Старая крепость

Внезапно, у Тереспольских тоже началась стрельба. Сдаётся мне, что до поленниц добежали остатки третьей штурмовой группы, а четвёртая отсекает преследующих их красноармейцев. По крайней мере, у ворот солируют только наши MG. Неожиданно, в перестрелку вступил русский пулемёт Максима, поддержанный несколькими винтовками. Он бил длинными очередями и с непонятной лёгкостью заткнул MG. Буквально полминуты, – и стрельба прекратилась. Интересно, – что там произошло? Отсюда не видно, а связи с группой у Тереспольских у нас нет. Впрочем, пока ясно одно: судя по всему, обратно уже не пройти, – гарнизон оправился от шока после внезапного артобстрела и начинает оказывать сопротивление.

В зале появились лейтенант Майер и обер-фельдфебель Рауш, которому я сразу же доложил обстановку в подвалах и передал просьбу Винсхайма о подкреплении. Взводный согласился и высказал мысль, что одного отделения будет мало. Тут Майер неожиданно проявил инициативу, предложив в качестве усиления взять своих сапёров, на что Рауш охотно согласился. На том и порешили. Пока лейтенант собирал личный состав, мы со стрелками отправились вниз, к Винсхайму.

Прогресса в осмотре подвалов ожидаемо не было. Курт решил не рисковать и не соваться вчетвером в темноту подземелья, даже имея Отто с винтовкой, приспособленной им для стрельбы из-за угла. Зато, как я понимаю, всё это время наш командир отделения изливал свои чувства рядовому Рюдигеру. Вряд ли Отто услышал что-то новое, но вид имел виноватый и раскаявшийся. Кстати, винтовку он не погнул, а просто оторвал ей кольцевую мушку. Коротко обменялись новостями: мы рассказали про стрельбу наверху, нам поведали о тишине в подвалах. Похоже, что здесь никого нет, но это не точно. Сейчас проверим.

Подошёл лейтенант Майер со своими сапёрами, в отсеке сразу стало тесно. Распределили направления: нам досталось центральное. Гранаты договорились не использовать, во избежание накрытия своих. Тут же оказалось, что народу для предстоящего мероприятия очень уж много: вполне хватило бы на каждый проход по две пары солдат плюс группа огневой поддержки за спиной. Кое-как распределились и пошли. Винсхайм пустил вперёд Рюдигера с фонарём, как приманку. Остальные двигались сзади в темноте, в готовности отомстить за Отто. Мы прошли весь подвал, но никого не обнаружили. Зато ознакомились с подземной архитектурой. Центральный проход состоял из пяти больших отсеков. Первые два решили использовать как временное укрытие для солдат при возможных артобстрелах или бомбардировках. Боковые коридоры образуют с одной стороны глухую стену, а с другой, – небольшие, похожие на тюремные камеры, изолированные отсеки. Большинство помещений пусты, и не имеют ни дверей, ни решёток. Только в одном из них мы нашли полный набор различных транспарантов с лозунгами типа «Да здравствует Революция!» и «Вся власть – советам!» Эх, даже сердце защемило от ностальгии. Помню, как ходил с отцом в детстве на демонстрации: народу много, колышутся транспаранты и красные знамёна, все весёлые, ощущается единение масс… Это потом уже узнал, что веселье разливается на троих, а выход в свой выходной на демонстрацию, – добровольно-принудительный, под зоркими очами начальства. И, тем не менее…

Пленных, а их набралось целых 12 человек, загнали в один из маленьких отсеков правого бокового коридора, заперли и выставили часового из сапёров. Ну, вроде бы всё, можно и передохнуть. Только я об этом подумал, – в подвал врывается Студент:

– Парни, тревога! Рауш вызывает! Через несколько минут начнётся атака второй волны батальона: гауптман Пракса выходил на связь по рации. Просит поддержать его огнём.

Вот и передохнули. Выбегаем в зал, там уже распоряжается взводный. Завидев нас, Рауш говорит:

– Все к окнам! Лерман, давайте наверх, Штубе покажет куда! Поставишь там пулемёт!

Йенс кивает и мы бежим за Студентом на хоры, точнее, – в будку киномеханика. Показав позицию, Герхард убегает вниз.

Небольшая комнатка с сорванной с петель дверью. На столе, по центру, стоит кинопроектор, на стеллажах, – жестяные коробки с плёнкой. Валяются простенькие, тушью от руки написанные афиши. Читаю: «Руслан и Людмила», «Цирк», «Случай на полустанке». Отодвинув в сторону стол с проектором, выглядываю в небольшое окошко, – так и есть, внизу зрительный зал, у окон которого занимают сейчас позиции стрелки нашей группы. На противоположной стороне комнаты располагается одно огромное окно, почти от пола и до самого потолка. Хрустя сапогами по битому стеклу, Викинг с Эмилем срывают с карниза тяжёлую красную портьеру, закрывающую обзор. Поддавшись усилиям, она, наконец, падает на пол, поднимая целое облако пыли.

Пригнувшись, вглядываемся в открывшуюся нашим взорам панораму. Видимость, – изумительная, просматривается вся западная часть Центрального острова. Окно удачно выходит на здание погранзаставы и расположение 333-го стрелкового полка. От них нас отделяет небольшой сквер, спортплощадка и артиллерийский парк, через который мы бежали буквально полчаса назад. Слева обзор ограничен Тереспольскими воротами, справа – участком кольцевых казарм. Чуть сбоку – столовая комсостава, где сейчас должно находиться первое отделение унтер-офицера Шойнемана. Очень сильный пожар разгорается справа, в кольцевой казарме. Если смотреть прямо, – за зданием 333-го полка тоже что-то чадит со страшной силой. Похоже, горят автомобильные покрышки. Сквозь чад видны остовы грузовиков. Крепость в дыму.

Викинг ложится на пол и устанавливает пулемёт. Мы пристраиваемся рядом. Где-то, в районе погранзаставы, периодически постреливает пулемёт Максима. К нам присоединяются лейтенант Хольц с биноклем и Рауш с ракетницей. Интересно, куда они потеряли Майера? Арткорректировщик молчалив и сосредоточен, взводный, – наоборот, возбуждён. Над Тереспольскими воротами взвивается белая ракета. Рауш выстреливает такую же из окна. Понеслась! В районе ворот начинается мощная перестрелка, русский пулемёт захлёбывается очередью, – подавлен. Слышны хлопки рвущихся гранат. Начинают группами выбегать фигуры в серо-зелёных мундирах, пошла атака. Хольц и Рауш не отрывают взглядов от биноклей. Им, конечно, виднее, но могли бы и прокомментировать, что там происходит.

Впрочем, у нас и так всё как на ладони. Видно, как солдаты выбегают из-за здания погранзаставы, несутся вдоль казармы 333-го полка. Да сколько же у них гранат? Едва ли не в каждое окно бросают, да не по одной! Сопротивление подавлено, по ним никто не стреляет. Видимо, красноармейцы ошеломлены натиском батальона.

– Да что же они делают?! – в сердцах вырывается у Рауша, – почему не занимают эти два здания? Это же ключ к Тереспольским воротам!

– Видимо, гауптман Пракса считает, что это излишне, – спокойно пожимает плечами Хольц, – задача батальона, – выйти на Северный остров и оттуда к центральному вокзалу Бреста.

– И допустить, чтобы у тебя в тылу на коммуникациях орудовали русские? – возмущению Рауша нет предела.

– Видимо, это задача других подразделений. И вообще, господин обер-фельдфебель! Обсуждать действия и приказы начальства, – недопустимо! – несмотря на серьёзность слов, тон у Хольца был более, чем дружеский. Он, конечно, одёрнул младшего по званию, но так, – больше для порядка.

– Так точно, господин лейтенант! – согласился Рауш, – начальству виднее.

Тем временем, вторая волна нашего батальона успешно и без видимых потерь скрылась из нашего поля зрения, пробежав правее нас, в сторону Трёхарочных. Где-то там должен быть и мой товарищ, – гефрайтер Ганс Тойчлер…

– Наблюдайте, я на северную сторону, – бросил нам Рауш и они с Хольцем шустро выбежали из кинобудки.

Наблюдать было особо не за кем, – никакого движения, только дым стелется над крепостью. Зато справа, там, куда увёл батальон гауптман Пракса, – разгоралась стрельба. Она не ослабевала ни на минуту и в какой-то момент достигла своего апогея. Мы настороженно прислушивались, но понять, что там происходит, было затруднительно.

Прошло буквально десять минут, как стрельба вдруг стала затихать, а затем в поле нашего зрения появились отступающие к Тереспольским воротам немецкие солдаты. Хотя, отступать, – это сильно сказано. Немцы бежали. По ним густо стреляли из окон и подвалов кольцевой казармы справа. Несколько человек заскочили в казавшееся покинутым здание 333-го полка, остальные бежали дальше, к Тереспольским воротам. Насколько мы могли видеть, достигнуть спасительного участка смогли единицы. Помочь уничтожаемым камрадам, увы, было невозможно.

Видимо, забежавших в казарму солдат всё-таки заметили русские. Небольшая группа, человек в пять, выскочила из подвала и устремилась внутрь здания. Викинг дал запоздалую очередь, но, конечно, ни в кого не попал. Вскоре, русские показались вновь: они взяли в плен и вели в подвал двух немецких солдат, один из которых сильно прихрамывал, – видимо, был ранен. Кто этот камрад, – на таком расстоянии рассмотреть без биноклей было нельзя, но Эмиль клялся и божился, что разглядел на обоих знаки различия. По его словам, раненый был унтер-офицером, а второй – гефрайтером.

– Кажется, – они из девятой роты, – закончил Райзингер.

Викинг скептически хмыкнул, я же высказался:

– Не знаю, чего ты там увидел, но девятая находится в резерве, если ты не в курсе. И солдаты из неё оказаться среди штурмующих не должны.

Ответить Эмиль не успел: к нам заглянул посыльный командира взвода, Студент. Естественно, с новостями. Во-первых, он рассказал, что лично видел, как у ограды Инженерного управления русские добивали остатки третьей штурмовой группы. По его словам, – уничтожили не всех, около десятка с поднятыми руками увели внутрь кольцевой казармы. Мы, в свою очередь, рассказали ему об увиденном пленении двух солдат в здании 333-го полка. Во-вторых, Студент просветил нас о том, что творилось после той вылазки русских от Холмских ворот. Оказывается, у них на ходу были плавающие пулемётные танки и несколько пушечных броневиков. Танки ушли через разрыв в кольцевой казарме, переплыв Мухавец, а бронеавтомобили выехали через Трёхарочные ворота на Северный остров. Однако, вскоре два из них вернулись обратно. И они как раз встретились у ворот с группой гауптмана Праксы. Один броневик удалось подбить, но второй ушёл обратно к Белому дворцу, где сейчас и стоит. Кажется, он всё-таки серьёзно повреждён после боя.

Группа Праксы благополучно вышла через Трёхарочный мост на Северный остров, захватила несколько точек и почти соединилась с первым батальоном майора Ельце. По крайней мере, они уже видели его солдат, пробивающихся с запада. Но, неожиданно, появились русские танки, и, при их поддержке, красноармейцы предприняли контратаку, быстро превратившуюся в рукопашный бой. Немцы ожидаемо дрогнули и русские погнали их обратно, к Трёхарочным воротам. Первая штурмовая группа, контролирующая подходы к мосту, не могла толком стрелять в таких условиях, и часть большевиков прорвалась в крепость на плечах отступающих солдат Праксы. Остальных удалось отсечь. К сожалению, русские перехватили инициативу и заняли хорошие позиции у моста со стороны Северного острова. Таким образом, мы окончательно отрезаны от первого батальона.

Потери в результате этой контратаки у батальона колоссальные. Погибли все офицеры, в том числе гауптман Пракса. Он был убит при отступлении, уже во дворе крепости. Всё это стало известно благодаря тому, что из второй волны батальона к нам пробился штабной писарь, – гефрайтер Хайнц Зонне. Тот самый, который помог мне с копировальной бумагой там, на той стороне Буга. Боже, как давно это было…

Мы слушали рассказ Студента, и волосы от ужаса шевелились у меня на ж…животе. Вот это я попал! Мы, практически в окружении, торчим в этой церкви, во дворе Цитадели, как…не знаю кто. Везде русские, – куда ни глянь. Ближайшее немецкое подразделение, – наша десятая рота Гренца у Тереспольских, но до них ещё добежать нужно… Конечно, камрадам у Трёхарочных и в домике ксендза тоже не позавидуешь, но это слабое утешение. Занятие церкви без единого выстрела, казавшееся ещё час назад несомненным успехом, – обернулось ловушкой для штурмовой группы.

– Я бы, на месте русских, обязательно попытался выбить нас отсюда, – задумчиво произнёс Викинг.

– Сплюнь! – поёжился Райзингер.

– Не думаю, что у них получится, – неуверенно проговорил я.

– Пракса тоже так думал… – начал было Студент, но осёкся, встретившись взглядом с Лерманом.

– Ладно, мне пора, бывайте, – Герхард выскользнул за дверь.

– Смотрите, сколько парашютов! – воскликнул Эмиль.

Мы с Викингом синхронно посмотрели наверх. Сквозь дым и чад иногда проглядывало небо, которое действительно было буквально усеяно самолётами и парашютами.

– Десант, что ли? – неуверенно протянул Райзингер.

– Вряд ли, – возразил я. По крайней мере, я в своей истории ни о каких десантах 22 июня над Брестом не слышал. Мы продолжали смотреть на небо. Действительно, на десант это не похоже, но почему их так много?

– Это наши истребители сбивают русские бомбардировщики, – вынес, наконец, свой вердикт Викинг, – И их экипажи выбрасываются с парашютами.

– Что-то их больно много сбивают…

– Бомбардировщики идут без прикрытия, и асы Геринга их просто расстреливают, как в тире.

– А где же русские истребители? – интересуется неугомонный Эмиль.

– Судя по всему, догорают на аэродромах, – усмехнулся Викинг, – Подобное я видел в Польше и Франции.

Он чертовски прав, этот Лерман, – так всё и было. Точнее, так всё и есть. Бомбардировщики без прикрытия летом 1941-го, – абсолютно нормальная картина. Враг рвётся вперёд и нужно его остановить любой ценой. Вот и пытались. Как могли.

Остановить врага. Меня. Я ведь тоже теперь враг. Викинг стреляет, – я подаю патроны. Всех своих фашистов знаю поимённо: Эмиль, Отто, Герхард… И не испытываю к ним ненависти, вот что страшно! Неужели я перешёл на тёмную сторону? Но это же путь в никуда! Они не выиграют эту войну, я точно знаю! Опять всё по новому кругу…

Впрочем, в глубине-то души решение уже принято, – тут ни к чему лукавить. Просто, если смотреть на ситуацию трезво, сейчас для появления в крепости перебежчика не самое удачное время. Даже если я и смогу убедить наших бойцов и командиров не убивать меня, а слушаться (интересно, как я это сделаю?), то толку всё равно будет немного. Вывести из крепости никого не смогу, да и сам вряд ли выберусь. Конечно, кольцо вокруг ещё не сжалось, и пробиться с боем можно, но… Как ни парадоксально это звучит, – сейчас в бой на прорыв идти некому. Попытки отдельных малочисленных групп в расчёт не беру.

Насколько мне известно, оборонять крепость должен был только 84 стрелковый полк, а остальные подразделения, – выходить в места сосредоточения, за пределами крепости. С момента немецкого нападения прошло почти два часа: все, кто мог, – давно уже покинули места своего расположения. Организованный выход закончен. По большому счёту, Крепость перешла к обороне, надеясь дождаться подхода основных сил Красной Армии.

Нет, остались, конечно, мелкие группы и одиночки, которые с упорством, достойным лучшего применения, стремятся как можно скорее выбраться. Вот они, – мелькают между деревьями в стороне Трёхарочных. Не думаю, что у них получится: наша первая штурмовая группа всё ещё держит мост. Как будто бы в подтверждение моих слов, со стороны ворот раздались очереди MG-34. Если принять во внимание то, что основу первой штурмовой составляют солдаты 12-й пулемётной роты, – шансов прорваться у русских нет никаких. Тем более, – таким примитивным способом. Попытки на «авось» пробежать через простреливаемый мост, – это самоубийство.

Естественно, всего этого я из церкви не вижу, – просто помню факты из «той» истории. И, судя по всему, она повторяется. Словом, сейчас об организованном выходе из крепости можно забыть. Почему, – я, честно говоря, никогда не понимал: ни тогда, ни сейчас, находясь здесь. Думаю, дело не в том, что приказа об отходе нет или отдать его некому. И не в том, что руководство единое отсутствует, все разобщены и каждая группа обороняет свой участок. В Восточном форту, например, всё наоборот: есть и командир, – майор Гаврилов, – и бойцы, и боеприпасы, и провизия. Они даже держат большой участок главного вала и Северные ворота! Но, – никуда из крепости не уходят! Почему? Ведь комполка Гаврилов знает район сбора и вполне может вывести туда людей, находящихся сейчас в его подчинении. Однако, вместо этого, почему-то остаётся на месте. Довольно странно, – не находите? Как я понимаю, он тоже принял решение обороняться в крепости и ждать подхода легендарной и непобедимой Красной Армии. То, что она придёт сюда только в 1944, через три года, – майор Гаврилов, естественно, не знает. Так что, есть ли смысл перебегать сейчас к нашим? Посидеть с красноармейцами в казематах без воды и еды под практически постоянным обстрелом, да ещё и с неясными перспективами, – так себе идея. Поэтому, я принимаю решение подождать более подходящего момента, а пока, – «играю за немцев».