Шурави, или Моя война

– Чепуха все это. Если сильно перебрать, то любой из вас начнет куролесить. Ребята, давайте закроем эту тему. Если кто из вас еще раз спросит меня об этом, то меня точно заклинит, и я тогда буду говорить с этим человеком по-своему.

В этот вечер они долго сидели за столом, много пили. Разошлись около двенадцати ночи. Абрамов проводил ребят по домам и пошел к себе. У подъезда дома он неожиданно столкнулся с Ольгой. Похоже, она, узнав о его возвращении, специально караулила Виктора, чтобы поговорить с ним.

– Привет! – поздоровалась она, как будто между ними ничего не произошло. – Вот, узнала, что ты вернулся, и решила встретиться с тобой, посмотреть, каким ты стал. Через неделю мы с мужем уезжаем из Казани в Москву, и я думаю, что мы с тобой, Абрамов, больше не увидимся.

– Посмотрела? – поинтересовался Виктор у нее. – Ну и как?

– Да, посмотрела. Я вижу, что ты чем-то на меня обижен. Можно подумать, это я перед нашей свадьбой все бросила и уехала к черту на кулички.

– Почему ты решила, что я на тебя обиделся? Ты, Ольга, ошибаешься. Просто эта разлука проверила наши с тобой отношения.

– Я не думаю, что если бы я тебя ждала, у нас с тобой что-то получилось. Мы – разные, Виктор, как лед и солнце. Ты довольствуешься малым, а мне нужно все и сразу. Я не хочу жить от случая к случаю, ждать тебя у окна и гадать, придешь ты домой или нет. Я не хочу в свои годы стать молодой вдовой.

– Извини, но и старой вдовой ты тоже, думаю, не хочешь быть. Ты относишься к той категории людей, которая всегда найдет человека, на чье плечо можно положить голову. Я никогда не поверю, что ты вышла замуж за этого рыжего по любви. Это чувство тебе незнакомо. Я тогда верил тебе, мне казалось, что ты меня любила, но я, похоже, ошибался. Только там, находясь в сотнях километров от дома, я узнал, что такое настоящая любовь. Увидел, как умеют люди любить, как могут приносить себя в жертву обстоятельствам.

– Ты, наверное, прав, Виктор. Да, я не жена «декабриста» и никогда не поеду туда, где мне будет плохо и неуютно. Но, тем не менее, я тебя любила и очень жалела, что ты не послушал меня и так опрометчиво поступил тогда.

– Я что-то тебя не понимаю, Ольга. Ты же знала, что это была не моя личная прихоть. Да, что мы все о прошлом и о прошлом, его уже не вернешь. Ты теперь замужняя женщина, у тебя своя семья, заботы. Ты переезжаешь в Москву. Там, в столице, другая жизнь, другие скорости, другие параметры. Я думаю, что этот брак, наверняка, не последний. Найдешь в Москве более достойную кандидатуру и бросишь этого дурачка, который верит, что ты его любишь.

Ольга засмеялась и посмотрела на него.

– Ты, как пророк, все знаешь наперед, кто кого бросит, и кто кого любит.

– Жизнь научила разбираться в людях. Нам кажется, что мы закрыты и недосягаемы для других людей, но это не так. У человека все снаружи: и мысли, и поступки.

– Понятно, – произнесла Ольга. – Вот и поговорили. Думала, что увижу тебя и сумею как-то оправдаться перед тобой, но видишь, не получилось. Все-то ты знаешь, все ты понимаешь, единственное, чего не хочешь – это понять и простить меня. В принципе, мне все равно, что ты думаешь обо мне. Просто хотелось расстаться как-то по-другому, без обиды и личных претензий, но видишь, не получается. Ладно, я пошла, муж ждет, волнуется, наверное.

– Счастливо, привет мужу, – произнес Виктор.

***

Всю ночь Абрамов не спал. Он ворочался на кровати, вставал, выходил на балкон, курил, но все равно, заснуть не мог. Мать тоже, похоже, не спала и, вытирая слезы, следила за ним. Утром Виктор поехал в Комитет государственной безопасности. Позвонив по внутреннему телефону, он присел на стул и стал ждать, когда к нему выйдет сотрудник отдела кадров. Ждать пришлось минут тридцать, если не больше. Наконец, в дверях показалось знакомое лицо.

– А, это ты, Абрамов? Здравствуй, здравствуй. Давай, не стесняйся, проходи.

Абрамов, молча, проследовал за ним. Они прошли по длинному узкому коридору и вошли в комнату для переговоров.

– Давай, присаживайся, рассказывай, как ты там сражался, как выполнял свой интернациональный долг.

Виктор, молча, сел на предложенный ему стул и посмотрел на лощеное лицо кадровика. Он ему чем-то напомнил майора Власова, такого же ухоженного и сытого.

– Ну, что ты молчишь? Ты знаешь, я наводил о тебе справки. Говорят, что ты трижды представлялся к государственным наградам, однако по каким-то причинам ни одну не получил. Давай же, не молчи, рассказывай, как там?

– Вы знаете, товарищ майор, я свой долг Родине отдал. Единственное, что меня сейчас так напрягает, это вопрос, почему мы все по-разному отдаем этот долг? Я его отдавал в горах Афганистана, а вы его отдаете здесь, в тихом кабинете на улице Дзержинского, в прохладе кондиционера.

Улыбка, еще минуту назад не сходившая с лица кадровика, мгновенно исчезла.

– Ты, Абрамов, наверное, забыл, где находишься и с кем разговариваешь? Я старше тебя не только по званию, но и по возрасту.

– Это ничего не меняет, товарищ майор. Там, в нашем отряде, ребята умирали и в двадцать лет. Где же справедливость?

В кабинете повисла гробовая тишина. Начальник отдела кадров рылся в бумагах на столе, делая вид, что он не слышал его вопроса. Виктор тоже замолчал и стал внимательно следить за его руками. Абрамов сидел и молчал: спорить со старшим по званию бесполезно, одна трата нервной энергии. Начальник отдела кадров протянул Виктору машинописный лист бумаги и ручку.

– Вот, прочитай и подпишись внизу. Не забудь поставить дату. Именно с этой даты и пойдет срок этой подписки. Ты, наверное, понимаешь, что это значит? Подскажу. Подразделение, в котором ты проходил службу секретно. Следовательно, разглашение этих сведений, моментально приведет тебя к уголовному делу, и будешь привлечен к ответственности за разглашение государственной тайны. Ты парень умный и сам понимаешь…..

Майор захихикал. Ему явно понравилась реплика об уголовной ответственности. Абрамов взял в руки лист и начал читать. Это была подписка о неразглашении государственной тайны сроком на двадцать пять лет. Виктор, прочитал ее и расписался в указанном месте, поставив дату.

Кадровик осторожно взял ее и положил в свою тонкую папочку.

– Так вот, Абрамов, хорошо запомни и усвой на всю оставшуюся жизнь. Ты, никогда не был в Афганистане и никогда там не воевал в составе специального подразделения КГБ СССР «Зенит». Ты был лишь на воинских сборах в Термезе и не более. Почему задержался, да потому, что практически все войска округа были направлены в Афганистан, вот тебе и пришлось так долго ждать смену. По-моему, вполне нормальная жизненная ситуация. Как ты считаешь?

– Скажите, товарищ майор, а свое здоровье я тоже потерял в Термезе, попивая чай в чайхане?

– Какое здоровье, Абрамов? Ты посмотри на себя в зеркало. Кто скажет, что ты получил контузию? Вот в этой папочке все документы из госпиталя, в котором ты был. Их нет ни для тебя, ни для кого другого. Усвоил?

– Между прочим, товарищ майор, мне в Ташкенте, в госпитале, поставили довольно неприятные диагнозы: посттравматический синдром, контузия, поврежденный позвоночник. Что мне делать, если меня завтра, как вы говорите, здорового парня, скрутит болезнь?

– Не переживай, Абрамов, все будет нормально. Я наводил справки в отношении твоего здоровья. Мне твой лечащий врач сообщил, что ты физически крепок, и все, что ты только что назвал, может проявиться лишь лет через двадцать, не раньше, то есть тогда, когда закончится срок твоей подсписки. Вот, получи свой военный билет офицера запаса. Кстати, хочу тебя поздравить, тебе присвоено очередное воинское звание старшего лейтенанта запаса. Так что все у нас с тобой, Абрамов, «чики-чики».

– Скажите, а как быть с памятью? С друзьями? Их же не заставишь писать расписки, чтобы все это забыть? А если государство через какое-то время распорядится о назначении каких-либо льгот участникам этих событий, как тогда, товарищ майор?

– Какие льготы, Абрамов? Разве тебе не понятно, что тебя в Афгане не было! Ты понял, не было! Ты был, лишь на воинских сборах, в Таджикистане и не более. Скажи сам, что я могу написать в твоем военном билете номер твоего подразделения, которого уже нет? А, на нет и суда нет!

– Вы знаете, товарищ майор, мне сейчас стыдно за наше государство, которое вот так пытается обмануть своего защитника. А как быть с теми моими друзьями, которые погибли там? Может, и их у меня не было?

– Это не твои проблемы, Абрамов. Ты меньше думай об этом и меньше задавай вопросов. Все, что нужно, я для тебя сделал. Ко мне не должно быть никаких претензий и обид. В конечном итоге не я тебя туда направлял и не я там тебя покалечил. Так что бывай, Абрамов. Помни, что бывает за разглашение военной тайны, я бы не хотел, чтобы ты забыл об этом.

Виктор встал со стула и медленно направился к выходу. Его нагнал кадровик и, улыбаясь во все лицо, похлопал по плечу.

– Теперь, наверное, Абрамов, ты по-другому смотришь на жизнь?

– Вы правы, товарищ майор, все также сквозь прорезь прицела. Вы знаете, я бы очень хотел, чтобы вы на эту жизнь тоже посмотрели моими глазами. А для этого вам нужно побывать в Афганистане, понюхать, как пахнет кровь и разлагающиеся трупы.

– Вот ты опять за свое. Я тебя туда лично не посылал и все претензии не ко мне, а к ним, – произнес он и пальцем указал на потолок.

Абрамов вышел из подъезда КГБ, закурил и медленно направился в сторону остановки.

***

Утром, надев черный костюм, белую рубашку и галстук, Абрамов поехал на вертолетный завод. Перекурив около здания заводоуправления, он направился в отдел кадров. Начальник отдела кадров, мужчина лет пятидесяти, небольшого роста с рыжими редкими волосами, указал ему на стул и, наморщив лоб, словно соображая, как это лучше преподнести, тихо произнес:

– Извини, Абрамов, ничем помочь тебе не могу. Твое прежнее место работы, уже занято. Пойми сам, мы же не могли ждать тебя так долго. Жизнь идет и с тобой, и без тебя. Скажи, это правда, что ты контуженный?

– Интересно, кто вам об этом сказал? Наверняка, КГБ!

– Ты угадал, Абрамов. Мне стало об этом известно оттого, кто тебя оформлял в эту длительную командировку. Вот я сейчас и думаю, куда тебя такого пристроить. Наверняка, нужна работа полегче прежней?

Виктор сидел на стуле, отлично все понимая.