И какие бы ни пели ему сейчас дифирамбы, он снова оказывался вне уже начинавшейся в Стамбуле большой политической игры.
В связи с перемирием 2 ноября 1918 года комитет «Единение и прогресс» созвал чрезвычайный конгресс, на котором присутствовали сто двадцать членов партии.
Конгресс проходил в штаб-квартире партии на улице Нуросманис, рядом с Большим базаром.
К этому времени Энвер, Джемаль и несколько других лидеров партии сбежали на борту немецкой подводной лодки.
Комитет «Единение и прогресс» самораспускается или, точнее, трансформируется в партию «Ренессанс», подчеркивая разрыв любых связей с прошлым.
Но смена «вывески» партии практически ничего не меняет: люди всё те же.
И с первых послевоенных дней общественное мнение сурово осуждает комитет «Единение и прогресс» и его политику.
Как и предполагал Кемаль, англичане не собирались соблюдать продиктованного ими же самими условия Мудросского перемирия и заняли Мосул.
Если нахзывать вещи своими именами, то они захватили тот самый стратегический важный и нефтеносный район, который давно уже собирались прибрать к рукам.
Затем под предлогом использования порта для снабжения армии необходимыми припасами они окуупировали Александретту и прилегающие к ней территории.
Англичане требовали немедленной демобилизации, перемещения артиллерии и продовольственных баз и ухода турецких войск оттуда до 15 ноября.
Правительство пытается протестовать, но безуспешно.
Однако Кемаль не собирался уступать ни пяди родной земли, и не на шутку обеспокоенный его решительными действиями великий везир писал ему: «В обмен на такое джентльменство мы оказали англичанам любезность, разрешив им использовать Александретту для транспорта продовольствия и военных материалов…»
Взбешенный уступчивостью правительства Кемаль в весьма резкой форме заявил, что транспорт здесь ни причем и целью англичан является захват Александреттского вилайета для последующего нападения на Киликию и Анатолию.
«Я, – написал он в ответном послании, – лишен надлежащей деликатности, чтобы оценить как джентльменство английского представителя, так и необходимость отвечать на него указанной любезностью…»
Великий везир тут же сообщил, что «мы слабы и должны вести себя соответственно».
Раздраженный его трусостью Кемаль дал выход своему раздражению.
«Мы только напишем одну из самых черных страниц в нашей истории, – заявил он в ответной телеграмме, – и будем дискредитировать правительство, если будем помогать англичанам завершить то, чего они не смогли добиться во время военных действий!»
Англичане не довольствуются этим успехом и захватывают порт Измир, затем форты Дарданелл.
Когда корабли союзников бросили свои якоря в Босфоре, англичане высадили тридцать тысяч солдат, то есть больше, чем французы и итальянцы вместе взятые.
В Ливане и Сирии их сорок пять тысяч, что примерно в шесть раз превышало число французских солдат.
В крупных городах Анатолии они разместили свои комендатуры и секретные службы, в которых в основном работали мобилизованные гражданские лица, знающие турецкий, греческий, армянский и курдский языки.
Таким образом, они создали разветвленную информационную и пропагандистскую сеть, которую поддерживало присутствие английских войск вдоль железной дороги в Анатолии.
А почему и нет?
Разве не заявил султан, комментируя условия перемирия:
– Какими бы суровыми ни были эти условия, мы принимаем их. Дружественная политика Англии, по нашему мнению, не изменилась. Позже мы сможем завоевать их прощение и их милость!
Правда, согласно другому источнику – французскому офицеру, поддерживавшему с султаном дружеские отношения, – тот якобы заявил, что он рассчитывает на Францию.
Эта противоречивая информация не должна нас удивлять: это чисто дипломатическая игра султана, пытающегося противопоставить мощные европейские державы.
Вахидеддин, бывший личным советником своего старшего брата Абдул-Хамида, унаследовал его хитрость и коварствои не нуждался в чьих-либо уроках в этой области.
Почти каждый день Кемаль отправлял телеграммы в Стамбул, гневно осуждая поведение англичан и предлагая сопротивляться этому силой.
Опасаясь совершенно ненужных ему сейчас осложнений, Иззет-паша поспешил отозвать несговорчивого командующего в столицу…
10 ноября 1918 года Кемаль покинул Адану.
Поездка в Стамбул предстояла долгая и тяжелая.
Одноколейная железная дорога пересекает горный массив Тавр, отделяющий Анатолийское плоскогорье от киликийских равнин.
Немцы, концессионеры дорог Анатолии и Багдада, недавно проложили туннель в этих труднодоступных горах.
Отныне можно было пересечь знаменитые Киликийские ворота, не покидая поезда, а ведь еще в 1914 году приходилось, как это делал в свое время и Александр Македонский, в течение трех дней передвигаться на повозке или на спине верблюда, чтобы попасть из Эрегли в Адану.
От Эрегли поезд уже спокойно спускался до железнодорожного узла Эскишехир, а затем направлялся в Стамбул, расположенный примерно в тысяче километров от Эрегли.
Сразу после перемирия обстановка на железной дороге была крайне напряженной.
Редкие эшелоны брались штурмом гражданским населением, немецкими солдатами, одиннадцать тысяч которых еще оставались в Турции и подлежали эвакуации, а также турецкими солдатами, чья демобилизация была предусмотрена разоружением.
Топлива не хватало.
Несколько недель спустя после проезда Кемаля бывшие солдаты, доведенные до отчаяния задержкой своего возвращения по домам, совершили нападение на склад боеприпасов в Афьон-Карахисаре.
Глава XVI
В Стамбул Кемаль приехал 13 ноября.
После недавнего взрыва вокзал так и не привели в порядок, и, как и по всей стране, на нем царило полнейшее запустение.
Не радовал и Босфор с покачивавшимися на его крутой волне серыми громадами военных кораблей Союзников.
Над многими развевались флаги с британским львом, поскольку именно англичане играли первую скрипку в этом международном оркестре.
Стамбулом правил тот самый адмирал Калтроп, который совсем еще недавно с презрительной улыбкой диктовал на борту «Агамемнона» унизительные условия перемирия.
И на какие-то мгновения Кемалю вдруг показалось, что Стамбул снова завоевали крестоносцы.
Впрочем, почему показалось, так оно и было на самом деле, только вместо белых плащей с вышитыми на них крестами на завоевателях красовались мундиры союзных войск.
Кемаль задумчиво покачал головой.