…ОЛЕШКА шёл по большому залу с высоким, в три человеческих роста, потолком. Нет, не шёл – плыл: ног под собой княжич совсем не чувствовал.
Здесь он оказался впервые.
Было сумрачно и тихо. Слабый свет, словно нехотя, пробивался откуда-то сверху. Стены щетинились рогами диких животных. Ни окон, ни дверей.
Посреди зала возвышались толстые, в обхват, столбы с дивными резными узорами.
Олешка замедлил шаг, чтобы полюбоваться ими.
Вот бог бури Стрый, обратившись в птицу, крылами нагоняет ветры, дабы помочь корабелам в синем море-океане. А вот Смарг в небесной кузне с тяжеленным молотом: как ударит – в вышине вспыхивают новые звёзды. Воин и громовержец Варун неразлучен с волшебным мечом-молнией. Раздобыть бы такой! Тогда никакие враги не страшны… Тут и Яр-пахарь, и Влёс-скотовод.
Настоящий мастер украшал столбы рисунками – боги как живые. Так и чудится, что Дарбог насупит очи, сойдёт со своей колесницы и спросит:
– Что ты здесь делаешь, отрок неразумный? Пошто покой наш тревожишь?
А богиня Лада, красавица – точно как мама! – непременно заступится за княжича. Потому Олешка и не боялся гнева Варожичей. Осмелился даже прикоснуться к резьбе, провести пальцем по Варунову клинку.
К столбам крепился пурпурный полог – почти до самого потолка. Ткань плотная, тяжёлая. Будто княжий шатёр в чистом поле разбили. Ох, как хочется заглянуть внутрь, узнать, что там скрывается! Но отчего-то боязно.
А, ладно! Род не выдаст – лукавый не съест.
Княжич тихонько потянул завесу.
И охнул!
Так вот куда он попал!
За пологом было гораздо светлее, чем снаружи – от пламенников.
Прямо перед Олешкой вздымался здоровущий деревянный идол. О четырёх бородатых головах, глядящих в разные стороны. С внушительным турьим рогом в правой руке. На престоле, покрытом алым сукном – длинный меч с золотым узорчатым череном[24 - рукоять]. Подле, на полу – искусно отделанное богатырское седло.
Дядька Твердята сказывал, что такое в земле россов есть лишь в одном месте – на севере Гардарики, в Старграде. Там, у подножья Срединного хребта, находится святилище Варока – Князя Небесного. И никому, кроме верховного вольха Всемысла, знающего истинное имя Вседержителя, не дозволено входить в него…
Ой! Олешка в страхе запахнул полог. Теперь он уже не плыл, а летел – прочь, прочь, только бы не навлечь на себя гнев божества. Прости мя, Варок, дурня неразумного! Да где ж тут выход?!
Заветная дверка нашлась в самом конце зала – маленькая, невзрачная, сразу и не заметишь. Туда, скорее!
Отрок выскочил на просторное крыльцо и вдохнул полной грудью – вроде пронесло! Осмотрелся.
Солнышко склонилось над горными вершинами совсем низко. Его лучи ласковым теплом согрели княжичу щеку.
Впереди, покуда хватало взора, простиралась равнина с ещё высокими, но уже пожухшими травами. Оттого степь походила на запачканный глиной плащ росского ратника.
Олешка поначалу не приметил на дальнем краю крыльца невысокую фигуру. Справа от себя, против солнца. В скорбном тёмно-синем платье. Какая-то женщина?
Она стояла спиной к мальчику, запрокинув голову, лицом к заходящему светилу. Княжич не решился окликнуть её. Коли человек явился к хоромам Небесного Владыки, негоже его беспокоить.
Так они стояли долго. Олешку не покидало ощущение, что обязательно надо дождаться. Что это поможет развеять заботившую его тревогу.
Наконец, женщина опустила голову, обхватила плечи, скрестив на груди руки, и медленно пошла по ступенькам с крыльца. Мама!
– Мама! – закричал во весь голос Олешка.
Но княгиня не оглянулась.
Почему? Ну, почему она не слышит его?!.
В келейке было совсем темно. Лучина догорела, оставив после себя сладковатый смолистый запах.
Некоторое время княжич лежал без движения.
Привидится же такое!
Давеча вот отец сызнова приснился. Опять дурацкий сон вышел: батюшка в рваной сорочице прислуживает за столом в чужом доме, у немцев[25 - человек, говорящий непонятно, чужестранец]. А потом дрова рубит на заднем дворе, босый и грязный. Как холоп какой-нибудь!
Ну, да хоть так, живой, не как в прошлый раз… Да хранит Варок князя всех россов!
Олешка крепко сжал кольцо.
С ним он не расставался ни на миг. Перстень очень удобно пришёлся на указательный палец. Но во двор и на уроки росс его не надевал: отправляясь за дверь родной келейки, прятал отцовский подарок глубоко за пазуху, подальше от любопытных глаз и лишних расспросов.
В том, что это был именно подарок, княжич не сомневался.
А как ещё прикажете думать?
После той ночи, когда объявился воронёнок, они с Санко долго гадали, что к чему. И рассудили: сам Добромир прислал наследнику весточку с вещей птицей. О волшебных способностях ворона ведомо всем. Кому, как ни ему, доверить такую ценность – древний княжеский знак? Его передавали в роду властителей россов от отца к сыну испокон веков. Вот и Олешкин черёд настал.
А ещё это значит, что тот страшный сон – и вправду лишь сон, не боле. И никто чужой, вестимо, перстень с руки поверженного князя снять не мог.
Олешка знал теперь все царапинки и пятнышки на нём. Вечерами подолгу рассматривал своё сокровище – словно видел каждый раз впервые. Даже перестал надоедать болтовнёй Санко, чему тот, похоже, был рад. Только как-то странно поглядывал из своего угла.
Глаза, наконец, привыкли к мраку.
В темноте камень на ободке отливал тусклой синевой. В его глубине крошечными светлячками мерцали огоньки: один яркий – чуть в стороне – и три совсем слабых. Иногда княжичу мерещилось, что они приходят в движение, отдаляясь друг от друга.
Ох, но что же значит это очередное наваждение? Зачем мама пришла в обитель Небесного Князя?
Раньше дом и родичи снились Олешке редко. Даже когда он сильно по ним скучал. А теперь чудные видения являлись почти каждую ночь – уже целую седмицу[26 - неделя]. С тех самых пор, как в Академию прискакал загадочный гонец. И такие явственные, прям всамделишные…
Кто ж его морочит?
Санко?
Глупости! Он – друг.
Может, воронёнок?
Не зря же славон его недолюбливает. Говорит: злая птица. Черныш – такое имя княжич дал птенцу – тоже всё время норовит уязвить соседа по келье.