ГЛОРИЯ. Харди, я начинаю ревновать – ты с таким азартом берешься за дело.
ХАРДИ. Потом поостыну… с тобой на каком-нибудь круизном лайнере, в шезлонге под тентом.
ГЛОРИЯ. А Полли? Домработница?
ХАРДИ. Пару раз ущипну, подмигну… Тоже пригодится. А сестричку я предупредил. Если Бриан вздумает позвонить в газету по номеру, указанному в визитке, – а по роже видно, он способен на такую подлость – сестренка подтвердит наши полномочия.
ГЛОРИЯ. Тут я спокойна, ей соврать – привычней, чем говорить правду.
(Входит АГНЕС.)
АГНЕС. Доброе утро! Как отдохнули?
ХАРДИ. Расчудесно. Спал, как в облаках из лебяжьего пуха.
АГНЕС. А Эдварду этот диван не нравится.
ХАРДИ. Значит, не способен ценить, что имеет. На вас изумительный халат, можно позавидовать вашему вкусу.
АГНЕС. Обыкновенный, что вы.
ХАРДИ. Не скажите. Не всякая женщина наделена талантом одеваться со вкусом. Впрочем, при ваших формах это совсем не трудно.
АГНЕС (указывая на Глорию). Мне далеко до нарядов и форм вашей коллеги.
ГЛОРИЯ. Не шутите. Я совсем не разбираюсь в моде. Между нами, я всегда, прежде чем что-то купить, спрашиваю у Харди. В редакции все одеваются по его советам.
(Из двери выглядывает ПОЛЛИ.)
ПОЛЛИ. Глория, вы не поможете мне приготовить завтрак?
ГЛОРИЯ. Конечно, с удовольствием. (Уходит следом за Полли.)
ХАРДИ. А вот пропитанием в командировках всегда заведует Глория.
АГНЕС. И часто вы путешествуете вместе?
ХАРДИ. Что вы! Нет. Не подумайте ничего такого. Сугубо служебные отношения. Мы даже работаем в разных отделах. А то, что приехали вместе, случайное совпадение.
АГНЕС. А как ваша газета узнала о смерти человека в другом полушарии и его завещании?
ХАРДИ. У нас есть специальная служба, которая отслеживает новости.
АГНЕС. По интернету?
ХАРДИ. Ну да. Ключевые слова, база данных… все шерстится и обрабатывается. Я в этом не очень разбираюсь, но знаю, что о любом человеке можно столько накопать!..
АГНЕС. …Что вовсе не обязательно встречаться с ним.
ХАРДИ. Да. Но я много бы потерял, не увидев вас.
АГНЕС. Интервью получилось бы бледным?
ХАРДИ. По сравнению с вами, абсолютно бесцветным.
АГНЕС. Вы меня удивляете.
ХАРДИ. А насколько я удивлен, предполагая встретить старушку, а увидел юную особу.
АГНЕС. Так уж и юную?
ХАРДИ. И обворожительную.
АГНЕС. Вы уже начали работать над газетным материалом?
ХАРДИ. Нет. Скорее я признаюсь, что потерял голову. Но поверьте, со мной это впервые. Стоило увидеть вас, я утратил свою прежнюю скованность и теперь могу говорить, что думаю.
АГНЕС. Вы заставляете меня краснеть.
ХАРДИ. И у меня в голове все перемешалось. Но сердце говорит определенно, а сердце – никогда не врет.
(Входит БРИАН, слышит последнюю фразу.)
БРИАН. Особенно сердце журналиста. Я вам не помешал?
АГНЕС. Что вы. Харди пытается схематически выстроить будущий материал. И ему, несомненно, потребуются сведения о моем дядюшке, которого вы знали лучше всех.
БРИАН. Вам истинный его портрет, или для газеты?
ХАРДИ. Истинный. А как сделать для газеты, я знаю.
БРИАН. Тогда, стало быть, так. То, что он в последнее время – впрочем, почему только в последнее – попивал, конечно, опустим.
ХАРДИ. Разумеется. Кто из нас не попивает, особенно когда есть за что? По этому поводу лучше сказать так: господин Леман был человеком веселым, любил жизнь во всех ее проявлениях.
БРИАН. Точно изложено. А стоит ли говорить, что свое состояние он сколотил, торгуя несуществующими акциями?
ХАРДИ. Я не думаю, что нашу газету читают финансовые инспекторы и христианские проповедники. Лучше скажем, что мистер Леман имел чрезвычайно гибкий ум и возникающие проблемы решал нетривиальным, а точнее, гениально простым способом. Его коллеги только диву давались, как он находил решения там, где они видели одни препятствия?
АГНЕС. Бриан, мой дядюшка действительно был таким, каким вы его рисуете?
БРИАН. Каким? Разве я сказал что-то плохое?! Бизнес и умение извлекать прибыль – одно, а внутренний мир человека – совершенно другое. Для наглядности предположим… например… что тигрица подстерегает косулю. Разве в этот момент она задается целью причинить ей какое-то неудобство? У нее и в мыслях такого нет! В этот момент она заботится только о своем голодном потомстве.
АГНЕС. Вы осуждаете моего дядюшку?
БРИАН. Бог с вами! И не думал. Разве я прокурор? Я даже не журналист. Как я могу осуждать человека, рожденного с определенными задатками? Он никак не мог повлиять на свои гены и, тем более, на гены своих родителей, которые, в сою очередь, перекочевали к нему.
АГНЕС. А воспитание?