– Пошто парню блазнить? Сам помысли. Не видишь, как досталось?
– Я знаю его. Это Русай. Он и вправду из Оболья. В подмастерьях у Лихаря ходил.
– Староста! – заорали от двери сразу в несколько глоток.
Пожилой мужчина в стёганой свите[30 - длинная верхняя одежда] с шитым кушаком прошёл через зал. Смотрел он сурово, чуть сощурившись. Гомон поутих.
– Давай, Бонята! Разберись с ним! Выведи на чистую воду!
За столом, где сидел тот, кого назвали Русаем, немедля освободили место. Староста степенно сел, аккуратно положив рядом лисью шапку, ослабил пояс. Взглянул прямо в глаза парню, слегка осоловевшему от выпитой медовухи.
– Ну, сказывай…
…Оболье была лесной деревушкой, затерявшейся среди отрогов Граничного кряжа. Населяли её охотники да лесорубы с семьями. Десятка три душ, не боле.
Два дня назад налетели как вороны россы – дружина во главе с князем.
Кузня Лихаря, у которого обретался Русай, располагалась на отшибе, поэтому они не сразу догадались, что творится неладное. Почуяв же беду, кузнец схватил топор и побежал в деревню. Ученик, знамо дело, помчался следом.
Но позвенеть мечами не довелось. В первой же стычке Русай получил палицей по голове и потерял сознание. Это его и спасло: россы посчитали парня за мертвеца.
Когда Русай очнулся, деревня уже догорала. Налётчики не пощадили никого: ни стариков, ни женщин, ни малых детей. Наставника с рассечённой до пояса грудью он нашёл на стогне[31 - деревенская площадь]…
– Сам князь, говоришь, был с ними? Уверен?
– К-клянусь Вароком! Весь в ч-чёрном. В доспехах д-дорогих. На коне вороном…
– Что ещё приметил?
– Искали что-то.
– Что?
– Не знаю. Кричали: до самой Вазантии пойдём… Как з-звери злые! – Русай по-детски разрыдался. Добрянские мужики снова возмущённо загалдели.
Бонята обвёл взглядом соплеменников:
– Угрим, собирай отряд. Отправишься в Оболье. Проверишь. В драку, ежели что, не ввязывайся.
Староста встал, сжал в кулаке шапку:
– Надобно дозоры с сего дня расставить вокруг деревень. Да оповестить соседей. А ты, Миляй, – Бонята повернулся к высокому статному славону, беспокойно тарабанившему камчуком[32 - короткая толстая плеть из ремней] по голенищу сапога, – поскачешь в столицу. Возьмёшь с собой этого… Русая. Только отмойте его, подлечите да переоденьте. Завтра же и отправляйтесь!..
Внезапную тишину прорезал обречённый возглас:
– Неужто война, братцы?..
Каменщик
ОЛЕШКА что есть духу летел по пустым коридорам: лестница, переход, ещё одна лестница. Ух! Сердце готово выскочить из груди.
Ночь кутала обитель сырой мгой. Было гулко и зябко. Тьма бросалась под ноги, хватала за шею, цеплялась за волосы.
Бледный свет рисовал на стенах мрачные картины. Пугливые тени шарахались от спешащего мальчишки, и оттого за каждым углом мерещился немой призрак.
Лешак его побери! Как он забыл?!
И из последних сил припускал ещё быстрее. Новый пролёт, новый поворот…
«Всё! Не могу!» – княжич склонился посреди длинного коридора. Его подташнивало от страха.
Отдышавшись, он огляделся. И не узнал место, в котором очутился. Варок! Какой это ярус?
Прислушался.
Тихо.
Неужели оторвался?
Коридор заканчивался массивной кованой дверью.
Олешка устало подёргал засов. Заперто. Придётся возвращаться.
Но прежде – хоть передохнуть малость.
Княжич уселся прямо на каменный пол, прислонившись спиной к холодному железу. Ничего себе приключеньице! Чтоб впредь ночью за порог… Ни шагу! Ни за какие коврижки!!!
Хотя до родной келейки ещё добраться надобно. А куда двигать, росс не имел ни малейшего представления. С перепугу он залетел в какой-то совсем незнакомый конец обители.
Коридор был в длину саженей двадцать. По левую руку, почти под самым потолком, тянулся ряд узких окошек – и не допрыгнешь, чтоб выглянуть во двор.
Стылый месяц лучами-кинжалами разрезал пыльный воздух.
Справа в стене пугающей темнотой зияли непонятные углубления.
«Вот чуток посижу – и пойду», – успокоил себя отрок. Обхватил колени, потеплее укутавшись в тулупчик и прикрыв глаза. После всех этих ночных похождений спать хотелось невыносимо: «Вот сейчас… Уже… Ещё немножко…»
Сладкая Дрёма укрыла росса невесомым пуховым одеялом.
Каменщик
…Засов раскатом грома лязгнул прямо над ухом.
Олешка спросонья заметался: а?! что?! куда?! Бросился к ближайшей нише в стене, нырнул в неё и замер, забившись в угол и жадно вслушиваясь в звуки, эхом разносившиеся по коридору.
Сначала с противным, продирающим до нутра клацаньем отворилась железная дверь. А потом…
Потом росс ощутил знакомую тяжёлую поступь. И странное – до дрожи! – позвякивание в такт шагам.