Ататюрк: особое предназначение

То, что для греков Измир или Смирна (греческое и европейское название города) был символом древнегреческой культуры, итальянцам было безразлично.

Мало волновало их и то, что греки составляли почти шестьдесят процентов населения Измира.

Что же касается населения столицы, то оно быстро осознало, что больше всего ему следует опасаться англичан.

Кемаль не хотел мириться с унизительным для турок положением.

Вскоре после приезда в Стамбул Кемаль вместе с Рауфом встретился с Иззетом-пашой.

После того, как 7 октября 1918 года правительство Талаат-паши ушло в отставку, Ахмед Иззет-паша был назначен великим визирем.

Как раз перед этим турецкая армия понесла тяжёлые потери в Палестине, был сдан Дамаск, капитулировала Болгария.

Было очевидно, что война проиграна, и до её конца осталось уже недолго.

Партия «Единение и прогресс» была распущена, и в своё правительство Ахмед Иззет взял лишь тех её бывших членов, кто не был связан с военными преступлениями.

После подписания Мудросского перемирия 3 ноября члены де-факто правившего страной всю войну триумвириата – Энвер-паша, Талаат-паша и Джемаль-паша – тайно бежали за границу.

Кабинет Ахмеда Иззет-паши был обвинён в том, что он не смог предотвратить их побег, и 8 ноября 1918 года пал, пробыв у власти всего 25 дней.

Большую часть из этих 25 дней сам Ахмед Иззет провёл в постели, болея «испанкой».

Отдав дань приличию, Кемаль заговорил о том, что маршал должен возглавить правительство, а преданный Кемаль поможет ему составить список министров.

Как рассказывает Кемаль в своих «Мемуарах», после долгих споров Иззет-паша согласился с его требованием.

Забыв о своих прежних убеждениях о неучастии армии в политике, Кемаль начал работу с депутатами.

«Я, – писал он в воспоминаняих, – говорил с депутатами, которых знаю уже давно.

Я хотел установить контакт с максимальным числом парламентариев.

Я был в здании парламента, во дворце Фындыклы, в гражданском.

Я хотел, чтобы парламент не выражал доверия новому великому визирю.

Я сделал всё возможное, чтобы убедить в этом моих знакомых депутатов.

Однако они считали, что парламент будет распущен, если они не проголосуют за доверие.

Я же им объяснял, что в любом случае парламент будет распущен и что следовало выиграть время с новым кабинетом Иззета.

В группе, решившей убедить депутатов, Кемаль был самым последовательным и настойчивым.

Он надеялся добиться своего, если ему удастся объединить «значительную часть депутатов» и высказать им свои идеи.

После встречи с парламентариями он был уверен в успехе.

Тем страшнее было его разочарование после того, как подавляющим большинством голосов парламент выразил доверие преемнику Иззета.

Так Кемаль впервые познал непостоянство парламентариев.

Иззет-паша вышел из игры.

Если же верить Фетхи, то Кемаль не особенно верил в победу Иззета.

«Иззет-паша, – писал он в своих «Мемуарах», – даже если бы он остался у власти, не смог бы сопротивляться давлению оппозиции, и султан убрал бы членов «Единения и прогресса» из правительства».

Кстати, султан согласился принять Кемаля, «откровенно высказававшегося по поводу необходимых мер».

После побега триумвирата и роспуска партии «Единение и прогресс» юнионисты являли собою большую силу в администрации, армии и полиции.

И не случайно «Таймс» называл «Единение и прогресс» «единственной эффективной партией, созданной в Турции».

К тому же разведслужбы союзников до февраля 1919 года не знали о существовании «Каракола» («Часовой»), одной из наиболее действенных тайных организаций юнионистов.

«Каракол» был создан в ноябре 1918 года убежденными юнионистами Кара Кемалем, дядей Энвера Халилом-пашой и полковником Кара Васыфом.

Начал он свою деятельность с того, что обеспечил побег лицам, ответственным за жестокую расправу с армянами, а затем использовал те же пути, чтобы переправлять оружие и боеприпасы в Анатолию.

В конце ноября Калторп отметил, что «Единение и прогресс» становится центром, вокруг которого начинают группироваться силы турецких националистов».

Чтобы успокоить себя и Лондон, он добавил: «Учитывая силы союзников, находящиеся в городе и его окрестностях, маловероятно, что турки попытаются предпринять что-либо подобное вооруженному восстанию».

Тем временем либералы, пробудившиеся после десятилетней «зимней спячки» во время правления «Единения и прогресса», спешили взять реванш.

Пресса клеймила позором юнионистов, обвиняла их во всех смертных грехах и в той ситуации, в которой оказалась страна.

В конце ноября правительство создало военные трибуналы для суда над лидерами «Единения и прогресса».

Еще через несколько недель Энвер и Джемаль, сбежавшие в Германию, были лишены армейских званий, и был послан запрос на их экстрадицию.

Несколько ночей Фетхи, Рауф и их друзья собирались в доме Исмаила Канболата, бывшего префекта полиции, бывшего губернатора Стамбула и бывшего министра внутренних дел, человека, по словам Кемаля, «умного и отважного».

В конце концов, решение было принято.

«Мы пришли к обоюдному решению, – пишет в своих воспоминаняих Фетхи, – что только в Анатолии можно организовать национальное сопротивление».

Кемаль решил встретиться с султаном, узнать его мнение по этому поводу, заручиться его согласием или, по меньшей мере, нейтралитетом.

У юнионистов есть сильный козырь.

Армия.

Да она в плачевном состоянии, но всё еще способна вдохнуть жизнь в национальное сопротивление, помочь султану, если он этого захочет, тоже встать на этот путь или, в противном случае, напомнить ему, что именно армия сместила его брата Абдул-Хамида.

Для этой ответственной миссии были выбраны два офицера, «ненавидевшие Энвера»: Кемаль и Кязым Карабекир.