Фотография с Марса. Мир полон тайн, чудес и юмора

Первую часть полета они завершили, когда достигли Марса. Спуск на поверхность оказался делом не простым. При посадке было несколько повреждений, в частности, в секции оборудования для исследований. И потом экипажу пришлось затратить немало времени для их ремонта, хотя программа предусматривала совершенно иные задачи. Через сто дней к Марсу должен был прибыть корабль «Сириус», пилотируемый двумя астронавтами – им вменялась обязанность забрать первых колонистов и доставить домой. Но что-то не заладилось на Земле. То ли финансирование оскудело, то ли было допущено много брака при строительстве корабля, в любом случае Центр управления Марсианской экспедиции (ЦУМЭ) предложил экипажу не торопиться с возвращением и пожить там до следующего «окна» – удобного момента, когда Марс и Земля в наибольшей близости друг к другу. Именно к этому моменту, как обещали чиновники из ЦУМЭ, «Сириус» будет достроен и запущен к Марсу. Резервы на самой же станции предполагали долгое существование людей, поэтому отказа со стороны Виктора, который был геологом и химиком, а также других астронавтов, не последовало. Им не терпелось познать тайны Красной планеты, а то, что их здесь много, они увидели с первых же вылазок на поверхность. К примеру, они нашли руины местной цивилизации, существовавшей примерно триста миллионов лет назад, когда на планете были более благоприятные для жизни условия.

Экипаж с новой энергией принялся за работу. Они изучили около ста квадратных километров. Описали все: и геологию, и палеонтологию, и метеорологию местности. Миллионы терабайт информации отправлялись к ЦУМЭ, пополняя знания людей о Марсе. Астронавты работали не покладая сил и не жалея себя. Так прошло пять лет.

Однако команды с Земли были странными. Марсианским колонистам опять предлагалось остаться на станции, ибо на Земле были какие-то проблемы. Виктор думал, что политические, ведь отношения России и США, а также Китая были не совсем дружественными даже в годы их полета. Несмотря на то, что экипаж считался интернациональным, и среди них были американец, русский, китаец, индус, немец, между ними тоже иногда вспыхивали баталии идеологического характера. Но никогда это не приводило к конфликту, ибо в космосе нечто подобное страшнее смерти. Астронавты уважали друг друга, понимая, что разница всего лишь в различии миропонимания и мироощущения на Земле, но не на Марсе – здесь они были только землянами, сплоченными и едиными. Был бы такой дух на Земле, то отпала бы нужда в армиях и дипломатии, все жили бы в мире и согласии.

Прошло десять лет. Экипаж уже привык к жизни на Красной планете, и спокойно отреагировал на просьбу ЦУМЭ подождать еще какое-то время, типа, проблем политического и экономического характера предостаточно, едва остановили Третью Мировую войну, так что не до других планет. А что было дальше, то Виктор помнил смутно. Им самим уже стало не до Земли. Было много уже собственных забот. К слову, даже у техники есть ограниченный срок функционирования. Запчасти давно закончились. Приходилось латать дыры на обшивке и заменять микрочипы в электронных системах. Засоривались фильтры, генераторы работали вполсилы, пыль проникала в жилые отсеки, не хватало биоресурсов. Техника выходила из строя одна за другим, и все же люди находили решения для поддержания жизнеспособности станции.

Прошло двадцать лет. Первым умер от инфаркта индус Сингх, добрый и веселый инженер-механик. Хоронили его в сорока метрах от станции. Водрузили на могиле флаг Индии, отдали честь при исполнении Гимна его страны. Информация о смерти ушла в ЦУМЭ, но ответа не последовало. Экипаж, хотя и сократился на одного, продолжал жить и работать на Марсе. Все помнили о долге и цели своей экспедиции.

Прошло еще три года. Работа не останавливалась. Умер американец Джонс, экзобиолог и врач. Без него было туго, ибо только он оперировал и лечил. С его смертью стало сложнее жить на «Марсе-500». Зубную боль решали просто – просто вырывали зуб, заранее вколов обезболивающее.

Работать втроем оказалось сложнее. ЦУМЭ не отвечал на сигналы. Астронавтам казалось, что человечество вымерло. Ни один аппарат после их полета на Марс так и не прилетел, даже исследовательские роботы. Миссия оказалась то ли забытой, то ли у людей не хватало средств и возможностей для отправки спасательной экспедиции. В результате пошли первые серьезные психологические срывы. Мужчинам было сложно без женщин, без общения с другими людьми и, тем более семьями, которые остались на Земле. Их нервировало, что труд идет впустую – никого не интересовали марсианские открытия. Никто не спрашивал о погоде на Красной планете. Никому не было дела до трех землян, находившихся в миллиардах километрах от родины.

Через двадцать восемь лет умер Цзянь, физик и техник-ядерщик. Никто не мог определить причину смерти, хотя маленький вес китайца и его страшная худоба навевало разные мысли. Теперь некому было следить за плутониевым реактором. Станция начала чахнуть. Виктор не обладал достаточными знаниями, чтобы поддерживать энергосистему «Марса-500».

А еще через два года скончался от кровоизлияния в мозг Мессер, командир. Виктор вынес его труп наружу и похоронил рядом с другими. На Марсе появилась свое человеческое кладбище. Информацию о смерти немца Виктор отправлять не стал – ЦУМЭ давно не реагировал на все сообщения марсианской экспедиции. Да и самому ему было уже безразлично, что делается на третьей планете. Он отвык от Земли, от человечества. Марс казался ему родиной.

И он не чувствовал себя одиноким. Его товарищи часто посещали его. Виктор где-то подсознанием понимал, что это бред, что он сошел с ума от одиночества, однако продолжал общаться с астронавтами, словно они были живыми и продолжали выполнять свои обязанности. Для него они были живее самых живых на Земле. И все же… тоска давила ему на сердце. Психика оказалась расшатанной. 2055 год он встречал в мрачном настроении. Елочка горела огоньками, не привнося радость в сердце. Некому было дарить подарки и говорить теплые слова. Товарищи то появлялись в сознании единственного астронавта, то исчезали, не поясняя причины таких действий.

Виктор принял антидепрессанты, не зная, что чрезмерная доза опасна. И уснул прямо на пульте, не дописав последнее письмо супруге и дочери. Сигнальные огоньки продолжали мигать на приборном щитке, а атомные часы отсчитывали время марсианской жизни…

…

Директор ликвидационной комиссии нервно перебирал бумаги. Перед ним стоял бледный чиновник.

– Я не понял, что это за документы? – рявкнул он. – Это архив какой-то, все датировано числами двадцатилетней давности. К чему они мне?

– Разрешите пояснить, сэр. Дело в том, что здесь, под землей располагался экспериментальный объект, – залепетал чиновник. – Лаборатория для подготовки полета на Марс. Огромный комплекс на сотни миллионов долларов из бюджета Космической комиссии ООН. Тысячи тонн оборудования, которые функционируют по сей день…

– Гм… И что?

Чиновник облизнул высохшие губы и продолжал пояснять:

– Тридцать пять лет назад начался эксперимент. Пятеро добровольцев согласились провести время на объекте в качестве астронавтов первой марсианской экспедиции. Планировалось участие в пятьсот дней. Естественно, иммитация. Результаты должны были лечь в основу реального космического полета, планируемого на 2028 год. Для добровольцев создавали различные экстремальные условия, проверяли стойкость человеческой психики и организма к стрессу и тяжелой работе вдали от Земли. Медико-биологический аспект и проверка работоспособности техники жизнеобеспечения. В итоге эти люди поверили, самовнушили себе, что действительно летят на Марс…

Директор удивленно вскинул брови:

– Ого! Неужели поверили?

– Да, – кивнул чиновник и преподнес еще какие-то бумаги. – Это анализ этого эксперимента. Было решено продлить его на… пять лет. «Марсиане» согласились. Они считали, что действительно находятся на Красной планете и куролесили по подземным переходам и площадкам на вездеходе, проводя разные там эксперименты. Для них создавали искусственные сооружения, типа, останки марсианской цивилизации или еще чего-то подобное…

Директору не терпелось узнать итоги:

– Ну, чем это закончилось?

– Как вы знаете, к 2025 году мир потряс доселе невиданный острый финансово-экономический кризис, многие страны разорились. Потом были международные политические проблемы, чуть не началась Третья мировая… Некому стало финансировать программу, заниматься ею. Но и закрывать никто не решился. Все шло уже по инерции, самотеком. Сотрудники лаборатории, именуемые как ЦУМЭ, не получали месяцами зарплату и уволились. Пришедшие им на смену мало интересовались смыслом эксперимента, а через некоторое время и их уволили. ЦУМЭ опустел. Программа стала никому не нужно. Почти тридцать лет объект был заброшен в пустыне Сахара, на глубине пятьсот метров. О проекте «Марс-500» забыли…

– То есть об этих добровольцах тоже? Этих людей никто не выпустил в наш мир?

– Да. Почему-то никто не стал этого делать… Контакт с ними прекратился. Они остались в лабораторном пространстве, полагая, что это настоящий Марс. Вся техника иллюзии и прочего работала все это время. И все добровольцы умерли спустя три десятилетия. Последнего астронавта по имени Виктор Хлыстов обнаружили три дня назад. Он умер от передозировки лекарств. Нашли еще четыре могилы у станции. Документы на этих людей поднимаем из архивов. Много любопытного нашли…

Директор провел ладонью по взмокшему лбу. Новость ошарашила его. Он был риэлтором международного класса. Его наняли для того, чтобы дать оценку всего имущества этого учреждения, который ранее принадлежал бывшей Организации Объединенных Наций и оставленный без присмотра на много десятилетий, с выгодой продать частным компаниям хотя бы в качестве металлолома или помещения для каких-либо целей. Но то, что здесь много лет назад чуть ли не в режиме секретности проводилась работа мирового масштаба, его в это никто не посвящал. Поэтому почувствовал, как холодок прошелся по его спине.

– Что с трупом?

– Ждем вашего решения. Может, передать его Москве? Ведь он был… генерал-майором авиации России, доктором геолого-минеральных наук, профессором… Достойный человек…

– Ну, если они про него не забыли, то нужно это сделать, – нахмурился директор. – Мы должны отдать долг тем, кто верил в великую миссию Земли. Пускай они умерли вдали от Марса, все же они первые марсиане. Пошлите сообщения его родственникам. Организуйте достойные похороны.

Чиновник молча кивнул и вышел.

Директор встал из кресла и подошел к окну. На улице шел дождь. Это был небольшой городок в центре Сахары. Люди бегали с зонтами от здания к зданию, ловили такси, весело общались; работали кафе и магазины, сверкали неоновые вывески, в небе прогудел реактивный лайнер на пятьсот пассажиров. Все жили будничными днями, и никому не было дела до того, что происходило под их ногами.

Точнее, они не знали, что там жили первые марсиане, до конца выполнившие свой долг и забытые всеми.

    (24 августа 2012 года, Элгг)

Ответное послание

(фантастический рассказ)

Я осторожно выглянул из люка, ведущего в подземный бункер. Вначале ничего особого не заметил. Близился вечер. Лишь мягко и тихо шелестела трава и по небу не спеша двигались облака, иногда скрывая Солнце. Ничего не предвещало нечто страшного, спокойная идиллия окружающего мира. И лишь спустя несколько секунд узрел часового Грачева, который лежал на камнях, словно отдыхал в этот летний день при благодатной погоде. Действительно, температура поднялась до плюс 29, легкий ветерок скользил по долине. Кое-где «горели» подсолнухи на зеленом ковре. Хоть бери и картину маслом расписывай, чем бы я, наверное, и занялся в другое время и при иных обстоятельствах.

Однако нельзя было расслабляться.

– Грач, ты совсем с ума сошел, – сердито произнес я, поправляя кепи. – Капитан Сергеев тебе голову отпилит за такие вольности! Забыл, что что охраняешь шахтно-пусковую установку? Блин, нашел место отдыха!.. Вставай!..

В ответ я услышал какой-то тяжелый вздох. Вообще-то Грачев не был сентиментальным, свои эмоции держал при себе. Подобная реакция мне не понравилась, и я вышел наружу, сняв предохранитель с автомата и передернув затвор. Ствол «Калашникова» уставил вперед, а палец положил на «собачку». Затем медленно двинулся в сторону товарища, по пути негромко спрашивая:

– Грач, у тебя солнечный удар?.. Эй, хватит претворяться… Хватит шутить, сам понимаешь, что ныне шутки неуместны…

Рядовой Грачев опять что-то промычал. Девятнадцатилетний паренек был моего призыва, белобрысый, немного тучный, но зато неплохо бегавший стометровку; не скажу, что мы были друзьями, но уважали друг друга. Отзывался всегда сразу. А сейчас… странно… И тут я заметил, что его оружие лежит в трех метрах от него, трава вся измята, словно тело каталось на ней. Чувствуя, как похолодело внутри, я приблизился к солдату. Вначале ничего предосудительного не заметил. Лишь глаза у Грачева были обезумевшими, лицо бледное, а из-зо рта вырывался тихий хрип. Лишь потом обнаружил, как под его пятнистой формой что-то зашевелилось, словно там скрывались какие-то маленькие животные, может быть, мыши или крысы… Нос уловил запах гниющей плоти. Тут на уровне брюха ткань прорвалась и вздулась кожа, будто изнутри кто-то хотел вырваться наружу. На скуле и щеках тоже стали впухивать шары… Брызнула кровь, полетели какие-то ошметки.

– Бр-р-р… хр-р-р… – прохрипел от боли Грачев, тяня ко мне руки – он просил о помощи, однако я встал как вскопанный, боясь пошевелиться. Если у меня что-то и шевелилось, так это волосы от ужаса. Я все понял. Это вылуплялись личинки, которые всадили в бедолагу оводы.

Конечно, оводы не простые – размером с тарелку. Черно-зеленого цвета с прозрачными крыльями и мощными челюстями, как циркульные пилы; летят практически бесшумно. В одну секунду они впускали в прокусанную им кожу до сотни яиц, а если Грачева истерзали, по-меньшей мере, штуки десять этих насекомых, то весь организм стал средой обитания для созревающих личинок. Обычно от внедрения до стадии вылупления уходит десять минут – ныне биологическое развитие происходит стремительно, чего никогда не было раньше. Помочь зараженным практически невозможно. Никакой антибиотик не спасет, как и невозможно хирургически удалить свыше тысячи личинок, которые буквально изнутри изъедают тело.

Мысли забурлили в голове: итак, мы вошли в ШПУ двадцать минут назад, оставив снаружи рядового. Значит, минуты через пять-семь на него напали оводы. Нападение было стремительным, иначе Грачев сумел бы последовать за нами в бункер или вернуться в БТР, или хотя бы отстреляться. Скорее всего, их гнездо где-то рядом, в траве или под камнями. Жуткие твари, защищенные хитиновым панцирем и шипами, летающие с огромной скоростью; их челюсти усыпаны острыми зубами, для которых даже прорезиновая ткань нипочем. У них особая тактика – нападают со всех сторон, при этом выделывая в воздухе фигуры высшего пилотажа, и попасть в них из автоматического оружия практически невозможно. С первой же секунды, как появились оводы, рядовой был обречен…

Тут тело Грачева задергалось, ибо из рук, ног и груди стали вырываться на ружу гнусные на вид желто-зеленые личинки, величиной с большой палец. Через десять минут они изгрызут тело и, набрав вес, превратятся во взрослую особь. В таких случаях от человека остается лишь скелет. Но насекомых движет чувство голодна, и они и охотятся теперь на любого живого, в том числе и на человека.

Мой товарищ издал вопль, и затих. Я поднял автомат, но стрелять не решался, хотя понимал, если начну медлить, то эти твари обратят внимание уже ко мне, как к очередной жертве. Если не эти, которые созревают, то уж те, что напали на Грачева, начнут преследовать меня. И все же… я не мог стрелять даже в мертвого. Ведь это был мой товарищ по оружию.

За меня сделал сержант Харламов. Он неожиданно возник за моей спиной, сразу оценил обстановку и заорал истошным голосом:

– Ах, твари! Получайте! – и открыл огонь из автомата «Вал».

Пули разрывали тело, заодно разнося в клочья личинки. Но вряд ли это помогло, ибо яиц было много, а вот у рожка патроны ограничены. Сержант рявкнул мне: