.

– Еще ничего не кончено. – слышу его голос за спиной.

Иногда у тебя не получается, иногда ты падаешь, но снова поднимаешься, а иногда, чтобы расправить крылья, нужно набраться смелости и обрезать все нити, связывающие тебя с прошлым.

Я просто продолжаю идти, и может, за моей спиной еще не отросли крылья, но я отчетливо чувствую, как обрывается одна нить за другой, разрывается, тянет за собой другие, пока я просто продолжаю идти.

Шесть лет жизни. Шесть. Лет. Воспоминания вонзаются в меня одно за другим. Вот он тащит меня на смотровую площадку Нью-Йорка, улыбается так тепло. Он всегда так улыбался? Вот мы едим мороженное у него в машине под проливным дождем. Он крепко держит меня за руку, когда я хочу сбежать с приема. Вот он лезет в мое окно, спотыкаясь о лампу в комнате моего общежития. Потом вытирает мои слезы после очередной ссоры с мамой, крепко обнимает, обещает, что все наладится. А вот мы на дне рождении его мамы втихаря поедаем торт на кухне. Наш первый раз. Мой первый раз, он спрашивает, в порядке ли я, гладит меня по щеке, и я улыбаюсь, кивая. Поцелуи, от которых я чувствовала себя счастливой, улыбки, которые обещали весь мир. Шесть лет.

В какой момент все изменилось? Когда я это почувствовала? Когда я поняла, что не люблю его?

Смотрю на Сену с моста. Вот я снова здесь. Даже не понимаю, как ноги привели меня сюда. Сколько прошло часов?

Я вообще любила Шона? Или он просто был моим воздухом, которого не хватало дома? Звезды загораются в небе.

И вдруг появляется это чувство – одиночество. Я одна. Теперь по-настоящему. Только я и этот город, который стал мне верным другом. Почему я не смогла сказать "да"? Такой короткий ответ. Пара букв. Почему просто не остаться с тем, кто всегда был там со мной?

Ответ приходит почти сразу.

Потому что я больше не та Дана.

Я больше не та девушка, кто хваталась за него обеими руками, не та, кто готова была пойти на все, лишь бы он увез меня из дома.

– Дана! – слышу свое имя и поворачиваю голову.

Эмма. Она с облегчением выдыхает при виде меня. И с каждым её шагом навстречу мне я теряю самообладание. Больше не могу сдерживаться. Слезы вырываются из меня потоком, который трудно остановить. Я просто плачу, и плачу. Она подбегает ко мне и крепко стискивает в объятиях. Но мои руки так и остаются вдоль туловища. Они не цепляются за неё. Я больше не хочу ни за кого цепляться. Я хочу обрести опору в себе, но просто не знаю как, поэтому медленно тянусь к ней и наконец обнимаю в ответ. А слезы все текут и текут, оплакивая, исцеляя, освобождая.

Когда мы добираемся до ее дома, нас встречает Элиот. Ничего не спрашивая, он просто ставит два бокала на столик и разливает вино перед нами. Они оба молчат. Эмма садится рядом со мной, а Элиот рядом со столом на пуфике. Только сейчас до меня доходит, что он в одних джинсах.

– Вы и правда это сделали? – недоверчиво спрашиваю я.

Элиот старательно подавляет улыбку и переводит взгляд на Эмму, которая вздыхает.

– Не успели. – отвечает она. – Мне позвонил Тристан, рассказал, что произошло. Ты не отвечала на звонки, поэтому я поехала тебя искать.