Что ж, много лет тому назад великий Мехмет Фатих завоевал Стамбул, теперь пришла его очередь возвращать его стране!
Кемалю очень хотелось верить в то, что так оно и будет, и, повернувшись к своему адъютанту, Кемаль громко произнес:
– Они уйдут так же, как и пришли!
Греки, армяне, евреи и прочее нетурецкое население боло охвачено энтузиазмом.
Радость, охватившая большинство турок при объявлении перемирия – популярный поэт даже посвятил этому событию стихи, – не была настолько сильна, чтобы подавить чувство стыда за оккупацию.
Особенно ликовали греки и даже устраивали демонстрации.
Опасаясь инцидентов и реакции правительства, франко-британское руководство обратилось в патриархат православной греческой церкви с просьбой ограничить демонстрации.
Кемаль остановился в «Пера Паласе», одном из лучших отелей города, принадлежащем греческому владельцу мукомольного завода.
Расположенный в устье Пера, это был первый отель в столице с электрическим освещением.
В его салонах буржуа всех рас, а отныне и офицеры оккупационных войск, которые танцевали и развлекались на балах, регулярно устраиваемых дирекцией отеля.
На следующее утро Кемаль поспешил к своей прекрасной Корине, и та была восхищена представившимся ей зрелищем.
Да, все те же голубые глаза, те же медальные очертания лица, те же светлые волосы.
И все же многое изменилось в ее поклоннике. И, наверное, поэтому губы его были чуть плотнее сжаты, глаза смотрели пытливее, а речи стали куда сдержаннее, и в них то и дело слышалась боль потерпевшего незаслуженное поражение солдата.
После стольких лет разлуки Кемаль произвел на свою подругу еще большее впечатление, нежели производил когда-то своими пылкими речами, и в то же время Корина видела перед собой совсем другого человека, уже неспособного на совершенно ненужную ему откровенность и романтические порывы.
Время закалило его, и перед ней сидел не юный мечтатель, а готовившийся к новым битвам воин.
Эта никогда не испытанная ею новизна пугала Корину, но в то же самое время еще больше притягивала ее к нему.
А вот встретившей Кемаля тем же вечером Фикрие было не до психологических наблюдений, и она была несказанно счастлива снова находиться рядом с тем, кому уже давно отдала свою душу и тело.
Через несколько дней Кемаль покинул слишком дорогой для него «Пера палас» и переехал в район Шишли, где строили себе роскошные особняки спекулянты, нажившиеся на войне.
Он обосновался в небольшом домике, рядом с хорошо емцу знакомой Харбие.
«Просторная комната с диваном и креслами темного цвета, стены украшены коврами» и всюду – на письменном столе, где лежит серебряный черкесский кинжал, рядом с романами Бальзака и Мопассана, в стеклянном шкафу, на полу – «тетради, черновики, бумаги, карты, а над всем этим господствует большой пулемет, захваченный у англичан».
Вот где теперь жил Кемаль.
Но быт мало волновал генерала, поскольку теперь в полный рост перед ним стояли вопросы бытия.
Его собственного и его родной страны.
Что там говорить, вопросы были сложные, и Кемаль целыми днями обсуждал их на встречах со своими единомышленниками.
Какой будет судьба столицы Османской империи?
Да, русских, кому по секретной договоренности союзников в ходе войны был обещан Стамбул, не было в столице.
Россия за это время перешла из лагеря союзников в лагерь революционеров.
Более того, через несколько дней после Октябрьского переворота большевики объявили, что аннулируют секретные договоренности, заключенные царским режимом.
Да и зачем им теперь Проливы?
У большевиков были теперь задачи поважней, и они пытались обратить в свою веру 65 тысяч военнопленных и 10 тысяч интернированных турок, находящихся в России.
Более того, ослепленные бредовой идеей мировой революции они пытались создать революционные комитеты в рядах турецких войск в Восточной Анатолии.
А вот греки не отказались от претензий на свою бывшую столицу.
Забыты три долгих года ожесточенных споров между королем Константином, зятем кайзера, и премьер-министром Греции Венизелосом, либералом, симпатизирующим союзникам.
Греки Афин и греки империи едины в убеждении: союзники обещали им присоединение значительной части Западной Анатолии, в результате чего территория Греции почти удвоится, а население увеличится на одну пятую.
Они намерены воплотить в жизнь чрезвычайный проект: вернуть Греции ее мощь античного периода.
В Стамбуле, где греческое население превышает двести тысяч и где находится сто восемьдесят православных церквей, греческие войска чувствуют себя как дома.
Все поводы хороши, чтобы унизить турок, чтобы заставить их смириться с будущим возвращением Константинополя метрополии и салютовать бело-голубому флагу на балконе греческого генерала, прежде чем войти в яхт-клуб…
Что же касается англичан, то их куда больше волновал порядок в столице.
В специально изданной брошюре для офицеров на Среднем Востоке говорится, что «турки автоматически поступают в их распоряжение; порядок настолько важен, что мятежи населения недопустимы; тот, кто контролирует Стамбул, контролирует страну, а тот, кто контролирует тайную полицию и гарнизон Константинополя, контролирует город».
Следовательно, достаточно контролировать тайную полицию и гарнизон Константинополя, чтобы контролировать страну.
Военный комендант Калторп вскоре замечает, что обстановка на самом деле гораздо более сложная.
Османское правительство, протестующее против «оккупации», не предусмотренной перемирием, не облегчает ему задачу.
А что говорить о правительстве Великобритании, раздираемом туркофобами министерства иностранных дел и государственным секретариатом по делам Индии, обеспокоенным тем, что последствия политики в Турции скажутся на моральном состоянии индийцев, подданных его королевского величества?
А пока греческие и британские офицеры развлекались на балах, устраиваемых в «Пера Паласе» местной буржуазией, желающей продемонстрировать своих дочерей и свое уважение к союзникам.
Особенно бурное веселье царило на вечерах русской аристократии, покинувшей родину, а с наступлением весны начнутся морские прогулки на Принцевы острова.
Французы и итальянцы тоже не пренебрегают развлечениями в Стамбуле, но не чувствуют себя настолько привольно.
До января 1919 года французы не имели четких указаний по поводу их миссии, а когда Париж направили в Стамбул военного коменданта, полученные им инструкции не внесли никакой ясности в их позицию.
«Изучать и предлагать правительству условия предварительного мирного соглашения или окончательного договора, – гласила одна из них, – которые обеспечили бы Османской империи нормальное существование и благосостояние, гарантирующее выплату долгов».
Что касается итальянцев, руководимых графом Сфорцой, то Стамбул их не интересовал.
Их целью было получить то, что им было обещано секретным соглашением в Сен-Жан-де-Морьене в апреле 1917 года, – вилайеты Аданы и Измира.