Шурави, или Моя война

Секретарь взяла дело и вышла из кабинета. Налив в стакан холодной газированной воды из сифона, Лобов выпил ее залпом и направился с докладом к своему начальнику.

***

Наконец-то Абрамов дождался того момента, когда врачи разрешили ему снова заниматься спортом, и все свободное от процедур время он проводил на небольшой спортивной площадке. Виктор много бегал, слегка занимался на перекладине, несмотря на периодически возникающие боли в позвоночнике. С каждым днем он все лучше и лучше слышал. Жизнь стала приобретать прежние знакомые ему черты.

Абрамов каждый день ложился и вставал с надеждой, что этот день будет последним днем его пребывания в госпитале. Всю оставшуюся неделю с ним занимался психиатр, чтобы подготовить его к гражданской жизни. Сегодня медсестра попросила его зайти к главному врачу госпиталя.

– Здравствуй, Абрамов, – поздоровался он с ним. – Я вижу, что твое пребывание в нашем госпитале подходит к концу. Ты заметно окреп, и, со слов лечащего врача, чувствуешь себя достаточно хорошо. Мы тут посоветовались и решили тебя выписать. Завтра получишь проездные билеты до Казани, суточные, выписку-справку и можешь отправляться домой.

– Спасибо, товарищ полковник, – ответил Виктор. – Я не забуду ваш госпиталь, в котором умелые руки врачей вернули меня к жизни.

– Скажи, Абрамов, между нами, ты тогда придуривался, отвечая на вопросы сотрудника Особого отдела, что ничего не помнишь?

Виктор сделал вид, что не понял, о чем его спросили. Главный врач засмеялся и похлопал его по плечу.

– Ты знаешь, Абрамов, я тогда тоже поверил в это. При наличии подобной контузии у тебя действительно могли быть признаки амнезии, о чем я и написал ему в справке. Сейчас я рад, что ошибся в диагнозе.

Он снова похлопал его по плечу и пожелал Виктору доброго пути домой. Абрамов поблагодарил его за заботу и вышел из кабинета во двор.

«Значит, завтра домой!!!», – захотелось ему закричать во все горло.

Виктор стал внимательно рассматривать двор, больничные корпуса, солдат, ковыляющих на костылях, у многих из которых отсутствовали конечности. Все это он захотел оставить в своей памяти о войне. Перекурив, он направился в корпус, где находилась сестра-хозяйка.

– Катерина Ивановна! – обратился Абрамов к ней. – Завтра меня выписывают из вашей «конюшни». Подскажите, в чем мне ехать домой?

– Как фамилия, боец? – спросила она его.

– Абрамов Виктор Николаевич, третий корпус, третья палата.

Она порылась в амбарной книге и, улыбаясь, произнесла:

– А у тебя, Абрамов, свой индивидуальный мешок с личными вещами.

– Что за мешок? – удивленно спросил он ее. – Меня сюда доставили прямо с дороги, при мне тогда ничего, кроме автомата, не было.

– Я не знаю, что у тебя было. Когда тебя сюда привезли, то рядом с тобой лежал мешок с личными вещами.

«Спасибо, друзья, – с благодарностью и теплом подумал он о Марченко и Татьяне. – Теперь я могу отправиться домой не в военной форме, а в модной гражданской одежде».

Сестра-хозяйка долго копалась на полках, разыскивая этот мешок. Наконец, достала его и протянула мне. Это был знакомый по войне обычный мешок зеленого цвета, в который бойцы складывали свои боеприпасы и провиант. На мешке шариковой ручкой чьим-то чужим почерком было выведено – Абрамов В.Н.

Виктор дернул за шнур. В мешке находились новые американские джинсы фирмы «Ли» и такая же джинсовая рубашка темно-голубого цвета. Под ними лежали черные новые полуботинки. На самом дне мешка Абрамов нашел небольшую записку:

«Извини, это все, что мог найти за полчаса. Марченко».

Виктор почувствовал, как к горлу подступил комок. Он представил себе командира, который бегал по базе и собирал у ребят эти вещи.

– Спасибо тебе, командир, – произнес он шепотом.

– Ты что там бормочешь? – спросила его сестра-хозяйка.

Он махнул рукой и, подхватив мешок, направился к выходу.

***

«Союз, как много значит это слово для них, бывших солдат, сражавшихся в Афганистане. Там, в этих проклятых Богом горах мы все втайне друг от друга мечтали вернуться сюда. Рисовали в голове картины встречи с родственниками, с друзьями. Для многих из нас мечты так и остались мечтами», – с грустью думал Абрамов, шагая по улицам Ташкента и все еще никак не веря в то, что вернулся домой, в Союз.

Виктор шел и удивленно разглядывал улыбающиеся лица людей, детей, играющих в песочницах. Казалось, что у него просто не было другой жизни, что так было всегда. Лишь иногда возникающая в спине боль напоминала ему о прошлой жизни, где были боевые друзья и бесконечная военная дорога.

Абрамов сел в поезд «Ташкент-Казань». Колеса выстукивали приятную для сердца дробь. Он лежал на верхней полке и, не отрываясь, смотрел в окно. Вместе с ним в одном купе ехали двое демобилизованных из армии военнослужащих. С их слов, оба служили в Афганистане и демобилизовались этим летом, когда пришла замена. Четвертым пассажиром оказалась молодая женщина тридцати-тридцати пяти лет. Она сидела напротив Виктора на нижней полке, и все время смотрела, как и он, в окно. Ей явно не нравился состав купе и, особенно, эти солдаты, которые успели уже где-то изрядно выпить, и каждый из них, размахивая руками и громко выражаясь, спорили, кто из них круче. Женщина со страхом слушала их и, по всей видимости, принимала весь этот пьяный бред за настоящую правду.

– Ты знаешь, Колян, однажды наша рота напоролась на засаду. Духов человек триста, если не больше. Представь себе: ночь, триста духов и мы у них, как на ладони, на дороге. Все пацаны орут от испуга, а они поливают нас из гранатометов и безоткатных орудий. Я смотрю, еще немного и поляжет вся наша рота. Я вскакиваю с места и поднимаю бойцов в атаку. Ну, мы и сошлись с ними в рукопашном бою. Я вот этой рукой лично убил с десяток духов.

Он замолчал и посмотрел на женщину, которая со страхом взирала на его покрытую рыжими волосами руку. Эффект от этого рассказа превзошел все ожидания. Женщина вжалась в угол купе, губы ее задрожали.

– Неужели вы одной рукой убили десять человек? – спросила она.

– А ты, что сомневаешься в этом? Да, вот этой рукой. Когда идет бой, человек способен на многое.

– Слушай, братишка, а где ты служил? – спросил его Абрамов.

– В Афганистане, – произнес он, рассматривая его почерневшее от загара лицо, – а, что?

– Просто спросил, Афганистан большой, – ответил Виктор. – Судя по твоим петлицам, ты – артиллерист и моджахедов ближе двадцати километров, наверное, и не видел, и поэтому не стоит здесь особо бравировать и пугать женщину.

Солдат вскочил на ноги и хотел броситься на Абрамова с кулаками. Однако, его остановил товарищ.

– Игнат, да брось ты с этими штатскими цапаться. Он же не душман, а свой, русский.

– А, что он выступает не по делу? Можно подумать, что тоже был там. Сейчас каждая тыловая тварь может назвать себя афганцем.

– Да Бог с ним. Что он в этой жизни видел. По его роже видно, что он колхозник.

Виктор промолчал. Спорить с этими пьяными ребятами ему не хотелось. Пусть они и болтуны, но все равно они были оттуда, из Афганистана. Абрамов снова стал смотреть в окно, стараясь забыть эту сцену. Через некоторое время он задремал под ритмичный стук колес.

***

Виктор проснулся от громкого солдатского мата. Он приоткрыл глаза и заметил, что у них в купе появились еще трое «дембелей». Все они были пьяны и вели себя крайне развязно. У одного на груди он заметил медаль «За боевые заслуги». Солдаты притащили с собой две бутылки водки и стали их распивать. Напуганная их появлением женщина сидела в углу купе и, как затравленный зверек, смотрела на них.

– Сто дней до приказа и бабу ни разу, – пропел один из солдат и попытался обнять женщину.

– Боец, убери руки, – произнес Абрамов. – Ты зачем обижаешь женщину?

– А ты кто такой? – спросил он Виктора. – Муж, что ли, или хахаль?

– Какое это имеет значение, кто я? Ты просто женщину не трогай и все, если хочешь доехать до дома здоровым, без инвалидности.

– Пошел ты, знаешь куда, – произнес он и громко засмеялся, – или мне это озвучить?